или притворяюсь. Поэтому часто все осточертевает.
- Поэтому хотела тут сгореть, если пожар будет?
- Ой, это совсем не то. Это же просто из любопытства.
- В огне сгореть?
- Да нет, просто хотела посмотреть, какая у тебя реакция будет, - говорила
она. - Но самой смерти я не боюсь. Честно. В дыму задохнуться и умереть,
что тут такого? Это же мгновенно все. Совсем не страшно. В смысле, по
сравнению с тем, как у меня на глазах моя мама умирала и другие
родственники. А ведь все мои родственники чем-то тяжелым болели и долго
мучались перед смертью. У нас в роду это, наверное, наследственное. Очень
много времени проходит, пока умирают. В конце уже вообще было непонятно,
живой он или уже умер. А когда в сознании, уже ничего, кроме боли и тоски,
не чувствует.
Я взял ее "Мальборо" и закурил.
- Я вот такой смерти боюсь. Когда тень смерти медленно-медленно жизнь из
тебя вытесняет, очнешься, а вокруг только тьма, и ничего не видно, вокруг
все тебя больше как мертвого воспринимают, чем как живого. Не хочу так. Я
такого ни за что не вынесу.
Спустя минут тридцать после этого огонь-таки погас. Сильно
распространиться ему не удалось, и пострадавших, кажется, не было.
Пожарные машины тоже уехали, оставив только одну, и люди разошлись с
торгового ряда, оживленно переговариваясь. Полицейская машина,
регулировавшая движение, осталась и стояла на дороге, вращая мигалкой.
Невесть откуда взявшиеся две вороны сидели на электрическом столбе, глядя
на то, что происходит на земле.
После того, как пожар был потушен, Мидори, казалось, как-то сникла.
Расслабленно сидела и тупо смотрела куда-то в небесную даль. И почти
ничего не говорила.
- Устала?
- Да нет, - отвечала она. - Просто расслабилась, давно так не делала. Без
мыслей всяких...
Я посмотрел ей в глаза, она тоже посмотрела мне в глаза. Я обнял ее за
плечи и поцеловал в губы. Она лишь слегка повела плечами, но тут же опять
полностью расслабилась и закрыла глаза. Пять или шесть секунд мы
неподвижно сидели и целовались.
Лучи осеннего солнца отбрасывали на ее щеки тени от ее ресниц, и видно
было, как они тонко трепещут. Это был нежный и теплый, и совершенно
бесцельный поцелуй.
Если бы мы не сидели на крыше под лучами послеобеденного осеннего солнца,
попивая пиво и глядя на пожар, у нас бы с ней не было в тот день никаких
поцелуев, и она, думаю, чувствовала то же самое.
Глядя сверху на сверкающие крыши домов, на дым, на красных стрекоз, мы
почувствовали какою-то теплоту и близость, и нам, по-видимому,
подсознательно захотелось в каком-то виде это сохранить. Именно таким был
наш поцелуй. Однако, разумеется, как и все поцелуи, не содержать в себе
никакой опасности он не мог.
Первой заговорила Мидори. Она тихонько взяла меня за руку. Потом сказала
так, словно что-то ей мешало говорить, что у нее есть парень. Я сказал,
что об этом и так смутно догадывался.
- А у тебя любимая девушка есть?
- Есть.
- Тогда почему ты по воскресеньям всегда свободен?
- Сложно объяснить.
Тут я почувствовал, что минутное послеполуденное очарование ранней осени
уже куда-то пропало.
В пять часов я сказал, что мне пора на работу, и вышел из ее дома. Я
предложил ей выйти вместе и перекусить где-нибудь, но она сказала, что
кто-нибудь может позвонить, и отказалась.
- Ненавижу целый день дома сидеть и ждать, когда позвонит кто-нибудь.
Когда одна остаюсь, такое ощущение, что тело как бы гниет по чуть-чуть.
Все сгниет, разложится, и в конце останется только мутная зеленая лужа и в
землю впитается. Останется одна одежда. Такое ощущение у меня, когда целый
день одна сижу.
- Если когда опять надо будет звонка ждать, могу побыть с тобой вместе. С
условием, что обедом накормишь.
- Договорились. И пожар после обеда подготовлю, как всегда.
( На следующий день на лекции по "Истории драмы II" Мидори не появилась.
После лекции я пошел в студенческую столовую, съел в одиночку невкусный
обед, потом сел на солнышке и стал смотреть по сторонам. Рядом со мной две
студентки вели какую-то длинную беседу. Одна бережно, как ребенка,
прижимала к груди теннисную ракетку, другая держала в руках несколько книг
и пластинку Леонарда Бернштейна (Leonard Bernstein).
Были они довольно симпатичные и разговаривали очень радостно. Со стороны
клубного здания было слышно, как кто-то отрабатывает гаммы на бас-гитаре.
Видно было, как там и сям студенты по четверо или пятеро высказывали
каждый свое мнение по поводу какого-то события или просто смеялись и
кричали.
