принцип которого сформулировал знаменитый Любин-Любченко: "Каков текст --
таков контекст". Это новое дерзкое направление каждой строчкой, каждой
рифмой, каждой метафорой бросало непримиримый вызов советской
действительности. В качестве подтверждения Чурменяев нарочито громко,
злоумышленно посматривая в сторону обедавшего начальства, продекламировал
известные строки Одуева:
на их лицах мелькнуло сложное чувство, его, несколько упрощая, можно
выразить так: разрешат -- убьем, а пока живи, гаденыш! Плечистый парень из
"наружки" шумно перелистнул страницу "Литературного еженедельника", достал
из кармана портсигар и положил его на край стола.
помогал даже вызывающий наряд Витька. Но тут, к счастью, появился обходчик
Гера. Говорят, много лет назад его привел в ЦДЛ Михаил Светлов. Они
познакомились в утренней очереди за вином, разговорились, и Гера пожаловался
на ужасное самочувствие, а все потому, что вчера он умудрился смешать в
своем бедном организме портвейн, водку, красное сухое, коньяк и тройной
одеколон... "Разве можно мешать напитки!" -- изумился Светлов. "Я эклектик",
-- грустно молвил Гера. Этот ответ привел знаменитого остроумца в восторг,
он потащил нового знакомого обедать в ЦДЛ, всем его представлял и
восторженно пересказывал их диалог в очереди за вином. С тех пор они не
расставались, но Светлов к тому времени был уже неизлечимо болен и грустно
шутил с официантками: "Принеси ты мне, голубушка, пива, а вот раков не надо,
рак у меня уже естьlquote . Он вскоре умер, но Гера так и остался
существовать при ЦДЛ, как приблудный кот, который вроде бы никому не нужен,
но и выгнать жалко -- привыкли... Жил он тем, что ежедневно медленно и
печально обходил ресторанные столики, останавливался возле каждого и
спрашивал бесцветным голосом: "Жрете, яствоеды?" При этом он смотрел на стол
с таким выражением, будто имел серьезное намерение плюнуть кому-нибудь в
тарелку. Ему тут же наливали, намазывали бутербродик, бегло интересуясь
здоровьем и прочими совершенно неинтересными мелочами. Гера молча принимал
дань, выпивал, закусывал и, смягчившись, отходил от стола, бросая вполне
дружелюбно: "Благодарствуйте, чревоугодцы!"
многократного приглашения к столу не присаживался и разговоров о литературе
не заводил. Называл он себя скромно "обходчиком". А когда его кто-нибудь
спрашивал, согласен ли он с тем, что Мандельштам недостоин пить воду, в
которой вымыл ноги Есенин, Гера пожимал плечами и ответствовал: "Не ведаю.
Мое дело -- обход", И зимой, и летом он ходил в одних и тех же вытертых
джинсах и замшевой курточке, залоснившейся до такой степени, что, глядясь в
ее обшлага, можно было бриться. Кроме всего прочего, Гера был переносчиком
новостей.
официант к тому времени уже принес нам триста граммов водочки, селедку и
тарталетки с чесночным сыром. Пока он расставлял все это, я заказал то же
самое и для Геры. Прикинув будущий счет, точнее -- "приговор", я решил, что
если оставлю свои "командирские" часы в экспортном исполнении под залог, то
уйти удастся без скандала. Особенно меня это не беспокоило, так как за
историю шинного завода мне кое-что причиталось, а до этого можно было
попытаться урвать в правлении материальную помощь. Огорчало другое: часы мне
дала Анка после той первой ночи, которую мы пробезумствовали, точно два
погибающих мотылька, нанизанных на одну сладостно-смертельную булавку. Анке
же часы достались от отца, который, в свою очередь, получил их в подарок от
командира Таманской дивизии, где его роман "Прогрессивка" знали и любили. На
тыльной стороне была выгравирована петлистая надпись: "ОТ БЛАГОДАРНОГО
ЛИЧНОГО СОСТАВА". Принимая утренний подарок от Анки, я вспомнил, что уже
видел именно эти часы на запястье у сына идеолога Журавленко. Сын окончил
МГИМО, переводил ради удовольствия Генри Миллера и даже бывал на наших
сборищах. Он собирался в длительную загранкомандировку в Лондон, а Анка
собиралась за него замуж и спешно доучивала английский. "Жизнь дается только
один раз, и прожить ее нужно там..." -- любила говорить она. Но во время
одной шумной цедээловской пьянки, буквально за неделю до свадьбы, жених
неудачно сравнил "Прогрессивку" с "Тропиком рака". Анка вызвала его из-за
стола и отвела за колонну. Вернулся он с отбитой щекой и без "командирских"
часов. В тот вечер Анка уехала со мной...
