"рапидо" проносятся селения и городишки с обязательными башнями и
колокольнями, с пиниями и кипарисами, с прижавшимися друг к другу среди
скал домишками. Путешествие мое приближается к концу. Завтра в это время я
буду уже в самолете, по пути в Париж.
спокойные минуты, чтобы расспросить Крайского о том, что по-настоящему не
успел узнать за эти три недели.
с рабочими. Именно столкнуться, не больше, так как на заводе Галилео во
Флоренции мне удалось поговорить с ними не более получаса, во время
обеденного перерыва, а на фабрике пишущих машинок Оливетти я видел их
стоящими за станками, и даже так поговорить с ними мне не удалось.
когда хотят доказать, что в капиталистическом мире рабочим может житься
очень хорошо.
находится в пятидесяти пяти километрах от Турина, в небольшом городишке
Ивреа. Архитектура здания выдержана в самом что ни на есть
ультрасовременном стиле. Светло, удобно, рационально распланировано,
красиво - и вокруг здания (подстриженные газоны, цветники), и в цехах (где
все время слышны звуки тихой, приятной музыки), и в просторном, удобном
конструкторском бюро, и в рабочей столовой, где максимум за двадцать минут
рабочий может недорого и довольно сытно пообедать. Тут же рабочий поселок
- большие и маленькие очень уютные домики, квартиры в рассрочку. Есть и
медицинское обслуживание. Рабочие получают оплачиваемые отпуска. Средний
заработок - пятьдесят тысяч лир в месяц, вообще же в Италии - тридцать -
сорок тысяч. Рабочий день - семь часов. Два дня в неделю выходные -
суббота и воскресенье.
незаурядная фигура. И дело знает. Собирается на выборах выставлять свою
кандидатуру. В парламент попадет, уверяю тебя. Кроме того, он любитель
искусств, знаток архитектуры. Ты сам архитектор, понимаешь - построено все
толково. Есть у него и собственное издательство. Выпускает книги по
искусству. Привлек хороших специалистов, издает специальный архитектурный
журнал. В общем, дело поставлено на широкую ногу, да и реклама
незаурядная. Но ведь все это уже давно знакомо... И Фордом в свое время
кое-кто восхищался. Ах-ах, вот это да!.. Сам старик ходит по цехам, ручки
рабочим жмет. "Привет, Джон! Привет, Боб! Как там твоя жена, поправилась
уже?" Но дело ведь не в журнальной рекламе, не в мелодиях вальса, даже не
в квартирах в рассрочку и оплачиваемом отпуске. Все это очень хорошо.
Важно другое - важно то, что от этого больше всего выгадывает все-таки сам
Оливетти, хотя он и пытается изобразить себя отцом рабочих. Даже слово
такое придумано: "патернализме" - отцовство...
допускает слежку "отцов" за "детьми", за их убеждениями и даже за их
домашней жизнью...
Оливетти, о его системе производства и способах увеличения прибылей.
Конечно же это один из "культурных" способов усиленной эксплуатации
рабочих посредством повышения интенсивности труда. Но, так или иначе,
явление это в плане новейшей капиталистической демагогии весьма
любопытное. Эта фабрика - нечто вроде маленького государства в
государстве. Существует даже собственное "движение", возглавляемое
Оливетти, - "Общность". Партия эта, если ее можно так назвать, выдвигает
своих кандидатов на выборах и во многих местах близ Ивреа одерживает даже
победу. На последних выборах ей удалось провести в парламент нескольких
своих членов и, как я узнал позже, в их числе самого Оливетти. Объясняется
это, в частности, тем, что Оливетти организовал в этой довольно бедной
сельскохозяйственной провинции большое количество поддерживаемых им
артелей, изготовляющих футляры для машинок и прочую нужную для
производства мелочь. В сущности, это нечто вроде зачаточной мануфактуры,
домашней промышленности, которой окружает себя современнейшее
капиталистическое предприятие, не упуская возможности извлечь прибыль
отовсюду, где можно. Но все это создает Оливетти определенную
популярность. А деньги? Прибыль? Что ж, в Италии он монополист.
Монополистом был уже его отец. Даже Ремингтон не в силах с ним
конкурировать. У Ремингтона портативная пишущая машинка стоит семьдесят
пять тысяч лир, а у Оливетти - от тридцати до шестидесяти тысяч. Да еще в
рассрочку.
