него лица, стволы автоматов, наброшенные на плечи ремни. Он еще не знал, что
им скажет, но это нарождавшееся слово, вызревающее решение овладевало им.
спокойным обращением давал им понять, что самое ужасное, превратившее их
бригаду в беспомощные остатки, -- это ужасное кончилось и они опять
превратились в вооруженное боевое единство. -- Я -- командир первой роты
капитан Кудрявцев. Назовитесь и вы. Звание, фамилия, должность... Ты!.. --
Он ткнул стоящего на правом фланге уже знакомого ему батарейца, жадно
схватившего кулаком ремень автомата.
отношения. Внес в них едва заметную теплоту и иронию, необходимую для
быстрого сплачивания. -- Ты!.. -- Он указал на следующего, невысокого
ладного крепыша, того, кто раздобыл ручной пулемет. Забросив на плечо
автомат, он поставил пулемет у своих ног, как не подлежащую
перераспределению собственность.
обиделся, уточнил: -- Самое умное, быстрое и добычливое существо!
понял, что игра его принята, уже происходят их сближение и спайка.
шаркая пробегал мимо дома. Теперь он почти утратил свою угловатость,
вытянулся, заострился, и эта образующая, укрепляющая его вертикаль проходила
сквозь ствол его автомата.
кто уже был наречен, принимали его в свою компанию. А те, кто покуда
оставались безымянными, ожидали своей очереди.
выбрался из-под заглохшего танка. Теперь он был сильным, высоким,
деревенского обличья парнем. Успокоился после того, как получил автомат,
оказался в строю вооруженных людей.
задвигались, повторяя и примеряя крепкое слово "крутой".
теплом бушлате, еще не согревшийся, сгорбленный, сохраняя первые появившиеся
в нем капли тепла.
Его опять стала бить дрожь.
говорят с больными детьми, беззащитными в своей хвори и одиночестве.
отделить их от недавних унижений и страхов, от догоравших подбитых машин.
Они сочетали их в новом единстве, делали новым боевым отделением.
пор как его пустые, безоружные руки сжали цевье автомата, глаза обожглись
зрелищем истребленной бригады, а его разум, переживший страх и позор,
возвращал ему ощущение несломленной воли, -- это решение облекалось в слова,
с которыми он обратился к солдатам: -- Нам удалось вырваться из этого ада,
-- он кивнул на окно, на котором колыхались вялые красноватые пятна. -- Мы
вернули себе оружие. Нас несколько здоровых молодых мужиков. Мы можем
попытаться уйти, просочиться сквозь сады, добраться до окраины. Если нас по
пути перехватят, дадим бой, пойдем на прорыв. Кто-нибудь да прорвется! Но мы
можем поступить по-другому. -- Он помолчал, проверяя, все ли отложилось в
его голове поверх горячего пепла и недавнего страха. -- Мы можем занять
оборону. Использовать дом как опорный пункт. Нам при вступлении в город была
поставлена боевая задача: занять привокзальную площадь, контролировать
вокзал, подъездные пути до подхода морской пехоты. Приказ командования никто
не отменял. Мы есть то, что осталось от нашей бригады, стало быть, мы и есть
бригада. Мы вышли на намеченный рубеж с большими потерями и заняли оборону.
Погибла большая часть бригады, но русская армия не разгромлена, есть другие
войска, дивизии, корпуса, фронтовая и бомбардировочная авиация. Есть свежие
части, которые уже на подходе и готовятся к наступлению. Уверен, утром оно
начнется. Наша задача -- его поддержать. Сохранить этот дом, наш опорный
пункт, ожидая, когда подойдут подкрепления... Не хочу вам приказывать. Хочу,
чтобы решение, которое примем, было вашим сознательным добровольным
решением. Только после этого я буду для вас командиром...
дыханием. За стеклом, Как в керосиновой лампе, вяло колыхался красный огонь.
