первого часа путешествия мама потеряла терпение, и Матта выставили на
откидное сиденье.
меня сложилась теория, что от усиленного вдыхания плотного воздушного
потока, которое вызвало кислородное опьянение, у Матта произошло нарушение
обмена веществ. В глазах у него появился странный блеск, и, хотя в
нормальной обстановке он не был слюнявой собакой, теперь он истекал слюной.
Он то и дело клал передние лапы маме на плечи и пускал слюни на нее, пока
она не взрывалась и не откидывала его резким толчком в подбородок. После
этого он обиженно ворчал и приноравливался пускать слюни на меня.
кислородом, сводилась к тому, что он понемногу высовывался за пределы одного
из задних крыльев автомобиля так далеко, что в кузове оставались только его
задние лапы и хвост. Он рискованно балансировал, сунув нос в самый воздушный
поток, а его длинные уши трепались на ветру.
забивало пылью, что он почти ничего не видел и не мог учуять даже запаха
дохлой коровы с расстояния в двадцать шагов. Против этого он, казалось, не
возражал, но, подобно неудачнику, которому в жизни уже все безразлично, он
порой высовывался за борт так далеко, что терял равновесие. Тогда я
вцеплялся в его хвост и только таким образом предотвращал несчастье. И все
же один раз, когда моя хватка немножко ослабла, он на какой-то миг повис в
воздухе, а затем грохнулся на дорогу.
времени, как папа остановил машину, Матт лежал, распластавшись, посреди
дороги в ста ярдах позади нас и жалобно скулил. Папа представил себе самое
худшее и решил тут же избавить бедное животное от мучений. Он выпрыгнул из
автомобиля и помчался в кузницу при дороге; через несколько минут он
вернулся, размахивая старым револьвером кузнеца. Но он опоздал. За время его
отсутствия Матт обнаружил глазевших на него из-за плетня двух телок и
моментально вскочил, чтобы с лаем погоняться за ними. Хотя во время этого
несчастного случая собака не получила серьезных ранений, одно небольшое
последствие его падения позволило мне занять в семейной хронике определенное
место, так как только я заметил и потом много раз рассказывал, как Матт от
страха, так сказать, напустил огромную лужу...
защиты от пыли. Однажды вечером папе пришло в голову, что это похоже на
потакание любимчикам -- Матт должен иметь очки. В это время мы как раз
въезжали в селение Элбоу, типичную для прерий деревню с немощеной главной
улицей, широкой, как целый участок средней руки фермы в Онтарио. Два ряда
домиков издали смотрели друг на друга фасадами, обшитыми досками. Когда мы
прибыли, единственным открытым заведением в Элбоу оказался аптекарский
магазин.
вышел пожилой продавец, папа попросил у него шоферские очки.
сконструированы на заре автомобильной эры, их можно было носить, и папа стал
примерять очки Матту.
продавца. Он был ошеломлен. Его бритое лицо вытянулось, как мокрая замша, а
пожелтевшие от табака остатки зубов, казалось, готовы были выпасть из
опустившейся нижней челюсти.
когда он поднялся, протягивая вторую пару очков.
вспомнив, что перед отъездом из Саскатуна забыл упаковать свой бритвенный
прибор, добавил: -- Да, еще нужны кисточка для бритья, мыло и безопасная
бритва.
Костлявой рукой он несколько секунд хватал воздух не в силах вымолвить ни
слова.
Не пытайтесь меня уверить, что эта собака еще и б р е е т с я!
крепления очков, но они псу очень шли и нравились. Когда очки не
требовались, мы передвигали их ему на-лоб, но через несколько дней он
научился делать это сам, а когда было нужно, снова надвигал их на глаза.
Если не считать того впечатления, которое они производили на лишенных
воображения прохожих, очки Матта имели невероятный успех. Однако они не
защищали его нос, и как-то на скорости сорок миль в час он столкнулся с
пчелой. Левую половину носа-картошки страшно раздуло. Это не создавало ему
большого неудобства, так как он устроился у другого борта машины. Но удача
покинула его, и вскоре он столкнулся с другой пчелой (может быть, впрочем,
на этот раз это была оса). Общий результат этих двух укусов оказался весьма
причудливым. С очками, надвинутыми на глаза, Матт был теперь похож на гибрид
рыбы-молота и глубоководного ныряльщика.
