тоже, и "Le tombeau", и "Благородные и сентиментальные вальсы".
потом говорила) почувствовала вдруг, что вся наша семья ей близка и
симпатична. Нечто подобное я сам давно уже испытывал к ее семье, особенно
нравилась мне ее красавица мать, но и Локки был чем-то симпатичен.
половина понедельника была объявлена в городе нерабочей: всем хотелось
отдохнуть после трех дней выставочной кутерьмы. Поэтому Пегги и Том
условились позже встретиться на реке, и Том пошел проводить меня в
редакцию "Вестника" коротким путем, по узкой песчаной улочке, откуда можно
было попасть в редакционное помещение с черного хода.
- Похоже, ты угадал. Она тоже думает, что это работа Финна Маккуила и что
он это сделал из ревности.
какой-то неприкаянный.
него дурь нападает.
Том больше ничего не говорил, только задумчиво насвистывал "Павану"
Равеля, которую мы все так любили, - простую, грустную, почти робкую
мелодию, плач по умершей маленькой испанке.
предзнаменованием: в тот же самый день разыгрался решающий акт трагедии,
которая сокрушила наш маленький уютный мирок и всех нас сделала другими
людьми, прежде всего - Тома.
13
этим воспоминаниям. Мне хотелось понять, как она надеялась справиться с
бурей, которая неизбежно должна была разразиться, когда в обеих семьях
узнают правду; ведь как это будет встречено, нетрудно было заранее
предвидеть.
любовью, что мне все было нипочем.
скрываться, вот я и решила с этим покончить. Он сам не мог, потому что
боялся повредить мне. А я ничего не боялась.
Единственный путь, о котором знаешь, куда он вел, - это тот, который был
избран.
десяток наших ребят. Пловцы ныряли чуть ниже по течению, где глубина
достигала десяти футов. Лет тридцать назад там затонула старая баржа (не
та, на которой плавал старший Маккуил) да так и осталась лежать на дне. За
эти годы из нее повытаскали все, что только можно было достать, но ребятам
казалось, что, если пошарить в дальних отсеках, что-нибудь еще найдется
достойное внимания. Вот они и ныряли, прыгая с высокого в этом месте
берега. Это была опасная игра, но никто не оставался под водой дольше, чем
следовало: слишком уж жутко было в лабиринте темных, узких переходов.
ним интерес. Как только мы пришли, он сразу принялся разрабатывать вместе
с Доби план совместной экскурсии в трюм затонувшей баржи. Я немного
поплавал, потом вылез и уселся на берегу. Обсыхая и согреваясь, я смотрел
вокруг и видел нашу сухую, серую землю, плакучие ивы, полоскавшие в воде
свои длинные волосы, низкие домики, выстроенные еще первыми поселенцами,
старые эвкалипты на Биллабонге. Есть что-то особенное, неповторимое в
облике австралийского эвкалипта; я смотрел на одно старое-старое дерево,
склонившееся над излучиной реки, и старался найти слово, которым можно
было бы описать его, но слово не находилось.
неожиданности.
чувствовать прикосновение Пегги, приятно было сознавать себя близким ей
той близостью, которую она искала во всех родных Тома. Может быть, ей и в
самом деле удалось бы в конце концов победить семейную вражду.
Через плечо у нее было перекинуто полотенце, на пальце она вертела
резиновую шапочку. Мы увидели, как Том и Доби прыгнули с берега и, взрезая
воду сложенными ладонями, ушли в глубину. Они долго не всплывали, но Пегги
успела, подобно нашей матери, проникнуться убеждением, что с Томом не
может случиться ничего дурного, - и точно: минуту спустя он показался на
поверхности. Была в Томе какая-то надежность, спокойная уверенность в
своих силах, внушавшая женщинам чувство, что рядом с ним им ничего не
грозит.
ласково-снисходительный тон, которым говорят с мужьями любящие жены. -
Можешь не торопиться.
в землю и подставив солнцу мокрое тело. Доби, долговязый, немного
нескладный, еще не снял гипсовой повязки, только гипс загрязнился,
растрескался, и весь был исчерчен какими-то надписями. Пегги его за это
упрекнула.
перечислить все известные химические элементы, но тут он не нашелся что
ответить. Он был от природы молчалив и замкнут и чем-то вдруг напомнил мне
тот эвкалипт, что рос у излучины реки. Австралийское дерево, австралийский
парень.
воздух, отдаваясь мгновению и не размышляя о том, что за ним наступит
другое. Приятно было так сидеть. Но вдруг я заметил, что по тропинке,
спускающейся от железнодорожного полотна, идет Грэйс Гулд. Пришлось
прервать огненное кольцо тишины, которым мы себя окружили, и пойти Грэйс
навстречу. Мы сошлись около помидорных грядок бакалейщика Райена, по
прозвищу Пузан, который развел на склоне целый огород.
бесконтрольным поступкам, но тут сам не знаю, что меня дернуло дать Грэйс
стихи, которые я недавно написал. Мне так хотелось, чтобы кто-нибудь
прочитал их, пока я жив, а в двадцать лет часто кажется, что смерть ходит
рядом. У меня, например, бывали дни, когда я был уверен, что завтра умру.
Просто так: что-то случится, солнце вдруг перестанет светить.
прищурилась, словно говоря: а ведь стоит подумать, стоит взвесить, может,
даже стоит пойти на некоторый риск.
немолоды, и это вдохновило меня на восемнадцать стихотворных строк во
славу поздней любви. Мол, даже когда осень и падают листья, это еще не
конец всему. Я и сейчас помню каждую из этих восемнадцати смелых строчек:
нужно было ее мнение. Да, в сущности, она уже его высказала, и я весь
сжался, ругая себя за глупость. На ее безмятежно спокойном лице написано
было ожидание, на которое я не мог и еще пока не хотел откликнуться.
Никитин Юрий
Перумов Ник
Березин Федор
Березин Федор
Шилова Юлия
Майер Стефани