Чтение 20–й страницы книги ~Боги слепнут~

- Нет, все, хватит ритуалов! - взмолилась Летиция.

Занавеси были задернуты, она лежала, притулив голову ему на плечо. Оказывается, все назначенное сбывается. Рано или поздно. Надо только уметь ждать. Она - сумела. Летиция так гордилась собой.

- Никак не могу поверить, что ты вернулся. Ты рядом. Твое плечо,- она поцеловала его в плечо. - А я не верю. Не верю, и все... Если я закрою глаза, ты не исчезнешь?

- Постараюсь, Августа.

Какой странный у него голос. Почти как у гения. Это из-за шрама на шее. И как странно он произносит ее титул. Ну какое значение имеет титул? Он - Цезарь. Она - Августа.

- А ты привез мне подарок? Или тоже следуешь древнему запрету не дарить супруге подарков?

- Летти, ну что за ерунда. Я скупил бы для тебя весь Танаисский рынок. Да только нас с Кордом обокрали в дороге. Осталось на все два золотых. Ехали в последнем вагоне.

- Замечательно.

Она коснулась пальцем этого нового шрама на шее. Еще один. А сколько их всего?

- Ты мой Муций Сцевола <Сцевола - левша.>, - шепнула она.>

- Что? - Он задумался и, кажется, не слушал ее.

- Мой Муций Сцевола.

- Не надо.

- Нет, правда, - горячо зашептала она - ей казалось, из скромности он стесняется этого сравнения. - Тот сжег свою десницу на жертвеннике, чтобы показать, что. не боится пыток после неудачного покушения на этрусского царя. А ты тоже все время добровольно суешься в огонь, чтобы оградить Рим от всяческих бед.

- Я не люблю, когда упоминают Муция Сцеволу.

- Завидуешь его славе? - не унималась Летиция.

- В детстве, в войну...- Элий помолчал, мысленно возвращаясь в то время. -

Мы, мальчишки, тоже создали общество Муция Сцеволы. Хотели пробраться через линию фронта и убить главнокомандующего виков, как Муций хотел убить осадившего Рим царя этрусков. Но боялись, вдруг покушение не удастся, нас схватят и будут пытать. Мы были уверены, что будут пытать. И тогда решили испытать друг друга. Пойти мог только тот, кто вынесет пытки.

- Это же глупо, Элий!

- Разве не все в этом мире глупо, Августа? А то, что умно, не стоит ни жертв, ни жертвенной муки. Да и вообще ничего не стоит. Так вот, мы раздобыли жаровню, насыпали углей. Пламя то вспыхивало, то гасло. И мы подходили по очереди. Я был вторым. И отдернул руку сразу же, едва почувствовал жар. Вновь попробовал, и вновь ничего не вышло. Рука покраснела, вскочил волдырь. Но этого показалось мало. М-да... Мне было стыдно. Хотелось провалиться в Тартар, немедленно умереть. А другие, они держались, они смогли. И дольше всех - Секст, наш вожак. Он держал руку целую вечность. Я не мог этого видеть и зажмурил глаза. Но и с закрытыми глазами слышал, как трещит, лопаясь, кожа и шипит что-то, капая на огонь. И запах горелого мяса, как во время жертвоприношений. Рука Секста обуглилась, как у Сцеволы, до кости. Секста отвезли в больницу. А с фронта шли эшелоны раненых. Один за другим. Больницы были переполнены, лекарств не хватало. Секст умер от заражения крови. И с тех пор я не люблю, когда при мне говорят о Сцеволе. Он спас Рим от этрусков, не спорю. Но я не люблю о нем вспоминать.

- Хорошо, не буду сравнивать тебя с Муцием Сцеволой. Имя Дециев тоже что-то да значит.

- Летти, ты любишь меня? Она изумилась. Вот так вопрос.

- Да, конечно.

- Точно любишь?

- Хочешь знать, изменяла ли я тебе?

- Нет, не хочу.

- Так вот, не изменяла, ни разу! Вот! - она выпалила, задохнувшись от обиды. Как он мог усомниться?! Или все-таки мог?..

- Летиция, я не рассказал тебе одну важную вещь.

- Не будем ни о чем говорить больше, а то поссоримся. - У нее от обиды дрожал голос.

- Нет, послушай. Я был в плену. И я был рабом.

- Рабом? Но рабство запрещено.

