read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



любит, он доставит себе удовольствие и выяснит с ней, - просто из любви к
истине, как некий исторический факт, - спал ли с ней Форшвиль в тот день,
когда он, Сван, звонил и стучал в окно, а ему не отворяли, а она писала
потом Форшвилю, что к ней приходил ее дядя. Но столь важный для Свана
вопрос, выяснение которого он откладывал только до того времени, когда
пройдет его ревность, утратил в глазах Свана всю свою важность, как только
он перестал ревновать. Утратил, впрочем, не сразу. Он уже не ревновал
Одетту, но тот день, когда он напрасно стучал в дверь особнячка на улице
Лаперуза, все еще возбуждал в нем ревность. В силу того, что ревность,
пожалуй, отчасти напоминает заразные болезни, очагом, источником которых
является, по-видимому, в большей мере местность, дома, чем люди, предметом
ревности Свана была не столько сама Одетта, сколько тот день, тот час
утраченного прошлого, когда он стучался к ней в дом. С известным правом
можно сказать, что этот день и этот час сохраняли последние черточки
влюбленного человека, каким Сван когда-то был и которого он обретал в себе
вновь лишь благодаря им. Его уже давно перестала тревожить мысль, обманывала
ли его Одетта, обманывает ли она его теперь. И все же несколько лет подряд
он разыскивал прежних слуг Одетуы _ таким упорным было его болезненное
любопытство к тому, спала ли Одетта с Форшвилем в шесть часов, в тот, такой
уже давний, день. Потом и любопытство прошло, а расследование все-таки
продолжалось. Сван по-прежнему пытался выяснить то, что его уже не
интересовало, ибо его прежнее "я", пришедшее в полный упадок, все еще
действовало машинально, под влиянием тревог, до такой степени обветшалых,
что Свану уже не удавалось вызвать в воображении тоску, когда-то, однако,
настолько сильную, что, казалось, она не пройдет никогда и только смерть
любимой женщины (хотя, как это будет видно из дальнейшего, смерть, жестокая
повторная проверка, нисколько не уменьшает мук ревности) расчистит
прегражденную дорогу его жизни.
Однако выяснить когда-нибудь случаи из жизни Одетты, из-за которых Сван
так страдал, - это не было единственным его желанием, он держал про запас
другое - отомстить за эти муки, отомстить, как только, разлюбив Одетту, он
перестанет бояться ее; и вот наконец ему представился случай осуществить
второе желание: Сван любил другую, женщину, которая не давала ему поводов
для ревности и которую он все же ревновал, оттого что не способен был любить
по-иному, и как любил он Одетту, так любил и другую. Этой женщине не нужно
было изменить Свану для того, чтобы возродить в нем ревность, - достаточно
было, чтобы по какой-нибудь причине она оказалась вдали от него - ну хотя бы
на вечеринке, - и чтобы, по-видимому, ей было весело. Этого было довольно,
чтобы в душе его ожила тоска, этот жалкий, сам себе мешающий нарост на его
любви, - тоска, удалявшая Свана от того, что она в себе заключала
(потребность в истинном чувстве, которое эта молодая женщина питала к нему,
сокровенное желание наполнить собой ее дни, желание проникнуть в ее
сердечные тайны), ибо между Сваном и той, которую он любил, тоска набросала
несдвигающуюся груду былых подозрений, относившихся к Одетте, или, быть
может, к какой-нибудь предшественнице Одетты, и дававших возможность
постаревшему любовнику познавать нынешнюю возлюбленную не иначе как сквозь
прежний, собирательный фантом "женщины, возбуждающей ревность", в который он
произвольно воплотил новую свою любовь. Впрочем, Сван часто считал эту
ревность виновницей того, что он верил в измены воображаемые; но тогда он
вспоминал, что ведь и Одетту он выгораживал таким же образом - и зря. Вот
почему, что бы любимая женщина ни делала без него, все перестало казаться
ему невинным. Но когда-то Сван дал себе клятву: если он перестанет любить
ту, которой впоследствии суждено было стать его женой, что ему тогда и во
сне не снилось, то со всей беспощадностью выкажет ей равнодушие, наконец-то
искреннее, и отомстит за беспрестанные удары по самолюбию, теперь же в этом
орудии мести, которое он мог применить без всякого риска (что ему от того,
что его поймают на слове и лишат свиданий с Одеттой, без которых он прежде
не мог жить!), - в этом орудии мести он уже не нуждался: вместе с любовью
исчезло и желание дать почувствовать, что он разлюбил. Когда он мучился
из-за Одетты, ему так хотелось дать ей понять, что он увлечен другой, а
теперь у него появилась такая возможность, однако он пускался на
всевозможные ухищрения, чтобы жена не догадалась о его новой любви.
Я не только бывал на угощениях, прежде огорчавших меня, потому что
из-за них Жильберта спешила домой, - теперь я выезжал с ней и с ее матерью
на прогулки или на утренники, из-за которых Жильберта прежде не приходила на
Елисейские поля и я пребывал в одиночестве на лужайке или около карусели,
Сваны допускали мое присутствие и на прогулках и на утренниках, у меня было
место в их ландо, меня даже спрашивали, куда мне больше хочется: в театр, на
урок танцев к подруге Жильберты, на светскую беседу к приятельницам Сванов
(г-жа Сван называла их "маленькими meeting'ами) или осмотреть гробницы
Сен-Дени.
