Чтение 20–й страницы книги ~Римский орел~

Это была правда.

- Ты, должно быть, многое успел увидеть, прежде чем стал служить Риму?

Черепанов пожал плечами.

- Я бы хотела узнать о тебе больше. - Это была не вежливость, нормальное любопытство.

Но чувствовалось, что "хочу" и "могу" для дочери сенатора - одно и то же. А смертельно опасное нападение варваров - просто "эпизод". Но достаточный, чтобы забыть о светских приличиях.

- Это долгая история, - сказал Геннадий. - Многое в ней покажется невероятным... - Ему вдруг захотелось рассказать этой девушке, кто он и откуда. Рассказать о том мире... - Это долгая история, домна, а сейчас не слишком подходящее время для долгих историй.

- Вот тут ты прав, кентурион! - вмешался трибун, очень сердитый. - Домна устала! Пей свое вино и ступай!

Черепанов обернулся, встретил, не мигнув, бешеный взгляд гвардейца, затем усмехнулся и произнес подчеркнуто мягко:

- Ты тоже прав, преторианец. Домна действительно устала. И мне действительно пора идти. Но всякого, кто попробует заставить меня пить это вино без должного уважения к той, кто мне его дал, я пошлю к воронам. В качестве ужина. Я понятно изъясняюсь no-латыни? - Подполковник пригубил вино (действительно превосходное) и уже без усмешки, с откровенным вызовом поглядел на преторианца. Да, трибун претория - намного выше кентуриона-гастата. Но это еще не значит, что наглый аристократишка выше Черепанова.

Трибун не удосужился ответить. Не потому, что испугался. Не счел нужным вступать в пререкания с каким-то полуграмотным армейцем, презрение к которому крупными буквами было написано на напыщенной физиономии гвардейца.

Наплевать. Промолчал - и ладно. Подполковник не спеша допил вино и сказал:

- Домна, у меня есть просьба. В моей кентурии - шестеро тяжелораненых. Транспортировать их в лагерь нежелательно. Они могут не перенести дороги.

- Разумеется, кентурион, ты можешь оставить их здесь, - серьезно ответила дочь сенатора. - Ты должен оставить их. Я лично о них позабочусь.

- Благодарю, домна. Как только я доберусь до лагеря, сразу пришлю к ним лекаря.

- Это не обязательно. Мой домашний медик жив и поможет им. Не беспокойся.

- Еще раз благодарю! - Черепанов поклонился Корнелии и вышел из залы.

С медиком удачно получилось. И (вторичная мысль) теперь у него есть повод приехать сюда еще раз.

Внизу трудились слуги. Наводили порядок. Трупы уже вытащили наружу: варваров аккуратно сложили под портиком.

Во дворе тоже царила деловая суета. Римский порядок - это порядок. В армии или на гражданке. Уцелевшие обитатели поврежденного муравейника под моросящим дождиком энергично заделывали бреши. Весело стучали молотки... А чуть поодаль кто-то плакал. Тоненько и жалобно.

- Командир! - рядом возник Мелантий Ингенс. - Наших, которым не повезло, мы забираем с собой? Я возьму у здешних телеги, да?

- Бери, что требуется, - кивнул Черепанов. - Но не больше. Кто будет мародерствовать - яйца оторву. Это вилла сенатора Гордиана, а не варварский бург.

Сигнифер салютовал и отбыл.

- Пустое, кентурион. - Это сказал подошедший Мавродий. - Пусть поживятся солдатики. От Гордиана не убудет. Все застраховано. Тем более сенатор Антонин Антоний Гордиан - сын Марка Антония Гордиана, наместника Африки [Африка - римская провинция на севере Африканского континента, в районе современного Туниса.]. Слыхал о нем?

- Нет.

- Ты меня удивляешь, кентурион. Это одна из самых богатых сенаторских семей в империи. Не обеднеют. А солдат, который не крадет... Таких солдат не бывает.

- Мои легионеры не крадут! - отрезал Черепанов. - У них есть все, что требуется. А если кто-то думает, что ему мало, мой опцион объяснит ему ошибку. Это ему по силам.

