Чтение 20–й страницы книги ~Князь~

Говорили без толмача. Булгарский диалект "славянского языка" Духареву был понятен. Сурсувул, в свою очередь, прекрасно понимал диалект, на котором изъяснялся Сергей и который довольно неплохо знал Тотош.

- Хочу с воями своими через ваши перевалы во Фракию пройти! - заявил прямолинейный угорский княжич. - А потом - обратно. Десятая доля взятого - ваша!

- У кесаря моего с кесарем константинопольским - вечный мир, - напомнил Сурсувул.

Тотош помрачнел:

- Значит, не пропустите?

Сурсувул развел руками:

- Отцу твоему, почтенному дьюле, ведомо, насколько расположены мы к мадьярам. Но пойти против нашего уложения с Константинополем тоже нельзя. Кесарь мой Петр, от слова отступив, и честь потеряет, и Божье покровительство.

- Ну коли так... - с угрозой начал Тотош, но Духарев его остановил.

- Ты не так понял славного княжича Тотоша, - вмешался Сергей в разговор. - Разве он зовет вас воевать с ромеями? Княжич, разве ты хочешь, чтобы воины Петра присоединились к твоему войску?

Тотош пробормотал нечто, подразумевающее "на хрен они мне нужны".

- Вот видишь, почтенный болярин, в просьбе Тотоша нет ничего, ущемляющего честь кесаря Петра. Вы в дружбе с Константинополем? Замечательно! Но ведь с угорскими племенами вы тоже в дружбе, разве не так?

Сурсувул подумал, почесал затылок, поглядел на раскрасневшегося княжича...

"Какие вопросы! - было написано на бородатой физиономии угра. - Не пустите к ромеям, пощупаем вас!"

Политика кесаря Петра (которую правильней было бы назвать политикой Сурсувула) заключалась в минимизации конфликтов. В настоящий момент ромеи были далеко, а угры - рядышком. Скажи Сурсувул "нет", и храбрый княжич, вернувшись к своему войску, вполне способен будет заняться грабежом его, Сурсувуловых, владений. А то и сразу начнет грабить, с той тысячей, что сейчас выпасает коней на луговинах около замка. Разбойники - они и есть разбойники. С другой стороны, и ромеи в последнее время стали вести себя неуважительно. Присылают Сурсувулу повеления, словно он не первый булгарский болярин, приближенное лицо супруга порфирородной ромейской кесаревны Марии, а мелкий чиновник. Нынешний император Никифор Фока - простой вояка, грубый, жадный, агрессивный, не скрывающий своего нежелания платить булгарам "за дружбу". Забыли, забыли ромеи, как бил их папаша Петра Симеон. Может, поpa напомнить Константинополю, что спокойствие во Фракии целиком зависит от благорасположения булгар к империи? А благорасположение булгар к империи - от него, болярина Сурсувула?

Хотелось бы... Но боязно. Да и кесарь может воспротивиться. Была бы его жена-ромейка здорова, точно бы воспротивился, поскольку слушался слабовольный кесарь только жену и Сурсувула. Причем жену - охотнее. Нет, ссориться с ромеями совсем не хочется. Тем более сыновья Петра, Борис и Роман, живут в Константинополе. Когда в Булгарии поднялась смута, в Преславе рассудили: так будет удобнее. Но если отношения Петра и Никифора испортятся, тогда почетные гости, правнуки императора Романа I Лакапина, могут превратиться в заложников...

- У кесаря Петра нет вражды с дьюлой Такшонем, - осторожно ответил Сурсувул.

- Стало быть, вы - друзья, - резюмировал Духарев. - И ромеи тоже ваши друзья. Разве в договоре между Булгарией и Византией указано, что Булгария не должна пропускать одних своих друзей к другим?

Сладилось. Лидер византийской партии впитал в себя самую суть византийской политики: хитроумие, изворотливость, двуличность и безусловный приоритет личных интересов.

Войско угров не только беспрепятственно пройдет по территории Булгарии, но также будет снабжаться провиантом и фуражом. А за это двенадцатая доля добытого во Фракии отойдет булгарскому кесарю. И двадцатая доля - болярину Сурсувулу.

Что же касается посла киевского князя, воеводы Серегея, то ему предлагается ехать в Преславу и ждать, пока Сурсувул организует ему прием у кесаря. Для проживания послу будет выделен особнячок со всем необходимым и денежное содержание.

