чем-то белом, не то светло-кремовом. Перед ней стояла чашка с
кофе и мороженое в металлической штампованной вазочке. Густая
волна волос закрывала большую часть лица, и разобрать, хороша
она собой или дурнушка, было нельзя.
подумал Алексей.-- Ночная бабочка? Здесь?.. А может, у нее
обстоятельства, вроде моих собственных? Или кто-то с минуты на
минуту обещал подойти?.. Почему бы не подойти, скажем, мне?"
в ее глазах зеленоватым, кошачьим блеском.
неожиданному соседству. Кажется, ей было все равно. Алексей
сел.
как будто даже с трудом. Лицо ее по-прежнему было в тени волос,
и выражения Алексей разобрать не мог.
предположил он.-- Тогда я рискую оказаться в дурацком
положении. Ну да, не привыкать".
слов, но девушка, хотя и не сразу, отозвалась:
удалилась. Алексей протянул меню девушке, но она отрицательно
качнула головой.
ресторане? Извините за прямой вопрос, но иначе я лопну от
любопытства.
усмешкой?.. В которой Алексей не заметил никакого интереса к
себе.
действительно не знает.
котлета, которая теперь почему-то называлась бифштексом,
показалась ему вершиной кулинарного искусства. Соседка по
столу, пока он ел, похоже, совершенно забыла о его
существовании Она сидела с безучастным видом в прежней своей
позе, и Алексей вдруг отчетливо понял, что эту стену равнодушия
ему не пробить. Кажется, она была права, когда сказала, что он
не может ей помешать. В ее словах не было рисовки или
кокетства, как ему вначале показалось. Он, действительно, для
нее не существовал.
возраста, склонных к суициту, задумчиво-отрешенных, скрытных,--
только из посмертной записки и альбомов становится ясно, что
самоубийца была безнадежно влюблена в какогонибудь Пола
Маккартни.
молодежи человек шесть; Алексей сидел боком и не особенно
всматривался. В компании были две подвыпившие девицы, судя по
взвизгам, и с одной из них неожиданно случилась истерика --
слезы, хохот, истошные выкрики. Кажется, она требовала кого-то
убрать, куда-то рвалась, ее не пускали и, наконец, увели.
впечатление, она задрожала вся и неосторожных движением
опрокинула чашку с остатками кофе на стол. Часть пролилась на
платье, оставив на нем след.
Алексей, подавая салфетки. Она салфеток не заметила, однако ж
ему почудилась странная радость во взоре, она как будто была
знакомо с той истеричкой, и Алексей решил, что за какую-то вину
Иру попросту изгнали из компании.
зала. Он успел увидеть ее уже в дверях.
возвращая деньги. Алексей сунул сдачу в карман и устремился за
Ириной. Она слегка прихрамывала при ходьбе, это было заметно --
типичный гадкий утенок в молодежной компании, редко прощающей
телесный недостаток. Хромота, пожалуй, многое объясняла в ее
поведении, но не все.
словам, ни жестом, ни выражением лица. Он решил расценить это
как согласие и пошел рядом.
большими паузами она отвечала на все его вопросы, словно
исполняя обязанность. Но сама не задала ни одного. Ответы были
односложны, часто непонятны или невразумительны, в своих
действиях отчета себе она, видимо, не отдавала и не знала,
почему поступает так, а не иначе. Алексей почувствовал, что ни
на шаг не смог к ней приблизиться, хотя бы зацепить за живое.
Даже напротив, она все более отдалялась от него, он чувствовал
это почти физически -- они шли рядом, почти касаясь один
другого, и в то же время, как бы по разным сторонам улицы.
под фонарем возле одноэтажного в три окна домика, утонувшего
среди черемух и погруженного в синие майские сумерки.
шевелящуюся тень.
на столбе фонаря. Но тень была одна -- его собственная. Он
обернулся. Ира уже стояла за калиткой, и на ее лице ему
почудилась улыбка... Или усмешка? Ему сделалось неприятно и,
если бы не извечное его любопытство, он сейчас просто
повернулся бы и ушел. Но, сделав над собой усилие, спросил:
он, намекая на поспешное бегство.
силуэт, сверкнув из темноты глазами, тихо скрылся за дверью. Он
остался один.
узнаешь о ней все, что тебе нужно," -- мысленно обругал себя
Алексей.
выбраться из этих оврагов и кривых, незнакомых улочек,
понадобилось плутать в темноте часа полтора. Домой Алексей
вернулся лишь в двенадцатом часу ночи, и без сил рухнул на
кровать. Тяжелое забытье навалилось на него, едва он
расслабился и перестал себя контролировать. Сказывалась
усталость минувшего дня.
ясно и отчетливо. Перед его внутренним взором с голографической
ясностью всплыла последняя сцена, под фонарем. Фонарь качался,
и он, помнится, скосил глаза на свою шевелящуюся независимо от
него тень. Сумасшедшая Ира в тот момент стояла рядом, но ее
тень... У нее не было тени! Поначалу до него это не дошло, он
что-то еще ей говорил, она ответила... То есть, они продолжали
стоять рядом. Но когда он повернул голову, чтобы убедиться
окончательно, она вдруг оказалась за калиткой. Несколько
странная прыть при ее хромоте? Калитка, к тому же, была шагах в