Когда мне предстояло куда-нибудь ехать со Сванами, я приходил к ним
перед завтраком, - г-жа Сван называла его lunch'ем. Сваны приглашали к
половине первого, а мои родители завтракали тогда в четверть двенадцатого,
и, после того как они вставали из-за стола, я направлялся к роскошному
кварталу, и всегда-то безлюдному, но особенно в часы, когда все сидели по
домам. Даже зимой, в мороз, если только день был ясный, время от времени
поправляя свой великолепный галстук от Шарве и следя за тем, как бы не
запачкать лакированных ботинок, я прохаживался по улицам до двадцати семи
минут первого. Я уже издали видел, как в садике Свана сверкают на солнце,
точно покрытые инеем, голые деревья. По правде сказать, в садике было всего
два дерева. От неурочности часа мне всегда казалось, будто я вижу садик
впервые. К наслаждению природой (усиливавшемуся от непривычки и даже от
голода) примешивалось волнующее ожидание завтрака у г-жи Сван; оно не
ослабляло наслаждения, - властвуя над ним, покоряя его, оно превращало его в
одну из декораций светского образа жизни; вот почему, обычно в этот час
ничего не замечая, в такие дни я как бы открывал заново чудную погоду,
мороз, зимнее освещение: это было своего рода предисловие к омлету, это был
словно налет, словно холодная розовая глазурь на облицовке таинственной
капеллы, какою рисовалось мне обиталище г-жи Сван, в стенах которого было,
напротив, столько тепла, столько благоуханий и столько цветов!
В половине первого я наконец решался войти в дом, который, как
святочный дед, сулил мне сверхъестественные наслаждения. (Кстати сказать, ни
г-жа Сван, ни Жильберта не знали слова "святки" - они заменяли его словом
Christmas {Рождество (англ.).} и всегда говорили о пудинге на Christmas, о
том, что им подарят на Christmas, о том, что их не будет дома, - от этого я
невыносимо страдал, - по случаю Christmas. Даже у себя я считал
непозволительным употреблять слово "святки" и говорил: Christmas, хотя отцу
это казалось в высшей степени нелепым.)
Первый, кого я видел в доме Сванов, был лакей; через анфиладу больших
гостиных он проводил меня в совсем маленькую, пустую, окна которой уже
грезили голубизною второй половины дня; я оставался в обществе орхидей, роз
и фиалок, - похожие на незнакомых вам людей, кого-то ждущих вместе с вами,
они хранили молчание, которому их своеобразие, - своеобразие живых существ,
- придавало особую выразительность, и зябко впитывали в себя тепло,
исходившее от рдевшего угля, положенного, точно некая драгоценность, за
стекло, в чашечку из белого мрамора, и по временам осыпавшего грозные свои
рубины.
Я садился, но, как только дверь отворялась, вскакивал; входил
всего-навсего другой лакей, потом третий, - ничтожной целью этих напрасно
будораживших меня явлений было подбросить угольку в огонь или налить воды в
вазы. Лакеи уходили, я оставался один в ожидании, что г-жа Сван когда-нибудь
да откроет затворенную лакеями дверь. И, разумеется, я бы меньше волновался
в сказочной пещере, чем в этой маленькой приемной, где огонь, как мне
представлялось, производит превращения, точно в лаборатории Клингсора. Опять
слышались шаги, я вставал: наверно, еще один лакей, но это был Сван. "Как!
Вы один? Ничего не поделаешь, моя милая супруга до сих пор не имеет
представления о времени. Без десяти час. С каждым днем опоздание
увеличивается, и вот посмотрите: она войдет не спеша, ей будет казаться, что
еще рано". Сван был по-прежнему невроартритиком, вместе с тем он стал
чудаковат, - вот почему легкомыслие жены, поздно возвращавшейся из
Булонского леса, задерживавшейся у портнихи и никогда не являвшейся вовремя
к завтраку, вредно действовало на желудок Свана, но зато льстило его
самолюбию.
Он показывал мне новые свои приобретения и объяснял, чем они любопытны,
но от волнения и от непривычки так долго ничего не есть внутри у меня было
тревожно и вместе с тем пусто: я мог говорить и не мог слушать. Да и потом,
мне было важно лишь, чтобы принадлежавшие Свану произведения искусства
находились у него и принимали участие в усладах, предшествовавших завтраку.
Если б тут была "Джоконда", она доставила бы мне не больше удовольствия, чем
капот г-жи Сван или ее флаконы с солью.
Я все ждал и ждал, один или вместе со Сваном, а часто и вместе с
Жильбертой, присоединявшейся к нам. Прибытие г-жи Сван, предвозвещенное
столькими торжественными явлениями, я рисовал себе как нечто величественное.
Я ловил каждый шорох. Но чаемая высота всегда обманывает ожидания, будь то
высота собора волна в бурю или прыжок танцовщика; после ливрейных лакеев,
похожих на статистов, чье шествие подготавливает и тем самым ослабляет
впечатление от появления королевы, г-жа Сван, входившая крадучись, в
котиковом пальтеце, с вуалью, спущенной на кончик носа, покрасневшего от
холода, не выполняла обещаний, которые она расточала в моем ожидающем
воображении.
Если же она все утро проводила дома, то в гостиной появлялась в светлом
крепдешиновом пеньюаре, казавшемся мне элегантнее всех ее платьев.
Иной раз Сваны сидели дома. Обедали они поздно, и вскоре после моего
прихода я видел, как за ограду садика закатывается солнце того дня, который
в моем представлении не должен был быть похож на другие, и, хотя слуги
вносили лампы разной величины и разной формы и зажигали их на алтаре
консоли, подставки, "угольника" или столика, словно для совершения некоего
обряда, все же из нашей беседы ничего необычайного не рождалось, и уходил я



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 [ 20 ] 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.