ее болтовню, но только недолго, она быстро наскучила бы мне и захотелось
бы поскорее остаться наедине с самой собой..." Она спросила Анну:
машина даст гудок, она сейчас же поднимет пальчик и скажет: "Слышишь?
Бибика кличит". Такая душечка! Такая прелесть!
меня так пусто... О чем это толкует господин жених?" И, сделав над собой
усилие, она слушает.
здесь: собирают смолу четыре раза в год, а в Аржелузе - семь, а то и
восемь раз.
кажется, утомили вашу супругу.
переночевать в Аржелузе. Дегилем сказал, что он сам поведет его машину, а
завтра шофер пригонит ее обратно и привезет багаж Бернара.
долго будут помнить!
расчет, а нам это ни к чему: во-первых, они слишком много знают а кроме
того, имение... Одному только Бальону известны все его границы.
расслышала, госпожа де ла Трав добавила:
жестом, никогда не позволяй, чтобы она одна входила в кухню или в
столовую!.. Да нет, она не в обмороке, она спит или притворяется...
говорит:
и дает там волю своему негодованию. Разговор идет на местном наречии.
Тереза слушает кудахтанье Бальонши и думает: "Бернар чего-то испугался! Но
чего именно?" Он возвращается.
комнате. Я уже отдал распоряжение, чтобы вам накрывали на стол, как прежде
- в столовой.
во что бы то ни стало вызволить ее из беды. Он хочет, чтобы она
выздоровела, чего бы это ни стоило. Да, он, несомненно, испугался. Вот он
сидит перед ней, ворошит кочергой жар в камине. Тереза наблюдает за ним,
но не может угадать, какой образ возникает в пламени перед его выпуклыми
глазами, а видит он там красно-зеленый рисунок приложения к "Пти паризьен"
- "Узница замка Пуатье".
одной лужи. В самой середине зимы достаточно солнышку выглянуть на один
час, и уже можно спокойно гулять в туфлях на веревочной подошве по
дорогам, устланным ковром сухих и упругих сосновых игл. Бернар пропадал на
охоте по целым дням, но к вечеру всегда возвращался домой, спрашивал, как
Тереза себя чувствует, еще никогда он так не заботился о ней. В их
отношениях не было натянутости. Он заставлял ее взвешиваться каждые три
дня, позволял курить только после еды и не больше двух сигарет. По его
совету Тереза очень много ходила пешком по лесу: "Физические упражнения
возбуждают аппетит лучше всякого аперитива".
расступаются, размыкают свои ряды, ветвями подают ей знак, чтоб она
уходила на волю. Как-то раз вечером Бернар сказал ей: "Я прошу вас
подождать только до свадьбы Анны. Пусть все ланды еще раз увидят нас с
вами вместе, а после вы будете свободны". В ту ночь она не могла сомкнуть
глаз: тревога и радость не давали ей спать. На рассвете она услышала пение
петухов - казалось, они не перекликаются, а поют хором, все разом,
наполняя и небо и землю единым ликующим воплем. Итак, Бернар выпустит ее
на волю, как выпустил он когда-то в ланды дикую кабаниху, которую не мог
приручить. Когда Анна выйдет замуж за своего Дегилема, пусть себе люди
болтают что угодно. Бернар привезет Терезу в Париж, она погрузится в его
пучину, а он вернется домой. Так было у них условлено. Ни развода, ни
официального "раздельного жительства" - для посторонних предлогом выставят
ее здоровье. ("Она чувствует себя хорошо только в путешествиях".) Бернар
будет регулярно ей высылать ее долю дохода от сбора смолы.
чертям. "Я только тогда успокоюсь, - говорил он матери, - когда она
вытряхнется отсюда". - "Надеюсь, она примет свою девичью фамилию... Но все
равно, если она опять примется за свое, тебя живо найдут". Однако Бернар
утверждал, что Тереза "брыкается только в оглоблях". А будет она
чувствовать себя свободной, так, может быть, станет благоразумнее. Во
всяком случае, надо рискнуть. Такого же мнения держался и господин Ларок.