пор он почему-то стал изъясняться в стиле начитанного русского мастерового.
предложил выпить.
отреагировав на Герин правый мизинец.
перевели дух, потеплели взорами и закусили селедочкой. Я сделал Витьку
незаметный знак, он, с облегчением отложив вилку и нож, серьезно осложнявшие
ему прием пищи, взял в руки кубик Рубика и, задумчиво уставившись в
пространство, начал со скрипом поворачивать грани. Принесли борщ. Витек
быстро выхлебал и снова вернулся к кубику. Гера ел степенно, показывая, что
его эти странные манипуляции с гексаэдром, испещренным буквами, абсолютно не
волнуют, однако было заметно, что любопытство в нем накапливается, как
мышьяк в локонах злодейски отравленного Бонапарта. Дожевывая котлету, он
наклонился ко мне и, показав глазами на Витька, тихо спросил:
непрожеванным куском во рту, соображая, потом сказал:
тщательно смел со скатерти себе в горсть. Потом он неожиданно повернулся к
Витьку и спросил:
вращать кубик.
большой левый палец.
руку.
дрогнувшим левым средним.
пальцами по скатерти, как бы отбивая популярный эстрадный ритм, а выражением
лица продемонстрировал полную мысленную отдаленность от происходящего за
столом.
скрипуче-ревнивым голосом спросил он.
Витьке потенциального соперника в борьбе за дармовую рюмку с закуской. Я
стал соображать, как достойнее всего ответить на этот вопрос, -- и повисла
многозначительная пауза. Наконец я принял решение и незаметно показал Витьку
"рожки".
он.
взгляд, и он понял, что ему нужно делать, чтобы Витек никогда не стал его
конкурентом. Он поднялся из-за стола, аккуратно промокнул салфеткой свои
розовые губы и молвил:
лучшем виде...
взгляд, смутился.
ложку растворимого кофейного порошка бросить в ванну с горячей водой,
напиток, полагаю, вышел бы лучше. Прихлебывая и морщась, мы наблюдали, как
Гера продолжал свой традиционный обход. У каждого столика ему наливали и,
очевидно, расспрашивали о нас. А судя по тому, как энергично головы стали
поворачиваться в нашу сторону, Гера делал все возможное и невозможное, чтобы
заинтересовать Витькиной персоной литературную общественность. И лишь
деловые мужики не стали Геру ни о чем расспрашивать. Они налили обходчику
полный фужер водки, потом, поплевав на купюру, приклеили к его лбу двадцать
пять рублей и проводили дальше. Мимо секретарского уголка, зная
субординацию, уже пошатывающийся Гера хотел пройти не останавливаясь, но его
приблизили и хотя, конечно же, ничего не налили, тоже о чем-то спросили.
Парень с "Литературным еженедельником" ему тоже, кстати, ничего не налил,
но по-свойски угостил сигареткой, которую достал не из портсигара, а из
обыкновенной пачки.
встал из-за стола и, сопровождаемый любопытными взглядами обедающих, вышел
Конюшевский Владислав
Влодавец Леонид
Жюль Верн
Лондон Джек
Орлов Алекс
Шилова Юлия