- Вот в это я верю, - согласился субпрефект. - Я его видел.

- Командир! - перед Черепановым нарисовался Ингенс-старший. - Мы закончили!

- Что закончили?

- Развесили разбойников. По твоему приказу! - Судя по довольной физиономии, опцион явно нарывался на похвалу. - Хочешь взглянуть?

- Не хочу, но взгляну, - сказал подполковник. - Пойдем.

Да, рвение опциона заслуживало похвалы. Он действительно быстро управился. Правда, с помощью уцелевшего местного населения (помощью, оказанной с большой охотой) и с использованием качественных лесоматериалов. Но все равно очень быстро.

Сколотить и установить полсотни крестов, пусть даже не канонических, а тех, которые впоследствии назовут "андреевскими" и которые украсят военно-морской флаг "Третьего Рима" [Имеется в виду "косой" крест, на котором был распят апостол Андрей.], работа не хилая.

- Это те, кто покрепче, - сказал опцион. - Остальных мы просто прикололи. Что толку вешать, если они сразу загнутся. Я прав?

- Прав, - кивнул Черепанов.

Прямо над ним висел распятый германский вожак. Настоящий воин, мускулистый, покрытый хитрой вязью татуировок. Смотрел поверх голов победителей. Молча и надменно. Жилистые руки и ноги его были прикручены к дереву, но он не висел - сидел верхом на торчащем из перекрестия толстом штыре. У римлян все продумано.

Какое-то время Черепанов колебался: не распорядиться ли, чтобы германцев прикончили. Сразу. Говоря "повесить", он не имел в виду распять.

- Ты суров, кентурион, - с уважением произнес сопровождавший Черепанова Мавродий.

- Да им повезло всем, - сказал Ингенс. - На таком холоде, голый, больше двух суток и здоровый не протянул бы.

- Как знать, - возразил субпрефект. - Германцы выносливы.

Варварский вожак глядел поверх их голов. Что он видел там, в серой дымке, повисшей над черными стылыми полями?

"Что ж, - подумал Черепанов, глядя на чудовищную "аллею", - пусть другим это будет уроком".

- Какие контубернии не понесли потерь? - спросил подполковник.

- Четвертая и пятая.

- Пусть останутся тут, за этими присмотрят и помогут, если что.

- Местные спрашивают: можно ли им потом дерево забрать? - Опцион кивнул на ряд крестов. - По мне пусть берут. Им тут ремонтировать надо.

- Пусть берут, - разрешил Черепанов. - Молодец, Гай! Давай собирай ребят, в лагерь поедем.

- А с ранеными что?

- Тяжелых тут оставим. Домна не возражает. И лекарь у нее свой. Может, пусть остальных тоже глянет, как считаешь?

- Без надобности. Братишка мой сам справится. Он дырки на шкуре штопает - любой скорняк позавидует.

- Мелантий?

- Ну не младший же!

Оба рассмеялись.

- Мел этому делу еще в цирке научился, - сказал Ингенс-старший. - Там, сам знаешь, порватая шкура - обычное дело.

- Не знаю, но догадываюсь.

Опцион хрюкнул.

- Шутник ты, командир! А лихо ты этого столичного фазана! "Возьми, мол, этого ряженого варвара и выясни, с кого он содрал скорлупу!" Ребята наши животы надорвут от смеха, клянусь Марсом-Мстителем!

- Не любишь ты гвардию, - заметил Черепанов.

- Не люблю. А кто ее любит? Чистюли! А жалованье - втрое от нашего. А поставят такого столичного индюка кентурионом - просто беда! Вот ты, командир, к примеру, сразу видать, с фуркой [Фурка - шест-рогатка. Специальное приспособление для переноски имущества легионера. К фурке привязывались кожаный сундучок, котелок, шанцевый инструмент, мешок с провиантом и т. п. Ее носили на левом плече. На правом легионер нес связку копий и дротиков, а также, если необходимо, обтесанное бревнышко для лагерного частокола.] на плече не ходил. Но солдата понимаешь получше меня. И работу нашу солдатскую тоже понимаешь. Думаешь, парни не видят, что ты для них сделал? Думаешь, не понимают, что без тебя нас варвары в щепу порубили бы! - Здоровяк-опцион был не на шутку взволнован. - Или я не прав?