В конечном счете лучше всего, чтобы Тереза исчезла с горизонта: так ее
скорее забудут, люди отвыкнут сплетничать о ней. Теперь самое главное -
молчать. Мысль эта укоренилась в их головах, и они уже не могли отказаться
от нее: Терезу надо вывести из оглобель. Ах, как им хотелось сделать это
поскорее!
же бурые лохмотья засохших листьев упорно цепляются за ветви дуба. В эти
дни она открыла, что тишины в Аржелузе не существует. В самую тихую погоду
лес стонет, как будто плачет над своей судьбой, убаюкивает себя, и, даже
когда он засыпает, ночами слышится его бесконечный шепот. А ведь может
случиться, что в ее будущей жизни, невообразимой жизни, ей доведется
встречать зарю в таком одиночестве, что она пожалеет о часах утреннего
пробуждения в Аржелузе, о ликующем вопле бесчисленных петухов, и долгие
годы ей летом будут вспоминаться кузнечики, стрекочущие днем, и ночной
скрип сверчков. Париж. Кругом будут не сосны, терзаемые людьми, а люди,
опасные люди. Вместо полчищ деревьев - полчища людей.
непринужденно. Терезе пришла мысль, что мы спокойно терпим соседство
неприятных для нас людей, если уверены, что можем расстаться с ними.
Бернара теперь интересовало, и сколько весит Тереза, и как она рассуждает:
она говорила при нем так свободно, как никогда не говорила прежде. "В
Париже... когда я уеду в Париж..." Там она поселится в гостинице, а может
быть, подыщет себе квартиру. Она собиралась ходить на лекции, на доклады,
на концерты - начать с азов свое образование. Теперь Бернар и не думал
следить за ней, без опаски ел за столом суп, пил вино. Доктор Педмэ,
встречавший их иногда на дороге к Аржелузу, говорил своей жене:
"Удивительно, что они как будто совсем и не разыгрывают комедию".
13
улицам Парижа, подступала к террасе "Кафе де ла Пэ", где сидели за
столиком Бернар и Тереза. Она бросила сигарету и, как это делают жители
ланд, тщательно раздавила окурок подошвой.
проводить Терезу до Парижа. Конечно, поехали они только после свадьбы
Анны, и проводить даже надо было, считаясь с общественным мнением, но
главное - он подчинился желанию Терезы. Право, у этой женщины просто
талант создавать нелепые положения: пока она как-то связана с его жизнью,
ему, вероятно, не раз придется потворствовать ее безрассудным желаниям;
она сохраняет некое подобие влияния даже на такой уравновешенный, такой
положительный ум, как у него. И когда пришла минута расстаться с ней, он
против своей воли испытывал чувство грусти, хотя никогда бы не сознался в
этом: кажется, трудно найти человека более чуждого сантиментам такого
рода, а уж тем более по отношению к Терезе это просто немыслимо. И ему
хотелось избавиться поскорее от душевного смятения. Только и вздохнешь
свободно, когда сядешь в Южный экспресс. Автомобиль будет ждать его нынче
вечером в Лангоне. Вскоре после этой станции, у дороги на Вилландро,
начнутся сосновые леса. Он смотрел на профиль Терезы, видел, как ее взгляд
останавливается на каком-нибудь лице, возникшем в толпе прохожих, и следит
за ним до тех пор, пока оно не исчезнет. И вдруг Бернар сказал:
быстро добавил:
отвращение?
потом с очень серьезным видом подняла на него глаза. Наконец-то! Бернар
задал тот вопрос, над которым она задумалась бы прежде всего, будь она на
его месте. Может быть, не напрасна будет исповедь, так долго
подготовлявшаяся ею - сначала в коляске на пути в Низан, затем в поезде
узкоколейки, увозившем ее в Сен-Клер, в ту ночь, когда она так страстно,
так терпеливо вспоминала, делала тяжкие усилия, чтобы найти истоки своего
проступка. Может быть, наступила наконец минута, когда мучительное копание
в себе возместится ей. Должно быть, она невольно внесла смятение в душу
Бернара, все усложнила. И вот он задал ей вопрос, как будто случившееся