Можно было не сомневаться, что Сурсувул немедленно сообщит византийцам о киевском дипломате и попытается извлечь из ситуации максимальную выгоду. А византийцы... Надо полагать, попытаются посла отравить. Это у них стандартный прием. Стандартный, но эффективный. Могут еще использовать "сладкую ловушку" - подсунуть послу очаровательную девушку, которая ночью его прирежет. Ну, с девушкой у них вряд ли прокатит, а вот отравы придется поберечься.

Глава третья,

в которой Духарев так и не удостаивается аудиенции

булгарского кесаря, но зато встречает брата

Столица Булгарии располагалась на равнине, что не очень выгодно с точки зрения обороны. Но стены у Преславы были крепкие, а за ними имелись еще одни, окружавшие царский дворец. Эти были даже покрепче городских. Очевидно, собственная безопасность заботила булгарских кесарей больше, чем безопасность подданных. Разглядывая эти стены, Духарев от нечего делать размышлял, насколько связаны между собой крепость власти и крепость стен, отделяющих власть от народа.

У Киева стены были попроще. А у княжьего Детинца вместо стен - и вовсе бревенчатый частокол. Говорили в Киеве и Преславе, считай, на одном языке - славянском. Но разница между культурами племен одного корня была весьма значительная. Впрочем, по здешним понятиям, общность языковая - не повод для дружбы. Да и сходство между русами и булгарами только языком и ограничивалось. Здесь, на Дунае, все пропиталось Римом. И Вторым - нынешней Византией, и Первым. Здесь, вдоль Дуная, стояли стандартные римские крепости, связанные старыми, но превосходно сохранившимися дорогами. Здесь кланялись Христу и писали на пергаменте. В Киеве же приносили жертвы языческим богам и резали значки на бересте. Или рубили на камне. А дороги... Дороги и через тысячу лет останутся в России - без разницы, Великой, Малой или Белой - слабым местом. Все разное, кроме языка. Тем не менее Духареву очень хотелось договориться с кесарем Петром. Он изначально был расположен к булгарам - из-за Слады. А вот Святослав никаких симпатий к булгарам не питал. Может, не забыл, что во времена княжения его отца кесарь Петр сыграл на стороне ромеев, а может, в силу обычной установки повелителя, гласившей: дружи с тем, кто полезней.

Сергею вспомнился разговор со Святославом, состоявшийся вскоре после их возвращения в Киев.

... Они стояли вдвоем на Перуновом холме. Вчерашняя кровь на губах идола еще не успела почернеть.

"Золотые усищи и кровь. Вот оно, воплощение войны", - подумал Духарев.

О чем думал Святослав, сказать было трудно. Великий князь в белой рубахе, без брони, с одним только мечом, стоял перед полуторасаженным истуканом, гордо задрав подбородок с такими же пшенично-золотыми (он давно уж перестал их синить) усами. И губы у князя тоже были яркие, красные. Не от крови, конечно, от молодости.

Вчера, когда творили благодарственные обряды, Сергея тут не было. Ни Сергея, ни его сына, хотя традиция и право требовали их присутствия среди старшей дружины.

Артема не пустила мать, а Духарев сам не пошел. Велел взять на торгу семерых мужчин-рабов и передать жрецам с соответствующим денежным подарком. Откупился.

Но сегодня князь сам прислал за Духаревым и попросил (именно так, не велел, а попросил) сопутствовать ему в прогулке, которая и привела их сюда, на Перунов холм.

Прошлой ночью здесь побывало множество людей. Кровь была не только на губах идола, вся земля пропиталась ею. И запах был соответствующий - пахло кровью и дымом. Очень подходящий запах для обители бога войны.

- Не принимаешь ты Перуна, воевода, - негромко произнес Святослав.

Князь смотрел уже не на идола, на Сергея. Духарев промолчал.

- Может, и хорошо, что ты христианин, - сказал Святослав. - Говорить тебе придется тоже с христианами. Я хочу, воевода, чтобы ты поехал в Булгарию - Дунайскую Булгарию - и предложил её кесарю военный союз.

- Против ромеев? - Да.

- Как скажешь, - Духарев вздохнул.

Он очень рассчитывал провести этот месяц с семьей. А в конце сентября отправиться с князем в Смоленск, потом в Полоцк. Повидать Устаха, Роговолта, Гудыма...