- Не прав, - строго произнес подполковник. - Мы побили варваров, потому что должны были побить. Потому что наша кентурия - это сила. И в том, что она стала такой, твоя заслуга, Гай, ничуть не меньше моей. Хорошее копье в умелой руке всегда достанет врага, а тупая деревяха сломается на первом ударе. Наша с тобой кентурия - отличное копье, Гай!

- Согласен. - Опцион улыбнулся. - Мы не сломаемся, командир, обещаю. Ты только направь нас в нужное место.

- Направлю, не сомневайся. - Геннадий хлопнул опциона по плечу так, что звякнули пластины лорики. - Давай, собирай ребят. Двинемся, пока дождя нет.

А распятый убийца-варвар все так же глядел в пространство. Такой ли он видел свою смерть? Вряд ли. Но он сделал выбор, когда высадился на чужой берег. Так же, как в свое время Черепанов. Но, очевидно, выбор Черепанова был правильнее, если над голым германцем теперь кружится воронье, а Геннадий, живой, уже почти забыл о нем, и его куда больше занимает вопрос: когда удастся снова наведаться в гости к благородной Корнелии Гордиане?

Спустя полчаса поредевшая кентурия выстроилась на дороге. Всадники - впереди, пехота - замыкающие. В середине - десяток позаимствованных в имении возов: с легкоранеными, амуницией и добычей. И телами тех двадцати шести, кому "не повезло".

- Ну, парни, как вам вкус победы? - спросил Черепанов.

Он не увидел особого восторга на усталых лицах. Иного, впрочем, подполковник не ожидал. Устали мужики. Бой - не увеселительная прогулка. А впереди - десятимильный переход. Ничего, крепче будут.

- Война - это потрудней, чем землю пахать, - сказал Геннадий. - Но вы - молодцы! Я вами доволен. Я горжусь тем, что вы - мои солдаты!

- Служим Риму и Августу, - не очень уверенно выкрикнул кто-то. Но тут же кто-то другой грохнул древком о щит. И остальные, уже слитно, разом, грянули. Раз! Два! Три!!!

- Слава кентуриону Черепу! - взревел Мелантий Ингенс.

- Ave! Vivo! Victoria! - вразнобой закричали легионеры.

Вот так-то лучше.

- Они станут еще веселее, кентурион, после дележки трофеев, - заверил Черепанова Трогус, когда колонна тронулась.

Рука декуриона повыше кисти была перетянута льняным бинтом, но физиономия так и сияла.

- Не сомневаюсь, - кивнул Геннадий. - Это только начало, Тевд. Нас всех ждет славное будущее.

- С тобой - да! - Трогус осклабился. - Ты - победитель! Увидишь, сколько будет кандидатов на освободившиеся вакансии в нашей последней кентурии! У тебя есть шанс здорово разбогатеть!

- Неужели ты думаешь, что я стану наживаться на новобранцах?

- А ведь и впрямь не станешь! - констатировал декурион. - Слушай, командир, пожалуй, я хотел бы родиться там, где все вожди такие, как ты. Будь вы хоть трижды варвары!

- Каждому - свое, Тевд, - сказал Черепанов. - Имей в виду, если ты и у меня будешь опаздывать из увольнения - мало не покажется. Но одно опоздание я тебе прощаю. Авансом. За сегодняшнюю доблесть.

- Ты знаешь! - удивился Трогус. - Ах да, конечно. Ты же читал мои бумаги. Ты не думай, командир. У нас все опаздывали. Только у меня три раза не нашлось денег для отступного. Проиграл все, понимаешь...

- Не понимаю, - сказал Черепанов. - И не пойму. Но к "серебряному запястью" тебя представлю. Заслужил.

- Благодарю! Слушай, а эта домна и впрямь дочь сенатора?

- Да.

- Тогда я свое запястье получу, это точно. А ты, готов побиться об заклад, получишь "венок". Никак не меньше.

- Поживем - увидим, - философски ответил Черепанов.