Никто из них не обладал красноречием. Городки и поселки, из которых они
пришли, были населены усталым, погрязшим в нуждах и заботах народом. И сами
они только что избежали смерти. Им хотелось, как в детстве, закрыть глаза и
чудом перелететь из чужого жестокого города в родные селения, где ждут их
братья и сестры и измученные ожиданием родственники. А этого грязного окна,
в котором угрюмо тлеет красный фитиль, этих птичьих истошных криков над
телами убитых товарищей, этого высокого лобастого капитана, призывающего их
воевать, -- всего этого нет и не будет.
простуженных легких Фили.
касаясь ею приклада стоящего на полу пулемета. -- Вон тот грузовик, к
которому мы выдвигались... Он с боеприпасами. Навалом пинков, гранат. Вроде
огнеметы "Шмели". Надо, пока темно, смотаться, запастись патронами.
командование. И уже командирским, не терпящим возражений голосом приказал:
-- Все четверо, кроме Фили! К грузовику, вперед!.. Я пулеметом прикрою...
обстрела, по оси которого темнел грузовик. Кратко сказал:
Он следил за горящими обломками, за окрестными домами, за прогалами улиц,
готовый стрелять.
патронными цинка-ми, ящиком гранат и двумя гранатометами, в которых торчали
заряды, похожие на острые, вырванные из грядки репы.
ставя на ступеньки цинк с патронами.
в подъезд пулемет. -- Теперь надо бы дом осмотреть, соорудить оборону.
Глава девятая
трехэтажный, кирпичный, под покатой железной крышей, с чердаком и двумя
подъездами.
подъезды, то лестничные стояки, соединенные через чердак, превращались в
позиции, которые следовало оборонять.-Огневыми точками становились окна,
выходящие на площадь, а также чердачные слуховые проемы, выглядывающие на
вокзал. Один торец, обращенный к соседним садам и улочкам, был без окон, и
это облегчало отражение атак, противник не мог проникнуть сквозь глухую
стену и забросать их гранатами.
отражали атаки с площади. Двое других, разместившись под крышей, держали под
прицелом вокзал. Он же и последний солдат входили в резервную группу.
Перемещались под крышей между лестничными стояками, оказывая поддержку в
круговой обороне.
на петлях, а Крутой, пыхтя и высовывая язык, ломал его штык-ножом. Гнул
петли, скрежетал, а потом, рассердившись, двинул сильным плечом, высаживая
дверь вместе со щепками и винтами.
проволоки. Сквозь щели в слуховом проеме Кудрявцев видел край лепного
вокзала, липкую платформу и отрезок стальной колеи с лиловыми огнями,
похожими на глаза изумленных животных.
среди стропил и асбестовых труб. -- Здесь ваша позиция... Твой сектор, -- он
ткнул Таракана в плечо, -- от края площади до угла вокзала... Тебе, -- он
повернулся к Ноздре, -- смотреть правее, вдоль колеи до этих чертовых
садиков. Опасная зона. Могут подкрасться, забросать гранатами. Так что бей
по теням, по звуку, по вспышкам, по чему угодно, если жить хочешь!
белом лучике фонаря летел и кудрявился пар, вылетавший из губ Таракана.
вниз по темной лестнице, чертыхаясь и матерясь. Когда встал, освещенный
фонариком, ощупывая ушибы, Таракан съязвил:
Значит, жуть отступала. Это чувствовали остальные солдаты и сам Крутой,
который не рассердился, а беззлобно хмыкнул.
прислушивался к звукам в доме, все еще надеясь уловить признаки жизни. Быть
может, бой настенных часов или мяуканье кошки. Но было безмолвно, тихо.
Только снаружи истошно кричали вороны и раздавались редкие очереди.
трубы. Проворный и зоркий во тьме, Таракан соорудил у порога растяжку.
Закрепил две гранаты, скрепил их проволокой до струнного бренчанья и звона.
Приговаривал;
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Андреев Николай
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Афанасьев Роман