Святослав как будто угадал его мысли.

- Не сейчас, воевода, - сказал он. - Сейчас ты мне нужен здесь.

- Весной?

- Нет. Весной ты поедешь к касогам и ясам. Наберешь охотников служить в моем войске. У тебя это хорошо получается.

- Может, лучше к вятичам?

- К вятичам Свенельд пойдет. Ты слишком добр, а с вятичами суровость нужна. Зато для ясов с касогами ты - в самый раз, тем более что в моей дружине, которая их побила, тебя не было.

Духарев подумал немного, потом предложил:

- Совет, княже. Не надо ждать весны. Пошли им вестника. Пусть предложит охотникам переселиться сюда.

- Куда - сюда? - нахмурился князь.

- Сюда, в Приднепровье. На рубеж. Дай им земли на том берегу Днепра. Пусть встанут между Киевом и Степью.

- Неглупо, - признал Святослав. - Но поедут ли? Из родных мест, от могил предков...

- А ты им денег пообещай, женщин. И от всякой дани освободи лет на пять. Пусть их данью будет только служба ратная. Всем народом они, конечно, не переселятся, да нам все и ни к чему. Придут на твой зов самые лихие - это вдвойне хорошо.

- Почему - вдвойне?

- Потому что именно такие станут роптать против твоей власти и других будоражить. А здесь они будут под присмотром, да и корней у них тут нет, так что хочешь не хочешь, а станут тебя держаться.

Святослав потер лоб, пощипал ус...

- Умно, - признал он. - Ты мудр, воевода.

- Это не я придумал, - отвел похвалу Духарев. - Так еще древние ромеи поступали.

Хотя честно сказать, на эту мысль его натолкнуло воспоминание о казаках.

- Вот я и говорю, мудр, - сказал Святослав, для которого ум без знания был не мудростью, а хитростью. - И с булгарами у тебя тоже хорошо получится.

- Не уверен, - покачал головой Сергей. - Насколько я знаю, у Петра с ромеями старинная дружба. Да и трусоват он. Наверняка откажется.

- А коли откажется... - Святослав усмехнулся. - Так это, воевода, еще и лучше!

* * *

Духарев жил в столице Булгарского царства третью неделю, и это время Преслава уже успела ему порядком надоесть, а симпатии к булгарам поубавились. Столичная общественность посла не замечала. Надо полагать, потому что его "не замечал" кесарь Петр. Обещанное Сурсувулом содержание прислали. Его как раз хватило бы на сено для коней. На ячмень уже не осталось бы. Духарев возмущаться не стал: чай, не нищие. Но сделал отметочку в памяти: при случае взыскать должок.

Это были мелочи. Нагадить русскому послу по-крупному пока не пытались. Но Духарев не расслаблялся и дружину держал настороже. Дом охраняли круглосуточно, в шесть смен. На ночь спускали собак. Оставленных при особняке слуг Духарев проверил лично. Трех самых подозрительных выгнал. Выгнал бы всех (наверняка каждый был доносчиком), но не гридням же чистить нужники.

В город выходили минимум вдесятером. Сам Духарев дом покидал редко. Обычно старшими шли Велим или Артем. Продукты закупали сами, на рынке, у разных торговцев. По воскресеньям Духарев устраивал для дружины маленький праздник: с вином и девками, чтобы парни, застоявшись, не отправились искать развлечений самостоятельно. Сам Сергей в веселухе не участвовал, а Артема со Стемидом предупредил о возможных диверсиях. Смотреть, мол, в оба, чтоб не сыпанула какая гулящая девка яду в братину.

Так и жили: сторожко, но скучно. А на семнадцатый день их пребывания в Преславе все изменилось.

- Там тебя спрашивают, батька! - доложил дежурный гридень.

- Кто?

- Болярин какой-то местный. Ва-ажный!

- Ну коли важный, так я сам выйду, - сказал Духарев.

Он опоясался, накинул бархатное, шитое золотом корзно26, спустился по лестнице.

Внизу, во дворе, стояли булгары. Человек двадцать. Не чернь, сразу видно: одежда богатая, все при оружии. Серегины гридни расположились вокруг. Вроде бы хаотично, но опытный глаз сразу определил бы: гости под контролем. Можно также не сомневаться, что из дома за булгарами наблюдает пара-тройка стрелков.