Лучшей наградой для него была сегодняшняя победа. Его первая победа на этой земле. И четкое понимание, что сегодня они сделали нечто действительно настоящее.

Глава седьмая

ЕШЕ ОДИН ВИЗИТ В СЕНАТОРСКОЕ ПОМЕСТЬЕ

Золоченый панцырь вожака варваров Черепанов взял себе. Выглядел он ничуть не хуже доспехов, в которых красовался преторианец. И шлем Геннадий надел парадный. И "форменные" серебряные поножи. Приоделся, словом. Не хуже Аптуса. У того, правда, вся грудь - в наградах, а у Черепанова - ни одной. Но это даже и неплохо. Скромно.

- В Августу? - поинтересовался Пондус, когда Черепанов пришел за увольнительной.

Геннадий пожал плечами. В Августу он не собирался, но Толстяка это не касается. Перстень из трофейных, подаренный Черепановым, красовался рядом с золотым кольцом первого кентуриона. Дорогой перстень. Наверняка ворованный, содранный с пальца какого-нибудь римлянина. Или отрубленный вместе с пальцем. Почти все трофеи, взятые на разбойниках-варварах, были примерно одинакового происхождения. Но это никого не интересовало. Черепанов уже знал: гражданские законы о возврате похищенного имущества на армию не распространяются. Вот если у тебя в трактире плащ сопрут, а потом ты его увидишь на каком-нибудь гражданине - можешь смело тащить гражданина к судье. Если справишься. И получишь плащ обратно, если там, у судьи, сумеешь доказать, что плащ - твой.

Но если ущемленный в имущественных правах гражданин попробует наехать на кентуриона, носящего перстень, некогда принадлежавший гражданину, но взятый в качестве добычи... Что ж, зубные протезы делают и здесь. И жаловаться особо некому, потому что полицейские функции в пограничных провинциях тоже выполняют легионеры. И функции палачей, кстати. Местные вигилы - они больше насчет пожаров. Хотя вот Черепанова в свое время едва не прихватили "за оскорбление величества". Так что всякое бывает. Впрочем, Черепанов готов был на что угодно спорить: первый кентурион Тит Пондус, с детской непосредственностью обрадовавшийся подарку, к желающим отнять у него "игрушку" отнесется точно не по-детски.

Черепанову перстня не жалко. И набитой серебром шкатулочки с затейливой инкрустацией и хитрым замочком, которую Геннадий преподнес Феррату, - тоже. Надо значит надо. А вот Аптусу он сделал подарок не по долгу, а от души: орин, снятый с вожака варваров, две сцепившиеся кошки из тяжелого мягкого золота. Штуковина, хоть и выкованная с большим искусством, но явно не римской работы - и тем особенно ценна. Редкость.

Ничего, были бы руки да голова, а деньги будут. Это Черепанов усвоил твердо. Еще в той жизни.

С собой он взял Трогуса. Для солидности и чтобы в дороге не скучать: Тевд, битком набитый всякими местными историями, был превосходным спутником. Он, единственный в черепановской кентурии, умел читать и писать. Окончил так называемый лудус - местную начальную школу. В Риме. Отец Тевда планировал вывести старшего сына в люди, но разорился. Тевд вступил в армию и ничуть об этом не жалел. Полагал, что быть удачливым воином поинтересней, чем вороватым чиновником.

- Это потому, что ты еще мальчишка, - заметил Черепанов. - Посмотрим, что ты скажешь через двадцать лет.

- Через двадцать лет, когда мне стукнет сорок, я уже буду первым кентурионом! - самонадеянно заявил Тевд. - А то и старшим - чем я хуже Феррата? Или военным префектом. А еще через пять лет, когда я выйду в отставку с полными сундуками серебра и изрядным жалованьем, женюсь и, может быть, захочу стать чиновником. Каким-нибудь квестором. А еще лучше изберусь в эдилы. Здесь, в приграничье, для отставного кентуриона, вдобавок грамотного, любая должность открыта.

- А если тебя убьют или покалечат?

- На все воля богов, - последовал ответ. - А боги ко мне благоволят, командир.

- И в чем это выражается?

