глубоко презираю все, что может дать женщина... презираю даже ее самое, и
услуги, которых я от вас жду, совсем другого рода; когда вы убедитесь в моей
благосклонности к вам, надеюсь, я найду в вашей душе то, на что имею право
рассчитывать.
что она не знала, как на них отвечать, и тем не менее она отвечала, да еще с
необыкновенной горячностью. Следует ли говорить об этом? Увы, да: скрыть
неприглядные мысли Жюстины значило бы обмануть доверие читателя и поколебать
интерес, который до сих пор вызывали в нем невзгоды нашей героини.
первого дня, когда она его увидела, у нее не было сил побороть в себе
сильнейшее чувство нежности к этому человеку. Чувство благодарности в ее
сердце усиливало эту внезапную любовь, ежедневное общение с предметом
обожания придавало ей новые силы, и в конце концов несчастная Жюстина
беззаветно полюбила злодея, полюбили так же страстно, как обожествляла
своего Бога, свою религию... и свою добродетельность. Она часами думала о
жестокости этого человека, о его отвращении к женщинам, о его развращенных
вкусах, о непреодолимости моральной пропасти, которая их разделяла, но ничто
на свете не могло погасить ее страсть. Если бы Брессак потребовал у нее
жизнь, захотел бы ее крови, Жюстина отдала бы все и была бы в отчаянии от
того, что не может принести еще больших жертв единственному идолу своего
сердца. Вот она любовь! Вот почему греки изображали ее с повязкой на глазах.
Однако Жюстина никогда не признавалась в этом, и неблагодарный Брессак не
догадывался о причине слез, которые она проливала из-за него каждый день.
Тем не менее он не мог не заметить готовности, с которой она делала все, что
могло ему понравиться, не мог не видеть слепого подчинения, с каким она
старалась исполнить все его капризы, насколько позволяла ей собственная
скромность, и как тщательно скрывала она свои чувства перед его матерью. Как
бы то ни было, благодаря такому поведению, естественному для раненного
любовью сердца, Жюстина заслужила абсолютное доверие молодого Брессака, и
все, что исходило от возлюбленного, имело настолько высокую цену в глазах
Жюстины, что очень часто бедняжке мерещилась ответная любовь там, где были
лишь распутство, злоба или, что еще вернее, коварные планы, которые зрели в
его черном сердце.
в моих заботах только по принуждению, и им хотелось бы увидеть обнаженные
прелести молодой девушки. Эта потребность оскорбляет мою гордость: я бы
хотел, чтобы их возбуждение было вызвано только мною. Однако поскольку оно
для меня необходимо, я предпочел бы, мой ангел, чтобы его причиной была ты,
а не другая женщина. Ты будешь готовить их в моем кабинете и впускать в
спальню только тогда, когда они придут в соответствующее состояние.
вещи? Эти мерзости, на которые вы меня толкаете...
исправить невозможно. Если бы только ты знала, если бы могла понять, как
сладостно испытывать ощущение, что ты превратился в женщину! Вот поистине
потрясающее противоречие: я ненавижу ваш пол и в то же время хочу
имитировать его! Ах, как приятно, когда это удается, как сладко быть шлюхой
для тех, кто хочет тебя! Какое блаженство - быть поочередно, в один и тот же
день, любовницей грузчика, лакея, солдата, кучера, которые то ласкают, то
ревнуют, то унижают или бьют тебя; а ты становишься то торжествующей
победительницей в их объятиях, то пресмыкаешься у их ног, то ублажаешь их
своими ласками и воспламеняешь самыми невероятными способами. Нет, нет,
Жюстина, тебе никогда не понять, какое это удовольствие для человека с такой
организацией как у меня. Но попробуй, забыв о морали, представить себе
сладострастные ощущения этого неземного блаженства, устоять перед которыми
невозможно, впрочем, невозможно и представить их... Это настолько щекочущее
ощущение... Сладострастие настолько острое, восторг настолько
исступленный... Человек теряет от этого голову, иногда теряет даже сознание;
тысячи самых страстных поцелуев не в состоянии передать с достаточной
живостью опьянение, в которое погружает нас любовник. Мы таем в его
объятиях, наши губы сливаются, и в нас просыпается желание, чтобы все наше
существо, все наше существование перетекло в его тело, чтобы мы превратились
с ним в одно неразрывное целое. Если мы когда-нибудь и жалуемся, так лишь
оттого, что нами пренебрегают; мы бы хотели, чтобы наш любовник, более
сильный, чем Геркулес, проник в нас своим мощным посохом, чтобы его семя,
кипящее внутри нас, своим жаром и своей неукротимостью заставило нашу сперму
брызнуть в его ладони. Ты ошибаешься, если думаешь, что мы такие же, как
остальные люди: у нас совершенно другая конституция, и той хрупкой пленкой,
которая прикрывает вход в глубины вашего мерзкого влагалища, природа,
создавая нас, украсила алтари, где приносят жертвы наши селадоны. Мы - такие
же женщины в этом месте, как и вы в храме воспроизводства. Нет ни одного
вашего удовольствия, которого мы бы не познали, ни одного, которым мы бы не
могли наслаждаться, но у нас есть и свои, незнакомые вам, и это
восхитительное сочетание делает нас людьми, самыми чувствительными к
сладострастию, лучше всего приспособленными, чтобы им наслаждаться. Да,
именно это необыкновенное сочетание делает невозможным исправление наших
наклонностей... оно превращает нас в безумцев, в одержимых безумцев, тем
более, когда кому-нибудь приходит идиотская мысль осуждать нас... оно
заставляет нас до самой смерти хранить верность тому очаровательному богу,
который нас пленил.