На автостоянке кучка ребят упражнялась на скейтборде, а мимо них с опаской
проходил преподаватель с кожаным портфелем под мышкой. Во внутренней части
двора студентки в летних шляпках сидели на земле, поджав под себя ноги, и
рисовали стенгазету о проникновении американского империализма в Азию. Это
была обычная картина обеденного перерыва в университете.
Но в кои-то веки наблюдая эту картину, я внезапно сделал одно открытие.
Все люди вокруг были каждый по-своему счастлив. Не знаю, правда ли они
были счастливы, или только так казалось. Однако в этот приятный день конца
сентября все люди выглядели счастливыми, и от этого я почувствовал себя
еще более одиноким, чем обычно. Мне подумалось, что один я в эту картину
не вписываюсь.
Тут мне подумалось : "А в какую картину я вообще вписывался все эти годы?"
Последняя радостная картина, которую я помнил, была картина биллиардной в
районе порта, где мы вдвоем с Кидзуки играли в биллиард. В ту ночь Кидзуки
умер, и с тех пор между мной и остальным миром возникло какое-то
отчуждение и холод.
Я задумался, кем вообще был для меня парень по имени Кидзуки. Но ответа не
находил.
Единственное, что я чувствовал, это то, что из-за смерти Кидзуки часть
моих способностей, называемых Adore Sence, была, похоже, утрачена
полностью и навсегда. Я чувствовал и осознавал это наверняка. Но что это
означает и каков может быть результат, было за пределами моего разумения.
Я долго сидел там и убивал время, глядя на облик кампуса и проходивших по
нему людей. Когда обеденный перерыв закончился, я пошел в библиотеку и
стал готовиться к занятиям по немецкому языку.
( В субботу той недели ко мне в комнату зашел Нагасава и сказал, что может
получить на меня разрешение не ночевать в общежитии, так что не пойду ли я
с ним повеселиться. Я согласился. За прошедшую неделю у меня в голове
накопился страшный бардак, и мне хотелось с кем-нибудь переспать, все
равно с кем.
Вечером я сходил в душ, побрился и надел поверх водолазки хлопчатобумажную
рубаху. Мы с Нагасавой поужинали в столовой, сели на автобус и поехали на
Синдзюку.
Мы сошли с автобуса в шумном 3-ем квартале Синдзюку, зашли в бар, куда
ходили всегда, и стали ждать подходящих девчонок. Этот бар отличался
обилием посетительниц, но в тот вечер ни одна девушка к нам не подходила.
Мы сидели там часа два, попивая виски с содовой так, чтобы не опьянеть.
две миловидных девушки присели у стойки бара и заказали "Гимлет" и
"Маргариту". Нагасава двинулся их обрабатывать, словно того и ждал, но они
ждали своих парней. Тем не менее они приветливо поболтали с нами, а когда
пришли те, кого они ждали, ушли к ним.
Нагасава предложил сменить место и увел меня в другой бар. Бар был
маленький и находился в проулке, но в нем был полно посетителей и весьма
шумно.
За столиком посредине сидело трое девушек, мы подошли к ним и стали
болтать впятером. Складывалось все неплохо. Все были достаточно пьяны. Но
когда мы предложили им пойти выпить еще в другом месте, они сказали, что
им пора идти, так как скоро закроют двери.
Похоже, они все трое жили в одном женском общежитии какого-то
университета. день был поистине неудачный. Мы опять поменяли место, но все
без толку. Непонятно почему, но девушки сегодня к нам никак не шли.
В пол-двенадцатого Нагасава решил, что сегодня ничего не выйдет, и сказал :
- Извини, зря тебя за собой протаскал.
- Я в порядке. Уже от того рад, что узнал, что и у тебя такие дни бывают.
- Где-нибудь раз в год и такое бывает.
Честно говоря, мне уже никакого секса не хотелось.
Шляясь в субботу в течение трех часов по ночной улице Синдзюку,
израсходовав непонятного происхождения, смесь похоти и алкоголя, энергию и
глядя на такой мир, я ощутил ненужность, низость и ничтожность своей
собственной похоти.
- Что делать будешь, Ватанабэ? - спросил меня Нагасава.
- В кино пойду на ночной сеанс. давно в кино не был.
- Я тогда к Хацуми поеду. Хорошо?
- А отчего же нехорошо? - сказал я, смеясь.
- Если хочешь, могу с одной девчонкой познакомить, у которой сможешь на
ночь остаться, ты как?
- Да нет, сегодня хочу кино посмотреть.
- Ну извини. В следующий раз оторвемся, - сказал он и исчез в толпе.
Я пошел в гамбургерную, съел чизбургер, выпил горячего кофе, а когда
слегка протрезвел, пошел в ближайший кинотеатр и посмотрел фильм "The
Graduate".
Кино показалось не слишком интересным, но больше заняться было нечем, и я
посмотрел его еще раз. Потом вышел из кинотеатра и бесцельно бродил по
Адамов Григорий
Каргалов Вадим
Жюль Верн
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Контровский Владимир