- Вот тебя мне подослали! - Парень засмеялся. - Я-то думал: как мне из такой дерьмовой кентурии выбираться? А тут появился ты - и вытащил меня из дерьма. Вместе с кентурией.

Это была самая своеобразная версия попадания Черепанова в этот мир. Чтобы поправить карьеру Тевда Трогуса.

За прошедшие три дня в поместье сенатора Гордиана многое успели сделать. Теперь только обгорелая роща да светлые створки новых ворот напоминали о недавнем побоище. Это, да еще воронье, обсевшее повешенных, уже источавших тяжелый смрад разложения.

Проезжая мимо, Черепанов на трупы, обезображенные падальщиками, не смотрел. Не из брезгливости. Просто его мысли были заняты другим.

Его ждали. Похоже, кто-то из поселян, завидев всадников (сверкающие доспехи и парадный пурпурный гребень кентуриона заметны издалека), успел предупредить хозяйку.

Корнелия Гордиана встречала его на ступенях портика.

В белой длинной столе и мягком белом плаще из козьей шерсти. Густые черные волосы, искусно уложенные и скрепленные золотой сеткой с капельками крохотных рубинов, еще более подчеркивали идеальную белизну лица, словно бы выточенного из чистейшего алебастра.

- Приветствую моего спасителя! - Голос домны был чист и ясен. Может быть, чуточку театрален. Чувствовалось, что дочь сенатора учили красиво говорить.

Черепанов спрыгнул с коня, поводья которого тут же подхватил кто-то из слуг.

- Я счастлив снова склониться перед божественной красотой! - Геннадий отвесил поклон. Он не знал, что предписывают в данном случае здешние правила этикета, и решил просто быть искренним.

- Прошу, доблестный кентурион, и ты, воин (жест в сторону Трогуса), войдите! Будьте моими гостями!

Все шестеро раненых, оставленных на вилле, выжили. И уверенно шли на поправку. Медик, худощавый грек лет пятидесяти, заверил, что пятеро не позднее, чем через два месяца смогут вернуться в строй. Шестой, к сожалению, никогда уже не будет легионером. Рана в боку заживет. И сломанные ребра тоже срастутся. Но германский топор перерубил подколенные сухожилия. Поэтому раненый навсегда останется калекой.

- Жаль, - искренне произнес Черепанов и подумал, что надо бы договориться с писарем: оформить задним числом парню "декуриона". Чтобы пенсия была побольше. Да, местная медицина - куда лучше, чем ожидал Геннадий. Но все же похуже, чем в двадцать первом веке. В том времени парню сшили бы поджилки - и все дела. Ну, хромал бы немного...

Последние слова подполковник пробормотал себе под нос, но медик услышал.

- Сшить сухожилия? - проговорил он удивленно. - Мой учитель такого не делал. Но мысль любопытная... Тебя обучали медицине?

- Я - солдат, - сказал Геннадий. - Сам понимаешь... И там, где я родился, лечат по-другому.

- Было бы крайне любопытно поговорить с вашими медиками, - заметил грек.

"Еще бы!" - подумал Черепанов.

Хотя он подозревал, что большая часть наработок прогрессивной медицины здесь окажется бесполезной. Без современной им техники и фармакопеи. Он уже знал, что значительное число раненых умирают не от самих ран, а от потери крови. Или от последующего заражения. Например, после полостных операций, проведенных местными врачами, которые, кстати, старательно выполняли все требования антисептики. Не потому, что знали о микробах, а потому что их так учили. Но раз на раз не приходится. Зато - приятный сюрприз! - в этом мире существовала анестезия. С помощью настойки мака. Правда, в полевых условиях чаще использовалось спиртное. И деревяшка - в зубы.

Но факт остается фактом: в пылу битвы те же варвары продолжали биться и убивать с такими ранениями, после которых человек не должен не то что драться, на ногах стоять. С проломленной головой, с отсеченными конечностями, с разваленной брюшиной. Черепанов сам видел, как громила-германец одной рукой кишки придерживал, а другой - рубил наотмашь. Да, они еще могли убивать - какое-то время. Но выжить - нет.