Жюстина даже не пыталась говорить ему о добропорядочной даме, которой он был
обязан своим появлением на свет, и о страданиях, которые должны доставлять
ей столь распутное поведение: с некоторых пор она не видела в этом юноше
ничего, кроме презрения, насмешливости и в особенности нетерпения получить
богатства, которые, по мнению Брессака, по праву принадлежали ему; не видела
ничего, кроме самой глубокой ненависти к этой благочестивейшей и
добродетельнейшей женщине и самой неприкрытой враждебности к тому, что
глупцы называют естественными человеческими чувствами, которые при ближайшем
рассмотрении оказываются лишь результатами привычки.
вкусах, инстинкт этого так называемого закона, необходимое продолжение
самого первого безумного поступка, становится мощным толчком, который гонит
его к тысячам других, еще более безрассудных.
обыкновенно утешалась сама, потому что слабости всегда свойственно
довольствоваться химерами, и пыталась смягчить душу этого извращенца своими
иллюзиями. Однако Брессак, яростный враг религиозных мистерий, непримиримый
противник догм религии и в особенности ее создателя, вместо того, чтобы
прислушаться к словам Жюстины, немедленно вставал на дыбы и обрушивал на нее
свои аргументы. Он был достаточно высокого мнения об умственных способностях
этой юной девушки, чтобы попробовать осветить ей путь к истине факелом
философии, кроме того, ему было необходимо искоренить все ее предрассудки.
Вот какими словами он бичевал божественный культ:
однажды, - все предполагают в качестве необходимой посылки признание
создателя, существовать который никак не может. Вспомни в этой связи
разумные речи того разбойника по имени Железное Сердце, о котором ты мне
рассказывала; ничего убедительнее, чем его принципы, я не знаю и считаю его
очень умным человеком, и незавидное положение, в котором он оказался по
глупости людей, не отнимает у него права рассуждать здравым образом.
ее действие и ее реакция непременно предполагают, в качестве основной
предпосылки, движение, что остается делать высшему создателю, о котором
твердят люди, заинтересованные в его существовании? Вот об этом и говорил
тебе твой умный наставник, милая девочка. Таким образом, чем оказываются
религии, как не оковами, которыми пользуются сильнейшие, чтобы управлять
слабыми? С коварными намерениями тиран заявил человеку слабому, что цепи,
которые он надел на него, выкованы неким Божеством, а бедняге, сломленному
нищетой, ничего не оставалось, как поверить в это. Так заслуживают ли
уважения религии, рожденные обманом, и есть ли среди них хоть одна, не
несущая на себе печати коварства и глупости? Что мы в них видим? Тайны,
бросающие разум в дрожь, догмы, противоречащие природе, абсурдные церемонии,
которые не вызывают у человека ничего, кроме презрения и отвращения. Но есть
две религии, Жюстина, которые больше всего заслуживают нашей ненависти: я
имею в виду те, что опираются на два идиотских романа, известных как Ветхий
и Новый Заветы. Давай вспомним в общих чертах это нелепое собрание наглости,
глупости и лжи, потом я буду задавать тебе вопросы, а ты, если сможешь,
попробуешь на них ответить.
на костре евреев, которые в продолжение четырех тысяч лет были любимцами
Бога? Как можете вы, делающие культ из еврейского закона, уничтожать не за
то, что они следуют этому закону? Почему ваш Бог оказался непоследовательным
и несправедливым варваром, когда из всех народов на земле избрал маленькое
еврейское племя, а потом отказался от него и предпочел ему другое племя, еще
более ничтожное и низкое?
показать их нам, хотя мы заменили в его глазах тот бедный народец, для
которого он так старался?
хронологии с хронологией евреев? И как согласуются между собой сорок разных
способов, которыми комментаторы исчисляют время? Если я скажу, что эта книга
продиктована Богом, мне возразят, что в таком случае этот Бог -
самонадеянное невежественное существо.
законы за Иорданом. Но как это может быть, если он никогда не переходил
Иордан?
Лукьяненко Сергей
Влодавец Леонид
Никитин Юрий
Акунин Борис
Вронский Константин
Афанасьев Роман