сходить в райжилуправление к товарищу Кочкину.
Николай почувствовал, что начинает раздражаться.
номер один.
площади. У Гиреева сколько метров?
управдомша. - Вряд ли Кочкин разрешит. На человека полагается шесть
метров.
подниматься по лестнице.
вас неприятности от участкового.
с этой дамой надо разговаривать на другом языке.
не сшиб его.
только.
прописывать.
Сергеевича.
Николая пальцем в грудь. - Ничего с ним не надо. Пропишешься у
Острогорских. Ну, чего смотришь? Муж имеет право прописываться на площадь
жены. Такой закон есть, - весело подмигнул. - Понял теперь? Подай-ка мне
плоскогубцы. Вон там, на полу лежат.
Температура подскочила до тридцати девяти, и Валя с великим трудом - Анна
Пантелеймоновна отчаянно сопротивлялась - уложила ее в постель. Собственно
говоря, даже не в постель, а на диван, так как, по теории Анны
Пантелеймоновны, ни в коем случае нельзя показывать болезни, что ее
боишься, иными словами, нельзя лежать в кровати, а надо целый день
слоняться по комнате или, в крайнем случае, лежать на диване, укрывшись,
упаси бог, только не одеялом, а обязательно стареньким изъеденным молью
пальто.
Рядом на стуле стоял стакан воды, а на полу валялась выпавшая из рук
книга.
холодно. Он вышел на кухню, нарубил дров, затем вернулся и принялся
растапливать печурку.
очевидно, на другой бок. Слышно было, как она шарила рукой по стулу, ища
стакан. Николай обернулся.
несколько глотков. - Валя дома?
всегда находилась в действии, а если уж лежала, то обязательно что-нибудь
читала. Очевидно, она сейчас себя по-настоящему плохо чувствовала. Но
Николай ничего не спросил: он знал, что Анна Пантелеймоновна не любит этих
расспросов. На цыпочках вышел в кухню, наполнил чайник, вернулся, поставил
его на печку и опять сел возле нее, подбрасывая время от времени чурки.
так вот сидел он и в Сталинграде, в своей землянке. И такая же была у него
печурка, и так же весело горел огонь, а забавный курносый Тимошка
старательно всовывал в нее кирпичи. В Сталинграде топили кирпичами,
пропитанными керосином. Керосина было много, целый состав, и битого
кирпича тоже хватало - вот и мочили его в ведре с керосином, а потом
топили им. Очень хорошо горело.
городе, стертом на твоих глазах с лица земли и все-таки оставшемся живым.
Как хочется посмотреть на него сейчас! Как радуешься каждому человеку, для
которого такие слова, как Мамаев курган, Банный овраг, Соляная пристань,
не только слова, названия, а часть жизни, - может быть, самая значительная
часть ее.
райкома дольше, чем положено сидеть у занятого человека, что секретарь
тоже оказался сталинградцем. Немолодой уже, грузный человек, с розоватым
шрамом на усталом небритом лице. Оказывается, воевал совсем рядом, у
Родимцева, начальником артиллерии дивизии. Его НП на кургане находился в
каких-нибудь ста метрах от НП Николая. Может, они и встречались там.
Может, даже и переругнулись когда-нибудь.
приемной сидели люди, - но как не вспомнить о прошлом?
поделаешь, жизнь того требует", - и предложил должность инспектора
райжилуправления.
днем их прибывает. - И, подумав, почесав ручкой лоб, добавил: - Место
скользкое, знаю, не всякий на нем усидит. Тут рта не разевай.
Присматривайся к людям, кому можно доверять, кому нет. Попадаются у нас
еще людишки, которые и на немцев работали, и на нас хотят заработать. А
есть и просто жулики. Смотри не попадись им на удочку. А главное, в деле
разберись. Придется тебе там и со строительством столкнуться. Не
Днепрострой, конечно, но дома в большинстве все-таки аварийные, еле-еле
дышат. Завалится какой-нибудь - кому отвечать придется? Тебе придется. А
коммунист ты молодой, опыта нет, знаний нет. Небось, кроме как стрелять,
да гранаты бросать, да на брюхе ползать, ничего не умеешь? Так ведь?
школу, не любил математику, любил физкультуру, не пропускал ни одной
кинокартины, бегал "зайцем" в цирк на чемпионаты французской борьбы, летом
пропадал на пляже.
шести лет. Отец женился на другой, потом разошелся, опять женился. Был он
слесарем, работал в артели, чинил примусы, замки, изрядно пил. В маленьком
домике их, на Лукьяновке, на самой окраине города, всегда толкались
какие-то люди, что-то покупали, продавали. Николай ушел. Сначала думал
поступить в морской техникум, послал даже заявление в Одессу, но его не
приняли из-за отца-кустаря.
предложили ему поступить к ним в труппу. Но циркачей вскоре почему-то
арестовали, и Николай (все благодаря тому же пляжу) устроился матросом на
спасательной станции. Потом был мотористом на переправе через Днепр. Потом
опять же матросом на пароходе "Котовский", ходившем в Херсон. В тридцать
седьмом году поступил в физкультурный техникум, в тридцать девятом в
институт. Окончить его помешала война.
Женился на Шуре Вахрушевой, которую знал, когда еще был мальчишкой (она с
мамой жила через три дома от них, на Лукьяновке), а потом встретился опять
на городских легкоатлетических соревнованиях, в которых завоевал второе
место по прыжкам с шестом.
называемых "заводиловок", но если уж разозлят или заденут, в долгу не
оставался. За один из таких случаев его раз чуть не исключили из
комсомола, и только потому, что на пароходе он был одним из самых
дисциплинированных матросов, дело ограничилось замечанием.
Шура на него иногда и обижалась. Как и большинство женщин, она не всегда
понимала, что мужчинам иногда хочется побыть вместе, без жен, что куда
интереснее и веселее, например, в субботу вечером взять лодку и поехать на
ночь и на воскресенье с ребятами на Десну, чем напяливать на себя рубашку
с воротничком и галстук, которого он терпеть не мог, идти с ней в театр,
ходить под руку по фойе и, толкаясь у прилавка, покупать теплый клюквенный
напиток.
когда он возвращался откуда-нибудь навеселе и Шура с обиженным видом
сидела что-нибудь чертила (она работала чертежницей на Кабельном заводе) и
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Фазиль Искандер
Витковский Евгений
Сертаков Виталий