- Именно так. Но меня провели под "ярмом". Ты знаешь про этот обряд? Я стал рабом. И чтобы избавиться от позора, должен был посетить храм Либерты, надеть шапочку вольноотпущенника. Претор коснулся меня своей палочкой.

- Подожди. Тебя что, записали в списки освобожденных?

- Да.

- Под каким именем?

- Гай Элий Перегрин.

До Летиции только сейчас дошло.

- Элий, ты что, не гражданин Рима? Он кивнул. Она молчала. Не знала, что должна сказать. А она приготовила для него новую пурпурную тогу, привезла с собой. А он и белую обычную тогу гражданина надеть не имеет права. Летиция отвернулась, уткнулась лицом в подушки. Перегрин...

- Вот так получилось: выходила замуж за Цезаря, а оказалась женой

Перегрина, - продолжал он со странным смешком. - Кстати, формально ты теперь не моя жена. Придется вновь заключить брак, если, конечно ты согласишься. Ведь ты теперь Августа.

- Но это ерунда! Чушь! Подашь прошение на имя императора, и тебе тут же вернут гражданство. - Она стиснула зубы. Глаза ее сверкали. Она была готова драться за него со всем миром.

- Гражданство я могу вернуть. Но меня внесут в списки эрарных трибунов <Эрарный трибун - плебейский титул.>, а не в патрицианские списки.

- Ну и что? Что это значит?

- Думаю, для тебя очень многое. "Для тебя многое, а мне на все титулы плевать", - хотела уточнить она, но хватило ума не уточнять.

- Для меня это не имеет значения. Ты - гладиатор, а я твоя девчонка, которая ездит из одного города в другой, от одного места битвы к другому за любимым бойцом. Вчера ты проиграл, тебя уволокли в сполиарий. Но разве от этого я стану меньше тебя любить?

Она думала - он поблагодарит ее, скажет: милая, ты гений доброты. А он не сказал ничего. Достал коробочку из серого картона, вынул табачную палочку. Хотел закурить. Передумал. Смял коробочку и отшвырнул в угол.

- Когда ты должна вернуться в Рим?

- Да завтра и вернемся. - Она постаралась подавить обиду. Да и в самом деле - с чего это она ждет похвалы. Вот дурочка. Она же поступила так, как и должна поступить умная преданная жена... "Уже не жена, еще не жена", - поправила она себя, и червячок сомнения ковырнулся в душе. На мгновение представила заголовок какого-нибудь подлого вестника: "Августа в постели с рабом". Значит, все-таки зацепило. Но ведь подло, подло! - Нет, завтра не получится. Надо попрощаться с царем Книвой. Все эти дурацкие формальности сводят меня с ума! Я и так торчу здесь дольше положенного. Значит, послезавтра мы с тобой возвращаемся. Вновь поженимся в какой-нибудь из праздничных <Вдовы и разведенные заключали брак в праздничные дни.> дней. Как ты думаешь, я после этого буду считаться универой <Универа - женщина, которая была лишь один раз замужем. Это считалось почетньм.>? - Она вновь легла рядом с ним и попыталась пристроить голову у него на плече.

- Летиция, я не могу вернуться в Рим.

- Что?

- Я дал обет.

- Тебе не кажется, что два подобных признания за день - слишком. - Она засмеялась через силу.

- Я дал обет, что не увижу Город двадцать лет.

- Это невозможно! - она села на постели, подогнув ноги, и уставилась на Элия. Она не могла поверить, что он говорит серьезно.- Зачем?

- Если я исполню обет, боги не позволят Трионовой бомбе взорваться вновь.

- Так давно никто не поступает.

- Знаю. Но я решил.

- Бред! Бред! Бред! - она несколько раз стукнула кулачком его по груди. - Ты спятил. А обо мне ты подумал? О Постуме, наконец!

- Мы можем видеться за пределами Города. Вернее, Италии. Так точнее будет исполнен обет.

- Вечно ты что-то придумаешь! То Нисибис, то это! Я тебя ненавижу! - она соскочила с кровати, подошла к окну. Губы дрожали. Но она справилась.- Так нельзя, Элий.- Она обернулась. Строгий педагог, разговаривающий с провинившимся лицеистом. - Подумай, как это отразится на Постуме. Он ведь маленький. И он император. Должен жить в Риме. А ты будешь все время вдали. Вы будете видеться изредка, урывками.