части Саскачевана. Свифт-Ривер находился почти в самом центре этой пыльной
провинции и выглядел тощим и голодным. Нам было очень жарко; покрытые пылью,
усталые, мы въехали в его северное предместье и стали искать городской
кемпинг для туристов. В те времена еще не было никаких мотелей и приходилось
выбирать между собственной палаткой и очень тесной комнатушкой в раскаленной
душегубке, которая, явно в насмешку, называлась "отель".
некоем жалком подобии парка, неподалеку от искусственного озерка.
часто бывало нелегко. Вскоре мимо прошел полицейский и посмотрел на нас так
подозрительно, словно не сомневался, что мы -- нежелательные элементы,
маскирующиеся иод респектабельных туристов. Его очень рассердило, когда мы к
тому же еще попросили помочь нам установить палатку.
взвинчены до предела. Настроение не улучшилось от того, что ночной отдых
прерывался тучами москитов с соседнего озерца, а также печальными стонами
нары тощих оленей-вапити, которые жили по соседству в загоне для диких
животных.
рассвете вставать не собирались. Мы все еще были в постели, в полусне, когда
раздавшиеся рядом голоса, вопреки нашему желанию, вернули нас к
действительности нового дня.
состоянии от утомления, чтобы ухватить суть разговора, но пришел в себя,
когда услышал внезапное сердитое ворчание папы и шепот мамы, пытавшейся
успокоить его. Все было достаточно интересно, и стоило проснуться
окончательно. Я сел на постели и прислушался к голосам.
порядка! Не могу себе представить, о чем думают ответственные лица, если
допускают такое".
ведьмы! Кого, черт побери, они из себя воображают?"
действительно собака?"
сомнительных удобств палатки и, когда начало светать, прошагал по мне к
выходу. Папино раздражение стало мне понятно. Никто чужой не смел говорить о
Матте в таких выражениях. А выражения становились все более резкими. 32 взлетали выше облаков и пели свои звонкие
короткие песенки. С зеленого пастбища позади опрятного белого домика
поднялись с кудахтаньем луговые тетерева. Мы вернулись к палатке через
рощицу тополей, листья которых трепетали и шептались, как и положено живой
листве.
вечеру уже углубились в предгорья. Матту этот день запомнился надолго. Он
никогда не подозревал, что где-то может быть такое множество коров. Стада
так поразили его своими размерами, что он потерял всякий интерес к
преследованию рогатых. Он был настолько подавлен численным превосходством
коров, что остался в автомобиле, даже когда мы остановились, чтобы
позавтракать. Вечером мы разбили наш лагерь возле маленькой лавки, где
торговали бензином и газированной водой. Вот здесь Матт попытался
восстановить уважение к себе, погнавшись за весьма низкорослой, совсем
одинокой маленькой коровенкой, которая жила позади гаража. Чаша его
испытаний переполнилась, когда маленькая коровенка оказалась козлом --
первым козлом в жизни Матта. Козел преследовал его до самой палатки, да еще
попытался ворваться за ним внутрь.
был труден даже для модели "А". Дороги узкие, крутые и покрытые гравием, без
каких бы то ни было ограждений. Время от времени мы заглядывали за обочину
дороги в глубокое узкое ущелье, куда с гулом летели из-под колес Эрдли
мелкие камешки.
мере того как горы становились выше и грандиознее. Я чувствовал, что мы
всего лишь четыре микроорганизма, какие-то бесконечно малые точки. Горы
пугали меня, потому что я знал: они последние представители Устрашающей
Природы -- безмолвные великаны, облик которых еще не успели
изменить-люди-термиты, обезобразившие шрамами половину поверхности земного
шара.
проявлял особым образом -- отказывался использовать уступы для своих
насущных потребностей, а так как не было ничего, на что можно было бы
поднять ногу, кроме гор, то некоторое время он страдал, но терпел. К