Один из булгар, повыше и потолще других, что-то энергично толковал спутникам. Те слушали. Нет, скорее внимали.

"Верно, это и есть тот самый важный болярин", - подумал Сергей.

И тут болярин обернулся...

- Мыш! - воскликнул изумленный Духарев. - Что ты тут... Откуда ты взялся?

- Вот! - подняв палец, важно произнес Мышата-Момчил, оборачиваясь к своей свите. - И это мой названный брат! И это муж моей любимой сестренки! И это вместо того, чтобы обнять родича!

- А ну иди сюда, родич! - Духарев в три шага преодолел разделявшее их расстояние и сгреб братца в охапку.

Надо сказать, будь у Сергея руки покороче, эта задача стала бы невыполнимой: за те два года, что они не виделись, Сладин братец прибавил полпуда как минимум.

- Эк ты разъелся! - пробормотал Духарев, тиская Мыша, которого Мышом уж и язык не повернулся бы назвать. - Чисто бобер!

- Бобер! - Мышата хмыкнул. - Уважил, нечего сказать! Хорошо хоть не барсук!

Но он тоже был рад.

- Ну, пошли наверх! - заявил он. - Поглядим, в какие хоромы тебя кесарь Петр поселил. Коли бедны окажутся, так я тебя к себе заберу.

- Куда - к себе? - удивился Духарев.

- В свой дом. А хочешь, в замок поедем. Тебя по чину удобней в замке принимать.

- Какой еще замок? - совершенно растерялся Духарев.

- Да мой же! - воскликнул Мышата. - А хочешь я его тебе подарю? - тут же загорелся он. - О! Давай я тебе замок, а ты мне городок под Любечем отпишешь? По рукам?

- Да иди ты к бесам! - отмахнулся Духарев. - На кой мне здешний замок? А городок я тебе и так отдам!

- Ты-то, может, и отдашь, да сестра ни в жисть не согласится, - вздохнул Мыш. - А про замок ты зря! Ты ж его не видел еще! Ну, пошли, пошли! Что ты меня на пороге держишь!

Мыш решительно двинулся в дом.

- Э-э-э... А спутники твои? - Духарев не рискнул назвать спутников брата неуважительным словом "челядь".

- Подождут, - равнодушно ответил Мыш. - Мелкие людишки. Не думай о них.

И остановился. По лестнице спускался Артем. Парня тоже заинтересовало, что это за важный болярин изволил их навестить.

- А эт-то кто таков? - воскликнул Мышата. - Неужто...

- Ну ты, дядька Момчил, и толстый стал! - закричал Артем, махом слетев с лестницы и обнимая дядю. - Ох и толстый! А меня не узнал, да? Видал, бать? Не узнал меня дядька! Богатый буду!

- Ты и так не бедный, - проворчал Мышата, отстраняя племянника и поворачивая его так и этак. - Возмужал! Настоящий гридь!

- Выше бери! - хвастливо заявил Артем. - Старший гридь я!

- У батьки, что ли?

- Ныне у батьки! - Артем ничуть не смутился. - Я, дядька Момчил, княжью полусотню на хузар водил!

Мышата покосился на Сергея, спросил:

- Врет небось?

- Да нет, - с деланным равнодушием ответил Духарев. - Не врет.

- Вот оно как! - Момчил поглядел на племянника с уважением. И вдруг быстро сказал что-то на латыни.

Духарев не понял, а вот Артем тут же парировал длинной латинской фразой.

- Не забыл, значит! - удовлетворенно сказал Мышата. - А ты его, случаем, еще не женил?

- Не успел, - усмехнулся Духарев.

- Так давай его женим! - воскликнул Мышата. - Есть у меня на примете одна красавица. Себе хотел... Да что там! Для родного племяша - не пожалею! Хочешь жениться, племяш?

- Да хоть на троих разом! - засмеялся Артем. - Только мамке не говори! Ты откуда взялся, дядька?

- Вас дожидался! Сказали мне верные люди, что из Киева к Петру посольство идет. А кого же еще мог послать Святослав, кроме твоего батьки?

- А что сразу не появился? - спросил Духарев.

- Так я ж не в Преславе был - в Дристоре. Пока с делами разобрался, пока сюда ехал... Прямо скажу, особо не торопился. Знал, что кесарь тебя не скоро примет.