Пока Черепанов общался с лекарем, в триклинии готовили стол. Вернее, столы, поскольку, как выяснилось, в хороших домах со столов не убирали. Убирали сам стол. И приносили следующий. Накрытый, разумеется.

Обедали вчетвером: Геннадий с Трогусом, прекрасная хозяйка и почтенного возраста дама, домна Фотида, бывшая при Корнелии, надо полагать, кем-то вроде компаньонки. Последняя оказалась весьма полезна Черепанову - в качестве источника информации о здешних застольных манерах. Сама Корнелия ела, как воробушек: там зернышко, тут семечко... Но очень изящно. Черепанов искренне ею любовался. Правда, не забывал отдавать должное и тому, что лежало и стояло на столе. Двенадцать часов в седле изрядно возбуждают аппетит.

- Я рада, Геннадий, что ты сумел так скоро приехать, - говорила Корнелия. - Ты показался мне очень интересным человеком. Не таким, как другие военные.

- Не таким, как твой жених? - осведомился Черепанов.

- Секст - не военный. - Изящная головка качнулась, звякнули золотые колокольчики-серьги. - Секст - в первую очередь патриций. Конечно, он храбрец. Он даже выходил на арену, под маской, разумеется... Ой! - Корнелия прижала ладошку к губам. - Прошу вас не говорить об этом никому. Это ведь тайна!

Под алебастровой маской благородной римлянки на миг проступила совсем юная девушка.

- Мы будем молчать, - заверил подполковник.

- Ну да, - подтвердил Тевд. - Хотя не вижу в этом ничего дурного. Такое и императоры себе позволяли. Главное - чтобы тебя не прикончили там, на песке. А таких - немного. Вот мой кентурион, кстати, - он мог бы! - Трогус повернулся к Геннадию и поднял большой палец. - Мой кентурион - та-акой боец!

- Замолчи, Тевд, ты пьян! - сухо произнес Черепанов. - Я никого не хочу осуждать, домна, но сам я никогда не стал бы убивать ради удовольствия. Не важно, своего или чужого. Когда мне было совсем немного лет, я... - он запнулся, подыскивая слово, - ... я победил на Играх в своем городе. Один раз. И больше в них не участвовал, хотя на наших Играх никого не убивают.

- Мне тоже это кажется глупым, - убежденно произнесла Корнелия. - И мой отец говорит, что гладиаторские игры - пустое расточение средств, которых и так не хватает. Но еще он говорит, что арена Веспесианова амфитеатра - это сердце Рима. Ты был в Риме, Геннадий?

- Еще не успел, - улыбнулся Черепанов. - Я недавно в империи.

- Тебе непременно следует побывать в Риме! - воскликнула девушка. - Кто не видел Рима - тот не видел ничего!

- Ну да, - поддакнул Тевд. - Особенно если заглянуть в греческий или сирийский кварталы. Такой вони я точно нигде не встречал. А в Субуру или на тот берег Тибра без меча лучше не соваться. Иначе точно больше ничего не увидишь.

Тевд шутил. Он был ярым фанатиком Великого города. Черепанов исподтишка показал ему кулак.

Чопорная домна Фотида осуждающе поджала губы.

- Наверное, ты прав, - согласилась Корнелия. - Но мы туда не ходим. Зачем туда ходить? Скажи, Геннадий, где ты воевал, пока боги не привели тебя сюда?

"Я должен поразить ее воображение", - думал Черепанов, пока слуги уносили один стол и ставили перед ними другой - с десертом.

Сознание подполковника как бы раздвоилось: одна его часть четко анализировала ситуацию, подбирала нужные слова и вела искусную игру, вторая - глупо улыбалась и глотала розовые слюни, точно впервые влюбившийся подросток, которому для абсолютного счастья достаточно просто смотреть на предмет своих чувств. Определенно, попав в этот мир, Черепанов "помолодел".

"Где ты воевал?" Гм-м-м...

Геннадий на мгновение представил, как, повинуясь движению штурвала, опускается хищный нос "сушки", как переворачиваются облака и запрокидывается вверх серо-зеленая поверхность земли...

- Там, - Черепанов показал вверх. - Я воевал там, - и добавил, потому что его не поняли: - Там, в небе.

Глава восьмая