километров в час, пронесся маленький, последнего выпуска "фиат".
в Турине на заводе Фиат? Жаль. Оливетти все-таки остров, вернее островок,
а Фиат, Монтекатини, Ансальдо, Бреда - автомобили, химикалии, суда,
электровозы - это океан, бушующий океан. Там журнальчиков уже не издают и
по пятьдесят тысяч рабочим не платят. Дело крепко завинчено. Если ты
коммунист - к чертовой матери! Или - или. Или работа, или билет ИКП. А
если ты все же нужен, тебя засекречивают, лишая права общения с другими. А
коммунистов у нас в стране все-таки два с лишним миллиона. И еще одна
цифра, которую нельзя забывать, - два миллиона безработных. Вон они,
видишь?
подножия их лепился целый город крохотных лачужек - из фанеры, досок,
проржавленного кровельного железа. Пыль, грязь, ни одного деревца. Здесь
жили безработные, городская беднота.
похожие, как близнецы, массивы многоквартирных домов. Окраина Рима. Еще
несколько минут - и вокзал...
зацепившись за него, и вообще о современной архитектуре Запада. Наконец
этот случай подвернулся, расскажу об архитектуре.
вестибюлю. К слову сказать, французы остроумно называют вокзальные
вестибюли "salles des pas perdus" - "залы потерянных шагов", как в свое
время был назван огромный зал в Palais de Justice, здание судебных
учреждений, где часами прогуливались, ожидая вызова.
километров в час, сбавив ход, въезжает под гулкие своды - нет, не этого,
не Римского, а, допустим, Миланского вокзала, - сразу становится как-то не
по себе. Из мира целенаправленной, удобной, красивой, я бы сказал даже
изящной техники, из мира легких электромачт, ажурных мостов и строгих, но
великолепно гармонирующих с окружающим пейзажем железобетонных виадуков ты
попадешь вдруг во что-то такое громадное, тяжелое, каменное, мрачное и
безвкусное, что я понимаю, например, миланцев, когда они не могут без
содрогания говорить о своем вокзале.
Термини" ("Конечная станция"), приезжает точно к себе домой.
мне в глаза, а потому и запомнилась архитектура аэропортов. Особенно Орли.
Невысокое, подчеркнуто горизонтальное, растянутое по земле, чисто
утилитарное здание. Внутри очень светло и как-то все насквозь видно.
Украшений никаких. Много надписей, указателей, стрелок. Это не музей и не
памятник архитектуры. Рассматривать тебе здесь нечего. Тебе надо знать,
где касса, прием багажа, выход на летное поле. Ты торопишься, и изучать
рисунок карнизов и капителей у тебя нет времени. Аэропорт - ворота города,
сквозь них проходят. Важно, чтобы они были широки и удобны. И второе:
архитектура аэропорта близка по своим формам, по своему характеру к
самолету - машине, на которой нет ни одной лишней детали и которая, может
быть, именно поэтому так красива в своей логической законченности. И хотя
красота самолета рождена законами аэродинамики, а зданию аэропорта лететь
некуда и незачем, логичность форм того и другого создает необходимую для
архитектуры гармонию.
народу здесь проходит больше, поэтому и габариты побольше. Римский вокзал
- одно из крупнейших и совершеннейших сооружений этого рода в Европе.
Строили его долго, двенадцать лет: мешала война. В 1950 году он вступил в
строй.
тупиковый, а это очень облегчает работу архитектора: не надо думать о
туннелях и переходах через пути. Но хочется сказать об архитектуре, об
общем впечатлении.
утилитарна. Здесь же не только замечаешь, здесь покоряешься ею.
Железобетон и стекло - больше ничего. Но все таящиеся в них возможности
использованы как только можно. Ничего дробного, мелкого, отвлекающего
внимание. С первой же секунды охватываешь все целиком. И происходит это
потому, что мало составных элементов. По сути два: легкое остроумное
перекрытие над всеми залами в виде плавно изгибающихся параллельных арок,
переходящих в консоли козырька, и стеклянные стены. Просторно, светло,
много воздуху, никаких столбов, колонн, украшений. Даже торопясь со своим
чемоданом на поезд, ты успеваешь запомнить вокзал. Не частности, а весь
целиком, так как частностей нет, только киоски и кассы. В этом сила
архитектуры, в этом ее логика, а значит, и красота.
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Эриксон Стивен
Володихин Дмитрий
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия