Чтение 20–й страницы книги ~Eurocon 2008. Спасти чужого~

- Если честно, то да. Я же адвокат. Я обязан защищать клиента. Даже если он неправ. Тем более, - не удержался я, - что с человеческой точки зрения его преступление вовсе не так ужасно.

- Сложный вопрос, - сказала Таня. - Одри уже полтора месяца в метаморофозе второго рода. Я как-то провела два месяца подряд в качества советника при посольстве ипсов. Так вы не поверите, до сих пор при запахе сероводорода - ностальгическая улыбка на лице и желание пораженно полежать в кустах, глядя на звезды!

- О! - сказал я, хотя и не был знаком с культурой ипсов, ролью в этой культуре сероводорода и пораженного созерцания звезд из кустов.

- Она, полагаю, на уровне инстинктов и эмоций разделяет точку зрения Рене, - сказала Таня. - Что есть, то есть. Тем более беременность - она ведь и земным женщинам крышу сносит, так? А Одри сейчас в какой-то мере обычная беременная земная баба.

- Так значит…

- Ничего это не значит! - рассердилась Таня. - Разум она сохранила. Она понимает, что произошло. И не даст инстинктам взять над собой верх. Если хотите ее переубедить - переубеждайте на логическом уровне. Это должен быть поединок разумов.

Она замолчала, потому что надо было вести флаер на посадку. Но едва мы коснулись земли, не удержалась от ехидной реплики:

- Но учтите, что средний тирианец значительно умнее среднего человека. Это общеизвестно.

- Я не средний, - гордо сказал я. Но на душе у меня стало совсем кисло. Адвокат сражается не на поле логики, если честно. Оружие адвоката - эмоции, сомнения, толкование поступков с разных точек зрения, даже самых невероятных.

Выбравшись из флаера, я огляделся. Мы опустились на пустынном скалистом морском берегу. Недалеко от берега стоял небольшой уютный коттедж, рядом с ним - садик вполне земного вида. Море слегка штормило, на горизонте солнце сползало за горизонт. Мы летели на восток и догнали закат…

- Я постараюсь не задерживаться, - печально сказал я. - Надеюсь… надеюсь, она хотя бы захочет со мной говорить…

Пройдя через садик, я постучался в дверь коттеджа. Тишина. Может, Одри и нет дома? Или утопилась с горя… кто их знает, этих беременных инопланетянок с раздираемым эмоциями и логикой сознанием?

Я обошел коттедж.

И со стороны, обращенной к морю, на застекленной веранде увидел сидящую в плетеном кресле женщину. Она что-то вязала.

- Одри? - позвал я. - Могу ли я так вас называть?

Женщина подняла голову, сняла большие темные очки. Посмотрела на меня, кивнула:

- Ну почему же нет? Я полтора месяца откликаюсь на это имя, глупо было бы… Проходите. Садитесь. В кувшине морс, он вкусный.

Чувствуя себя скотиной и дураком одновременно, я сел напротив тирианки, стараясь не смотреть ей на животик - хотя что там можно было углядеть-то, на таком сроке… Одри была одета в маленькое платье без рукавов, на ногах босоножки. Короткая простая стрижка, никакого макияжа и украшений. И с какой стати кто-то от нее сходит с ума?

Она улыбнулась и посмотрела мне в глаза.

И я сделал ошибку - тоже посмотрел ей в глаза.

Через мгновение я понял, почему она была знаменитой, почему Рене всю свою жизнь о ней мечтал и почему я одновременно и благодарен французу - и готов на кусочки его разорвать.

У нее были особенные глаза. Особенный взгляд. К ней тянуло не сексуально - если честно, то Таня была куда сексуальнее, да и моя Верочка, если захочет, умеет так себя подать… Ее хотелось любить. Обнимать. Шептать на ушко какие-нибудь возвышенные глупости. Защищать от дождя, ветра, других мужчин. Свернуться калачиком на коврике у дверей.

- Скажите, я правильно вяжу? - спросила Одри.

- Что… чего? - я уставился на ее вязание.

Одри подняла спицы.

- Пинетки, - пояснила она. - Для маленькой. Как вы думаете, хорошо получаются?

- Пальцы обычно не вывязывают… - придушенно сказал я. - Но хорошо, очень хорошо…

Она невозмутимо продолжила вязать. Потом спросила:

- Вы ведь Вася? Адвокат с Земли, будете защищать Рене…

- Да… я вот… пришел к вам… - Я глупо развел руками.

- Я желаю вам удачи, - сказала Одри. - Так хочется, чтобы вы что-нибудь придумали.

- Чего? - ох, не удастся мне произвести на нее впечатление человека, хоть сколько-нибудь близкого тирокам по интеллекту. - Так вы не хотите, чтобы его казнили?

- Нет, конечно. - Она задумчиво вывязывала на крошечной пинетке крошечный пупырышек для мизинца. - Он же отец Натали… мы решили назвать ее Натали, красиво, да?

- Но тогда все замечательно! - Я воспрял духом.

- Почему? За его преступление одно наказание - смертная казнь.

- Одри, но мы ведь действуем в правовом поле двиаров! Вы, как пострадавшая сторона, должны вынести вердикт «виновен» или «невиновен»! И если скажете «невиновен», то на законы нам… плевать нам на них!

Одри вздохнула и печально посмотрела на меня - так, что сердце сжалось, замерло, а потом заколотилось как бешеное.

- Вася! Ну как же я могу так сказать? Он виновен. Я это знаю. Я не буду врать. Я только не хочу, чтобы его… его…

По щекам Одри покатились слезы. Она уронила вязание и зарыдала.

- Не плачьте! Пожалуйста, не плачьте! - Я вытащил из кармана носовой платок - тьфу ты, проклятый адаптационный насморк. К счастью, кувшин с морсом стоял на кружевной белой салфетке. Я выдернул ее из-под кувшина и, встав перед Одри на колени (и четко понимая, что это один из самых, если не самый великий миг моей жизни) принялся вытирать ей слезы.

- Простите… простите меня… - Одри собралась с силами. - Я последнюю неделю стала такая дуреха… все реву, реву… Хотите морса? Сама делала.

Я выпил морса, чтобы ее порадовать и потому, что она сама его делала. Я стал убеждать ее признать Рене невиновным - чем вызвал новый шквал слез. Я снова вытирал ей слезы и даже начал лепетать нечто очень сомнительного свойства: если не получится спасти Рене, то я… чего я?

Я толком и сам не знал, чего. Да все, что угодно!

Спасла меня Таня. Она появилась на веранде и приветливо сказала:

- Добрый вечер Скью-ую-кью…

Кажется, они были раньше знакомы - потому что обменялись несколькими фразами на свистящем языке тироков. Потом Таня сказала:

- Нам надо возвращаться, Вася. Одри так расстроена, что вряд ли сможет чем-то вам помочь.

Уже когда мы садились во флаер, Одри выбежала из сада, трогательно прижимая к животу руки с вязанием. И громко крикнула:

- Спасите его, Вася! Прошу вас!

- Несчастная… - прошептала Таня, поднимая флаер с земли.

* * *

Весь вечер я провел в гостиничном номере, обложившись законами, подзаконными актами, уложениями, постановлениями, примечаниями, разъяснениями и комментариями.

Никакой лазейки не было.

По законам тироков преступление Рене каралось смертью.

Единственный шанс заключался в том, что нас судили по законам двиаров и Одри должна была вынести вердикт «виновен»-«невиновен». Но Одри свою позицию изложила ясно - значит, и этого шанса не было.

Уже за полночь я выкинул в мусорную корзину все распечатки, выключил планшет, откупорил припасенную в «дьюти-фри» бутыль виски и заказал в номер ведерко льда.

Законы не помогли. Значит, надо было включать мозги. Пусть не такие совершенные, как у тироков, но все-таки имеющиеся в наличии.

Камень преткновения - младе… да что я несу! Какой еще младенец! Эмбрион, зародыш. Но для тироков - пусть нам будет стыдно - это уже полноценное разумное существо…

А если все-таки убедить Одри сделать аборт? Какой-нибудь медикаментозный, быстрый… там же срок совсем небольшой…

Я подумал об этом еще несколько минут. И мне самому стало стыдно. И за себя, и за человечество. Что я вообще всерьез рассматриваю этот выход. Что отказываю будущему человеку… а человек ли он?

По гостиничному видеофону позвонил Тане. Та безропотно включила связь, продемонстрировав мне узенькую девичью постельку и выбившуюся из ночной сорочки высокую грудь. Деликатно прикрывая рот при зевках, она ответила на все мои вопросы.

Консультация меня ничем не утешила. Дите - эта самая предполагаемая Натали Легран - будет человеком. Даже без примеси тирокских чудо-генов.

Я извинился за звонок и пообещал больше ночью Таню не тревожить.

Итак - младенец неустраним. Он родится в свой срок.

Одри не переубедить. Рыдая от горя, она признает Рене виновным.

Судей не переспоришь, даже если и не хотят портить отношения с Землей. Спускать преступление Рене на тормозах - подрывать основы собственного общества.

Что же остается?

Закон есть закон… Суров закон, но это закон…

Я плеснул себе чистого вискаря, выпил залпом.

Как-то я неверно думаю.

Лучше так: закон - что дышло, куда повернул, туда и вышло.

Надо обратить против тироков саму основу их правосудия и морали. Надо… надо…

И тут меня осенило!

Идея была настолько неожиданной и при этом такой простой, что я подпрыгнул на месте и завопил от восторга.

Кажется, мы их переубедим.

Более того - мы их так переубедим, что и волки будут сыты, и овцы целы!

- Только для тебя, Одри, - прошептал я, глядя в окно, предположительно - в сторону побережья. - Только для тебя, родная… я спасу этого сукиного сына…

* * *

Есть миры, где суду и судебным процедурам придается огромное значение. Там строятся Дворцы правосудия, одежда судей преисполнена торжественной архаичности, слова приговора чеканны и звучны… Это, к примеру, Земля и Двиар.

Есть и такие, где общество старается словно бы спрятаться от печального факта судебной деятельности. Судей там выбирают на один раз и скрывают их имена - ибо судить, это не менее позорно, чем быть судимым. Здания, где идут заседания суда, строят на пустырях - а потом сжигают. Это, к примеру, Ханнт и Ритти-Ро.

А тироки к правосудию относились спокойно и нейтрально. По деловому. Нужен суд? Значит, он есть, аккурат между типографией и офисом транспортной конторы. Нужны судьи? Будет такая профессия, попрестижнее сантехника, но не такая уважаемая, как врач.

Поговорить с Рене мне позволили перед самым судебным заседанием. И даже приватности в этом не было никакой - тироки считают, что скрытничать могут только виновные.

Благоухая одеколоном «Нокте Рюа», одетый только в сандалии на босу ногу, я вошел в здание суда. Голые заседающие пупсы на судейской скамье и голые любопытствующие пупсы на скамьях для посетителей с любопытством изучали детали моей анатомии.

Хорошо хоть, было тепло.

Рене сидел в отгороженном решеткой уголке зала. Был он бодр, весел и жизнерадостен. При виде меня явно обрадовался и замахал рукой. Я покосился на судей - те кивнули, и я приблизился к подзащитному.

- Хочу сделать официальное заявление, - затараторил француз. - Я не требую от вас чудес и ни в чем вас не виню, месье Вася. Все, что я совершил, было поступком великой любви. Я пойду на смерть с высоко поднятой головой.

- Сдался? - мрачно спросил я.

- Да, месье. Если сможете, месье… Позаботьтесь об Одри?

Ох, с каким удовольствием я бы предоставил этого лягушатника его судьбе и позаботился об Одри!

- Я вас вытащу, - сказал я.

- Что? - Рене вытаращил глаза.

- Я вас вытащу. Только ответьте на один вопрос - вы ее любите?

Рене вдруг привстал и замахал руками, будто отгоняя рой назойливых пчел. Я оглянулся - в зал вошла Одри.

Обнаженная, конечно же.

Ох, если бы я не хотел ей помочь еще больше, чем ею обладать!

Наверное, в этом и есть ее секрет…

- Ладно, будем считать, что ты ответил… - Я отвернулся от Рене и занял свое место на скамье защиты.

А через минуту рядом со мной села Таня.

- Вы-то здесь зачем?

- Как представитель посольства. Чтобы помочь вам… ну, и чтобы забрать урну с прахом после кремации.

- Кремации не будет, - сказал я твердо.

- Но у нас нет денег перевозить на Землю замороженное тело!

Я сжал зубы и промолчал.

Процесс начался.

Вначале выступал государственный обвинитель.

В своей речи он кратко изложил обстоятельства преступления.

Рене Легран… Земной гражданин… Заказал услугу «дублер желаний»… Опытный специалист прошел метаморфоз второго рода… Обманным путем убедил в надежности барьерной контрацепции… Каждый вечер прокалывал презервативы…

В зал даже внесли орудие преступления - в прозрачном контейнере, закрепленном на длинной штанге. И водрузили перед Рене - тот впервые стал выглядеть смущенным.

Ввел «дублера желаний» в заблуждение… Начал процесс воспроизводства… Невозможность выйти из метаморфоза до рождения ребенка… Тягчайшее преступление из всех доступных воображению… Согласно галактической конвенции судопроизводство идет по уголовному уложению Двиара - пострадавший должен принять решение, виновен ли обвиняемый… Прошу пострадавшего ясно и четко изложить свое мнение…

Заплаканная Одри, не отрывающая взгляда от Рене, встала.

И вот на этом месте вскочил и я. Обвинитель оторопел, судьи и зеваки уставились на меня. Во взгляде Одри появилась робкая надежда.

- Многоуважаемый суд! Уважаемый обвинитель! Прошу вас предоставить мне слово!

Похоже, функцию адвоката они считали такой формальностью, что я мог бы просидеть все заседание вплоть до «выдачи праха».

- Слово предоставлено, - заявил один из судей.

- Благодарю высокий суд. - Я вышел на середину зала. Несколько смущало отсутствие штанов, но что поделать. - Для начала я хотел бы прояснить ситуацию. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Судебное заседание идет по законам Тира, но с использованием юридической процедуры Двиара и Земли. Вначале я хочу подтвердить, что не отрицаю факта совершения моим подзащитным преступления.

Судья удовлетворенно кивнул.

- Затем я признаю, что на Тире подобное преступление считается непростительным и карается смертной казнью.

Теперь судьи закивали все вместе.

- В заключение своей речи я напоминаю, что пострадавший… точнее, пострадавшая должна сама вынести решение: виновен подсудимый или нет. При этом пострадавшая должна находиться в здравом уме, ясной памяти и вполне представлять себе суть происходящего конфликта.

Удивительно, но даже безбровая физиономия тирока ухитрилась нахмуриться.

- Если адвокат хочет представить дело так, что пострадавшая не может адекватно воспринимать ситуацию…

- Конечно! - воскликнул я.

- Была проведена судебно-медицинская экспертиза. Несмотря на стресс, ее разум в полном порядке.

Кто-то услужливо протянул мне листок, заранее переведенный на английский.

Я пробежал текст глазами…

- Так-так-так… Скью-ую-кью, дублер желаний… он же Одри Хепберн… а при чем тут душевное состояние уважаемой Одри?

- Высказывайтесь яснее, - судья насторожился. - Или вы хотите представить дело так, что пострадавший - Рене?

- Что вы! - возмутился я. - Рене - преступник. Да я бы его сам, своими руками… - В моем голосе прозвучала абсолютная ненаигранная искренность. - Но почему мы считаем, что в данном печальном инциденте пострадала Одри Хепберн, она же Скью-ую-кью? Да, да, да. Я не спорю! Ее страдания велики, она - тоже пострадала. Но по сравнению со страданиями настоящей жертвы, невинной и беззащитной жертвы поступка господина Леграна, ее страдания уходят на второй план!

- Какой жертвы? - завопил судья.

- Всегда, во всех семейных неурядицах больше всего страдают дети, - скорбно сказал я. - Бедные, несчастные малютки, жертвы страстей и пороков взрослых… Кто благодаря коварству мсье Леграна еще до рождения стал объектом нездоровых сенсаций и скандалов? Кто будет вынужден жить без отца - если он будет казнен, кто, являясь ребенком тирока, никогда не будет способен к метаморфозу… даже первого рода? Кто станет изгоем на Тироке… или, если ее депортировать на Землю, несчастной сиротой без рода и племени? Я веду речь о малютке Натали Хепберн! О нерожденной еще крошке, которая, тем не менее, присутствует на суде!

Все взгляды обратились на Одри.

- Да, пока она не в силах понять и оценить происходящее, - признал я. - Но она - главная пострадавшая в этом деле. Одри! Скажите, скажите абсолютно честно, кто в данной ситуации страдает больше - вы или ваша дочь?

- Натали! - выпалила Одри без колебаний.

- Вот! - Я взмахнул рукой. - Вот он, голос правды. Голос матери, которая понимает, что ее горе уходит на второй план по сравнению со страданиями малютки. Уважаемый высокий суд! Уважаемые и высокоморальные граждане! Я уверен, что вы примете правильное решение относительно моего подзащитного. Он должен по мере сил искупить свою вину, будучи примерным мужем и отцом. А как только умственное и нравственное развитие Натали Хепберн позволит ей осознать ситуацию и вынести свой вердикт - Рене Легран обязан предстать перед судом тироков… самым справедливым судом во Вселенной… и понести суровое наказание. Я кончил, господа!

С этими словами я вернулся на скамью защиты. Таня смотрела на меня, приоткрыв рот. Потом прошептала:

- Вася, вы что, всерьез полагаете, дочь признает отца виновным в том, что она вообще родилась?

- А это уже частности, - ответил я. - Главное - чтобы восторжествовала справедливость.

* * *

Провожали меня все, кто был человеком или хотя бы на человека походил: Рене Легран, Одри Хепберн, консул Якоб Фортаун, Таня. Ну и, в каком-то смысле, Натали Хепберн. Или Натали Легран? А, пусть сами разберутся. До окончательного решения по делу Рене Леграна и ему, и его жертвам было запрещено покидать планету. Но их это не особо смущало. Самое худшее, что их ожидало, - жить на Тире до тех пор, пока маленькая Натали не сможет пролепетать, что папа ни в чем не виноват.

Пользуясь оказией, Фортаун вручил мне целый пакет почты на Землю. Он был все так же благодушен, хотя и еще более исцарапан. Но я великодушно решил считать это бритьем с похмелья.

Рене долго тряс мне руку и бормотал: «Вася! Ты теперь мне лучший друг! Ты мне теперь брат!» Я морщился, но отвечал что-то подобающее.

Одри нежно поцеловала меня в щеку. Я был по-настоящему тронут.

А Таня смотрела как-то очень странно. Не выдержав, я спросил, в чем дело.

- Ты сам-то понимаешь, что натворил?

- Я спас клиента. Да можно сказать, что я спас целую семью! Все счастливы, все довольны…

- Нет, Вася. На самом деле ты убийца. Ты нас всех убил.

Я ждал пояснения.

- Законы против закрепления образа не случайны. Разумные, которые благодаря своим особенностям способны легко интегрироваться в любую культуру любой цивилизации, очень уязвимы.

- Чем же? - невинно спросил я.

- Потерей идентичности. Пока нормой и правилом было не закрепляться в одной форме, наша цивилизация могла существовать. А теперь? Если можно стать кем-то другим - ко всеобщей радости и собственному удовольствию, то что удержит нас на Тире? Стать кем-то другим, заранее любимым и знаменитым, большое искушение! Теперь это разрешено, прецедент создан, и многие станут кем-то иным, не тироками. Ты не мог этого не понимать, Вася!