- Я знаю.

- Почему Постум должен страдать? Так нечестно!

- Я знаю. Но, Летиция...

- А еще говоришь, что ты не Сцевола! - Она швырнула в него первое, что попалось под руку. Попался кодекс. Тит Ливии, кажется. И небось тот том, где все это описано - Муций Сцевола и царь этрусков Порсенна. Чтоб им всем изжариться, воспевателям подвигов! - Ты двадцать лет будешь гореть в огне! И я рядом с тобой! И Постум! Жаровня на троих! И мы на ней голой задницей только потому, что тебе пришло в голову дать обет.

- Постум поймет. Я все ему объясню.

- Не поймет. Ну, может, и поймет. Может, он такой же, как ты, чокнутый. А я вот не пойму.

- И ты поймешь. Мы будем писать друг другу пространные нежные письма.

Описывать события, делиться впечатлениями. Ты будешь рассказывать подробно, как прошел очередной день Постума, как он учится. Наймем специального курьера - он будет возить письма каждодневно. А после нашей смерти Квинт издаст письма. Наше переписка превзойдет письма Цицерона популярностью.

Она не ответила, вновь отвернулась к окну. А ведь она думала, что это будет самым счастливым днем в ее жизни. И вот...

- Зачем все это? - спросила тихо. - Ради чего?

- Ты видела их, тех, кого лечили? - спросил Элий.

- Да. - Она помолчала. - Очень страшно. Один из них высох, как египетская мумия. Высоченный парень, здоровяк-центурион. Он был олимпиоником 499-й олимпиады в метании диска. А после облучения превратился в черную головешку. И все жил, жил...

Она кинулась в постель, обхватила Элия, стала покрывать его лицо и изуродованную шею поцелуями.

- Ну какой же ты все-таки сумасшедший... Точно, сумасшедший!

- Ах, вот как! Значит так? Мир или война?

- Война, конечно же,- засмеялась она, слегка прикусывая кожу на его плече.

- Я буду днем с Постумом, ночью - с тобой. Корд на своей авиетке будет возить меня туда-сюда. И так я буду порхать между вами, сплету невидимую нить, кокон, соединю. Иначе зачем я тебя выбирала?

Глава 22

Июньские игры 1976 года (продолжение)

"Войска монголов повернули назад, в Хорг. Варвары испугались силы цивилизованных государств, испугались, что Великий Рим придет на помощь своим союзникам, и предпочли удалиться без боя. Вот что значит сила непобедимых римских легионов!"

"Вестник "Римский демократ" уже три дня как не выходит".

"Акта диурна", 17-й день до Календ июля <15 июня.>

Со всех сторон в Рим стекались исполнители. Гениев среди них было меньшинство, они затерялись в пестрой толпе молодых, упитанных людей, которых сопровождали такие же молодые упитанные женщины с букетами цветов. Специальные составы поездов везли этих людей в Рим без остановок. Все это были в основном члены общества "Радость". Шел слух, что вечером в Риме для них устроят пиршество прямо на форуме. Тысячи и тысячи столов, заставленных жареными угрями, миногами, фаршированными поросятами, фруктами, пирогами. И еще будут разбрасывать тессеры, и по каждой - выигрыш. Говорили, что самый большой выигрыш - миллион. Все верили.

"Бенита в диктаторы" - было начертано на каждом вагоне, по обеим сторонам надписи - лавровые венки. Ветер трепал пурпурные ленты.

Люди встречали поезда криками радости.

И погода вдруг изменилась. Дожди прекратились. Сделалось солнечно, ясно. Лишь белые облака висели высоко-высоко над землей. Все римские станции еще с вечера выплевывали толпы в Город, и они бурлили в его узких улицах хмельком молодого вина. Таверны были открыты до утра. Сам Бенит сидел в редакции "Первооткрывателя". В эту ночь он не ложился. Когда Бениту сообщили о повторном разгроме редакции "Либерального вестника", он радостно потер руки и произнес: "Началось!"

С утра форум затопила огромная толпа. Люди все прибывали и прибывали.

- Пусть предатели Рима уезжают в Альбион! Им нет места в Империи! - вопили на форуме.

И когда Бенит появился на рострах в сенаторской тоге, восторженный вопль покатился волной, перехлестнул ораторскую трибуну и понесся дальше и выше, к подножию Капитолия. Цветы, венки летели к ногам молодого кумира. Он поднял руку, и толпа стихла.

А Бениту вдруг сделалось весело и легко.

- Римляне, - крикнул он толпе, - вы вновь станете господами мира!

И они завопили в ответ хором:

- Да, станем!

***

В дверь постучали. Летиция с трудом разлепила глаза. Солнце садилось. - Я ж велела не беспокоить!

Элия как будто здесь и не было все эти дни. Преторианцы прекрасно знали, кто живет в номере с Августой, но делали вид, что его не замечают.

Вновь стук - громче, настойчивее.

- Ну что еще? Вот скоты, не могут подождать,- она соскочила с кровати, накинула персидский халат и, приоткрыв дверь, глянула в щелку.

За дверью стоял Квинт.

- Чего-то ты долгохонько добирался сюда из Антиохии, - заметила Летиция, впуская агента.

Тот вошел, опустив глаза долу.

- Задержался.

- Вот и Элий задержался. Торчал в храме Либерты. А ты что делал? Тоже от чего-нибудь очищался?

Элий вышел в экседру, закутанный в пестрый долгополый халат из махрового хлопка.

Квинт поднял глаза, виновато глянул на Элия, потом на Летицию.

- Играл, - признался вдруг честно.

- Много выиграл? - поинтересовался Элий.

- Проиграл. Полмиллиона.

- Ого! - Летиция бросилась в кресло, обхватила колени руками. - Доблестный муж, ты меня удивляешь. Надеюсь, это все?

Квинт тяжело вздохнул. Мог бы и не продолжать. Про ту минутную слабость никто никогда не узнает. Мысли - не деньги. Но ведь Квинт служит Элию.

- Хотел удрать. В Новую Атлантиду. Устал. Надоело. И не смог убежать. Вот, приехал. - Он изобразил на лице самое искреннее раскаяние.

Летиция молчала. Элий тоже.

- М-да... Ну что ж, хотя бы честно,- наконец сказал Элий. - Ты же нам нужен. Квинт. И мне, и Ле... Августе.

В коридоре послышалась краткая возня, чей-то шепот: "Не сейчас", и в ответ отчетливое, почти что крик: "Это важно"!

- Ну что там еще! - крикнула Августа. Преторианец заглянул в экседру.

- Августа, только что пришло сообщение с телеграфа, - он протянул бумагу с сообщением. Она взяла бумагу, прочла вслух:

- Сенат избрал Бенита диктатором. - Хотела встать, но тут же упала назад в кресло. Сидела и смотрела в одну точку. Известие в голове не укладывалось. - Бенит диктатор. Какой-то бред. Мы должны вернуться.

Элий молчал.

- Квинт, закажи билеты! - Она встрепенулась.

- Нет, - сказал Элий.

Ей показалось, что она ослышалась.

- Но мы должны...

- Летиция, мы не можем вернуться.

- Почему? - она знала ответ, но не могла, не смела даже подумать такое.-

Элий... нет, это невозможно, что ты говоришь. Ты - Цезарь!

- Я - Перегрин.

- Бред, бред! Ты вернешься, и все изменится.

- Мы не доедем до Рима.

- Да к воронам все! Никто меня не посмеет тронуть! Я - Августа, мать императора. Я еду. А ты можешь оставаться!

Она кинулась в спальню. Он за нею. Схватил ее за руки, обнял.

- Летиция, я тебя не отпущу. Ты станешь его пленницей, его наложницей...

- Мне плевать.

- Летти!

- Я тебе не жена. Ты меня не удержишь!

- Что ты говоришь!

- Там мой сын.

- И мой.

- Какое тебе дело до него! Ты его никогда не видел!

Элий выпустил ее, отступил. Она шагнула было к двери и встала. Ноги не шли. Она швырнула собранные в охапку вещи и упала сверху сама. Попыталась опереться на руки. Не смогла. Все в ней сломалось. Будто не было ни в руках, ни в ногах костей.

- Что делать, что делать,- шептала. Она знала, что должна остаться.

Должна. Но будто неведомая нить тащила ее в Рим.

Элий сел рядом и обнял. Она уронила ему голову на плечо.

- Я придумаю, как спасти нашего мальчика, обещаю. Но сейчас возвращаться нельзя. Летиция не отвечала.