- Почему так думаешь?

- Так ясно же! Петр, он только кажется, что простоват. А уж Сурсувул - та-акой хитрован! Ты небось приехал союз против Византии предлагать?

- А что, это так заметно? - спросил Духарев с неудовольствием.

- А ты как думал? Приехал в компании угров, которые тут же отправились грабить Фракию! Ясно, что Сурсувул тебя перенял и будет держать, пока с Константинополем все до конца не выяснит. А уж там либо пустит тебя к кесарю Петру, либо отправит несолоно хлебавши. Да ты, наверное, и сам все понимаешь...

- Понимаю, - признал Духарев. - Значит, ты тоже полагаешь, что нашему союзу с Петром не бывать?

- Ну почему ж не бывать? - возразил Мышата. - Кесарю и Сурсувулу на руку попугать императора Никифора союзом с русами. И угров они на Фракию не зря напустили. Им деньги нужны. А где их взять, если собственные боляре подати платить не желают? Только в Византии!

- Что, у Петра так плохо с деньгами? - спросил Духарев.

"Может, поэтому и содержание нам такое скудное присылают?"

- Плохо было лет десять назад, - ответил Мышата. - Нынче уже не плохо, а совсем скверно. Когда с собственными братьями дерешься, на такой войне не разбогатеешь. А тут еще Петр затеял войско свое на ромейский манер переиначить. Это, брат, сам знаешь, больших денег стоит. Так что беден нынче преславский двор. Можно сказать, нищ. Но не во всей Булгарии так. В Скопле, к примеру, где род нашего батюшки исконно правит, даже смерды по два раза в неделю мясо кушают. Можем туда съездить. Хочешь на отчину поглядеть, Артем?

- Моя родина - Киев! - возразил юноша. И поглядел на отца: правильно ли сказал? Духарев кивнул, а Мышата рассмеялся.

- А почему не Белозеро, варяг?

Артем снова глянул на отца: помоги! И впрямь, тут непросто разобраться.

- Потому что дом наш там, на киевской Горе, - сказал Духарев. И добавил: - Пока там. Значит, по-твоему, примет нас Петр еще нескоро.

- Можешь не сомневаться. Пока гонцы до Константинополя доскачут, пока Никифор решит, как поступить... А то я слыхал, он с войском в Сирию собирался. Тогда и вовсе нескоро Сурсувул ответ получит. Так что живи и веселись, брат! Булгария - отменная страна для свободных и богатых мужей.

- Да он нас, дядька Момчил, даже в город по одному не выпускает! - пожаловался Артем.

- Да что ты говоришь! - изумился Мышата. - Почему?

- Потому что знаю ромеев! - отрезал Духарев. - И на что они способны - тоже знаю.

- Да ты никак думаешь, что тебя убить захотят? - догадался Мышата. - Глупости! В Преславе без позволения Сурсувула точно не убьют. А Сурсувулу это ни к чему. Вот если Никифор отсыплет ему мешок золота за твою голову, тогда другое дело. Но это вряд ли. Не нужна ромеям твоя голова. Вот голова Святослава - другое дело. А ты - всего лишь посол.

У Духарева на свой счет было другое мнение, но спорить он не стал.

- Есть хочешь? - спросил он.

- Хочу, - ответил Мышата. - Только обедать будем у меня. У меня повар отменный, а у тебя, небось, какой-нибудь гридень куховарит.

И опять Духарев не стал спорить. Названный брат попал в самую точку.

В этот день затворничество киевского посла кончилось.

А через два дня он даже покинул булгарскую столицу. Причем поездка эта была никак не связана с его посольской миссией.

Глава четвертая,

в которой Духарев вынужден напомнить своему

названному брату, кто из них старший

Ехали хорошей мощеной дорогой. Вокруг - сады. Без всякой ограды и охраны, если не считать собак, время от времени выбегавших к дороге, чтобы обгавкать кавалькаду.

Конь Духарева псов игнорировал, хотя иные песики были с теленка размером. Кобыла Мышаты нервничала. Она вообще была нервная, молодая, ровной рысью бежать не хотела, все время норовила обогнать духаревского жеребца. Зато - красивая.

А насчет псов Духарев заметил: на дорогу они не выбегали, брехали с обочины. Причем сопровождали всадников до определенного места, а затем внезапно теряли интерес к путешественникам и трусили по своим делам.