милость на прогулки, либо пешие, либо на машине. А Конни сделалась вдруг
домоседкой: она проводила почти все время у камина, либо с книгой (хотя
читала вполглаза), либо с вышивкой (хотя это ее мало увлекало), и очень
редко покидала дом.
предложила:
много. Красотища! Ничего лучше в марте не сыскать. Поставите у себя в
комнате, любо-дорого смотреть.
нарциссы - это и впрямь красота! Да и нельзя сидеть и киснуть в четырех
стенах, когда на дворе весна. Ей вспомнились строки Мильтона: "Так, с
годом каждым проходит череда времен. Но не сулит мне ничего ни день, ни
нежный сумрак Ночи, ни Утро..." А егерь? Худощавое белое тело его - точно
одинокий пестик чудесного невидимого цветка! В невыразимой тоске своей она
совсем забыла про него, а сейчас будто что-то торкнуло... у двери на
крыльце. Значит, надо распахнуть дверь, выйти на крыльцо.
столь необоримый в парке, в лесу присмирел, уже не сбивал с ног. Ей
хотелось забыться, сбросить всю мирскую мерзость, отринуть всех этих людей
с мертвой плотью. "Должно вам родиться свыше" [Евангелие от Иоанна, 3:7].
Я верю и в воскресение тела. "Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет,
то останется одно, а если умрет, то принесет много плода" [Евангелие от
Иоанна, 12:24].
где рос чистотел, вызолотили голые ветки. И притих лес под ласковыми
лучами. Выглянули первые анемоны, нежным бледно-фиолетовым ковром выстлали
продрогшую землю. "И побледнела земля от твоего дыхания". Но на этот раз
то было дыхание Персефоны.
из преисподней. И ветер дышал холодом над головой, запутавшись в
хитросплетенье голых ветвей. И он тоже рвется на свободу, подумалось
Конни, - как Авессалом [Авессалом ехал на муле, ветви дуба оплели ему
голову, мул пошел дальше, а Авессалом повис в воздухе (Вторая книга
Царств, 18:9)]. Как, должно быть, холодно подснежникам - белый стан,
зеленые кринолины листьев. Но им все нипочем. Появились и первые примулы -
у самой тропы: желтые тугие комочки открывались, выпуская лепестки.
лесу Конни вдруг разволновалась, раскраснелась, в голубых глазах вспыхнул
огонек. Шла она неторопливо, нагибалась, срывала примулы, первые фиалки -
они тонко пахли свежестью и морозцем. Свежестью и морозцем! Она брела куда
глаза глядят.
кое-где тронутый мхом, был бледно-розовый, точно изнанка гриба, под
широкими лучами солнца казался теплым. У крыльца рос куст желтого жасмина.
Дверь затворена. Тишина. Не курится над трубой дымок. Не лает собака.
она хочет полюбоваться нарциссами.
свои яркие нежные лица, разве что отвернуть от ветра.
от рыданий. А может, вовсе и не рыдают, а радуются. Может, им нравится,
когда их треплет ветер.
упруго оттолкнув незваную гостью: сколько в этом могучем и высоком деревце
жизни. Оно живет, растет и тянется-тянется к солнцу. Конни смотрела, как
солнце золотит макушки цветов, чувствовала, как греет оно руки, колени. До
нее долетел легкий аромат цветов, смешался с запахом смолы. Она сейчас
одна, ей покойно. Но вот уже мысли о собственной судьбе водоворотом
захватили и понесли. Раньше ее, точно лодку на приколе, било о причал,
бросало из стороны в сторону; теперь она на свободе, и ее несут волны.
на них падала тень. Так и простоят весь день и всю долгую, холодную ночь -
хрупкие и нежные, но сколько в них силы!
она не любила рвать цветы - и пошла прочь. Ее ждет Рагби, ненавистные
стены, толстые непробиваемые стены! Стены! Повсюду стены! Но в такой ветер
и стены кстати.
верится, что они вырастают из земли.
своеволию.
петляя, вывела ее к источнику, называли его Иоаннов колодец. На этом
склоне холма было холодно, и ни одного цветочка меж сумрачных лиственниц
она не нашла. Из земли бил маленький, обжигающе холодный ключ, выложенный
белыми и красными камушками. Ледяная, чистейшая вода! Капли - что алмазы!
Это новый егерь, несомненно, обложил источник чистыми камнями. Чуть слышно
журчит вода, тонкой струйкой сбегает по склону. А над головой шумят-гудят
лиственницы, сейчас они, колючие и по-волчьи ощетинившиеся, смотрят вниз
на темную землю, но не заглушить им источника, который звенит-журчит
серебряными колокольцами.
не одну сотню лет. Больше не ходят. Давным-давно зарос вытоптанный подле
него пятачок, и сделалось это место холодным и печальным.
стук, и она остановилась. Может, дятел? Или кто молотком бьет? Нет,
определенно, молоток!
вроде бы бесцельная, в никуда. Но что-то подсказало ей, что по тропе этой
ходят. И она отважно свернула на нее, пробралась меж пушистыми елями и
вышла к маленькой дубраве. Тропа вела дальше, а стук молотка слышался
отчетливее; несмотря на то, что по вершинам деревьев гулял шумный ветер, в
лесу стояла тишина.
бревен. Конни никогда здесь не бывала! Наверное, именно в этом сокрытом от
глаз уголке и устроили фазаний питомник. Егерь в одной рубашке стоял на
коленях и что-то приколачивал. К Конни с лаем бросилась собака, егерь
встрепенулся, поднял голову. В глазах мелькнула тревога.
А она, не чуя под собой ног, шагнула навстречу. Его раздосадовало
вторжение, ведь уединение он ценил превыше всего - последнее, что осталось
у него от свободы.
потеряв дыхание, почти шепотом, испугавшись его прямого взгляда.
растягивая звуки.
ветки и всякий мусор. Он подвинул табурет, сколоченный из ореховых
поленцев.
в деревенское просторечие.
сложенный из кирпичей камин в углу несколько сучьев, и желтые языки
пламени устремились ввысь, к дымоходу. Освободив место подле огня, он
предложил:
человека сразу подействовала на нее. Она вытянула к огню руки, потом
подбросила поленцев, а Меллорс вышел и вновь принялся что-то мастерить.
Сидеть в углу подле очага ей вовсе не хотелось, куда приятнее смотреть с
порога, как работает егерь, но ничего не поделаешь: придется уступить
перед хозяйской заботливостью.
стол и табурет, рядом - простой самодельный верстак, ящик с инструментами,
доски, кучка гвоздей. На стене развешано самое необходимое: топор, тесак,
капканы, дождевик, чем-то набитые мешки. Окна в хижине не было; свет
проникал через открытую дверь. Конечно, здесь грязь и хлам, но для
Меллорса хибарка эта - вроде святилища.
задет Меллорс, ведь посягнули на его уединение, и кто! Женщина! С ними бед
не оберешься. А он уже дожил до той поры, когда осталось лишь одно желание
- побыть одному. И все ж не в силах он исполнить даже это, ведь он человек
подневольный, а хозяева мешают.
зажила еще рана с прошлых времен. Нужно, чтоб его оставили в покое, не
оставят - он умрет. Он полностью отрешился от мира, найдя последнее
пристанище в лесу, где можно надежно спрятаться.
стало жарко. Она перебралась к двери и села у порога - оттуда видно, как
работает егерь. Он будто и не замечал ее, хотя и чувствовал взгляд. Но
работал как ни в чем не бывало, сосредоточенно и споро, бурая собака
сидела, поджав хвост, рядом и бдительно поглядывала по сторонам.