Старший по флигелю, он же ротный, объединяет командиров взводов. 2-4 роты -
это уже батальон. Те блоки, где живут только русские, могут выставить целый
батальон. Там, где русских немного, будут взводы. Но и их надо собрать в
роты и батальоны. Этим мы придадим некоторую стройность нашим формированиям.
В будущем все командиры должны хорошо знать свои подразделения и по
численности, и по моральному состоянию.
человек более гибкие и безопасные. Недаром немцы - опытные конспираторы -
создают именно такие группы. Другие поддерживали меня: должна быть воинская
организация. Но решить окончательно этот вопрос мы не могли. Николай Кальчин
обещал доложить политическому Центру.
блоку. Шел и думал: всего полчаса заседал совет, и не было сказано ни одного
лишнего слова. И все-таки в этот морозный декабрьский вечер у сотен русских,
которые жмутся сейчас в бараках к железным печуркам, произошло большое
событие. Они еще ничего не знают об этом. Но, может быть, именно сейчас в
судьбах многих из них произошел крутой поворот. Встала ясная, хотя и трудно
достижимая цель - освобождение! Конечно, труднодостижимая! Безумно трудная!
Но, по-моему, лучше иметь цель перед глазами, чем ежечасно упираться в
отчаяние и пассивно ждать: вот когда-нибудь кончится война, и нас
освободят... Нет, уж лучше погибнуть в действии, чем ничего не делать!
воздух. В черном небе надо мной сцокойно горели звезды, воздух был тих и
прозрачен. Ноздри не ощущали привычного запаха гари, столб огня и дыма из
трубы крематория поднимался высоко в открытое небо. И сегодня он меня не
пугал. Не хотелось думать, что можно в одну минуту расстаться со всеми
планами и взлететь в эту черную спокойную глубину. Ра"ве для того мы прошли
через бесчисленные мучения? Надо действовать, действовать-как можно скорей и
как можно осторожнее!
под чьими-то быстрыми флагами. Знакомый голос окликнул меня:
обмозговать хочу.
прикурил, дал мне затянуться. Так мы стояли, курили, каждый продумывая свое.
Николай долго смотрел на дымное пламя крематория и вдруг с каким-то
озорством и решительностью произнес:
плеч голова, или "ура"!
и Рыкова?
к осажденному Ленинграду в июне 1942 года. К городу не пробились, попали в
окружение. Он рассказывал мне: на его глазах полк растаял в беспрерывных
атаках. Осталась небольшая группа. Пошли на последний прорыв. Пуля пробила
Бакию грудь. Ой все-таки еще полз. А потом потерял сознание. Когда очнулся,
над ним уже стояли немецкие автоматчики... Да что там говорить - это и вам,
и мне хорошо знакомо.
оказался в железных рудниках в районе Вецлара. Там мы и встретились.
Понравился он мне - решительный, горячий. Раз убежал - неудачно. Снова стал
группу готовить. В эту группу попал и я. Ушли вшестером. По дороге нас
накрыли. Ну и вот - Бухенвальд. Мы немного позже вас попали сюда, но вот
видите: думали об одном и том же. Мы тоже тут группу собрали, хотели бежать,
а Николай Кальчин узнал об этом. Я, говорит, представитель подпольного
Центра. Хотите создать военную организацию? Будем действовать вместе! А тут,
говорят, подполковник Смирнов собирает ребят. Вот, Иван Иванович, теперь и
будем действовать вместе! На Бакия можете во всем положиться - железный. Ну,
а Рыкова я мало знаю...
громко выстукивая деревянными колодками. Не хотелось расставаться.
Перебирали людей, которых знали, прикидывали, на кого можно положиться,
строили планы. И обоим нам было хорошо оттого, что мы думали одинаково и
понимали друг друга с полуслова.
военнопленных под Двинском, в Латвии, мы встретились и подружились. О, это
был страшный лагерь! На песках землянки - и все. Нет, не все - еще голод,
побои, морозы, болезни. Жили мы с Николаем в одной землянке, ели из одного
котелка, доставшегося нам от третьего - умершего. Вместе нас вывезли в
лагерь Саласпилс под Ригой, вместе погнали в Германию. Тут мы и потеряли
следы друг друга. И я долго жалел об этом. Было много общего в нашей судьбе:
окружения, прорывы, ранения, незаживающие раны... И сейчас я рад, что мы
снова вместе и в одном деле. Можем молчать и понимать друг друга...
отбоя. Кое-где открывались входные двери бараков и выпускали запоздавшего
гостя, который торопливо перебегал к своему блоку. Иногда проходили
двое-трое, слышалась нерусская речь. Где-то за воротами лагеря лаяли собаки,
поскрипывал снег под деревянными башмаками. И все так же рвался в небо
дымный сноп огня из трубы крематория. Кончался обычный день Бухенвальда...
подпольным организациям - - политической и военной. Недоразумения неизбежны.
Когда Кюнг-на 30-м блоке, Логунов-на 44-м, Григорий Черный - на 25-м
приступили по моей инструкции к формированию подпольных батальонов, они
столкнулись с подозрительностью некоторых заключенных. Что, мол, это еще за
вербовщики? Куда склоняют?
а ты - "погибать"!
дождешься.
чувствовалось: человек не доверяет, не идет на откровенный разговор. Он,
видимо, знает двоих-троих, с кем имеет связь по подполью, от кого получает
задания, и еще знает, что на всякий случай в Бухенвальде надо держать язык
за зубами.
доложить политическому Центру.
пришел на 7-й блок. 7-й блок - это лазарет в лагере военнопленных. А лагерь
военнопленных за колючей проволокой. У входа стоит лагершутц-полицейский. Я
останавливаюсь в нерешительности. Что сказать этому человеку с черной
повязкой на рукаве? Но лицо лагершутца расплывается в приветливой улыбке,
жестом он приглашает войти.
склад. Здесь полки, на них сложена кое-какая одежда, в углу груда деревянных
колодок. Дверь за нами захлопнулась, и кто-то снаружи запер ее на ключ. А
Николай Кальчин задвинул еще и засов.
Симаков, самый молодой из всех и самый боевой, знакомый мне Василий Азаров
(я не знал, что он член Центра, хотя мог догадаться об этом), Николай
Кальчин. Двоих я не видел до этого, мне их назвали: Александр Купцов и Иван
Ашарин.
дела, по-моему, сводилась прежде всего к следующему: началось формирование
воинских подразделений-батальонов, взводов. Но Бакий Назиров, Виктор Рыков,
Николай Задумов и я являемся какими-то военными организаторами,
уполномоченными Центра, но не командирами. Создаваемые на блоках батальоны,
не объединены общим командованием. Очевидно, батальоны надо объединить в
бригады и назначить командиров бригад. Эти командиры будут чувствовать
ответственность перед лицом сотен людей, а командиры батальонов проникнутся
большей уверенностью в силе организации. У меня есть предложение: в каменных
бараках создать бригаду и назвать ее "каменной", бригаду деревянных бараков
назвать "деревянной". Кроме того, создать "малую" бригаду из узников
карантинного лагеря. Из военнопленных формируется еще одна бригада.
Шилова Юлия
Мацумото Сэйте
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Ильин Андрей