Чтение 20–й страницы книги ~Занимательная механика~

– Гончар знает?

Очередная заметка: Гончар. Он может приказывать Оружейнику.

– Вероятно, Оружейник его предупредил. Но лично мы не разговаривали. – Волков помолчал. – Тебя это смущает?

Провокация была несложной, примитивной, но нумизмат, получивший легкий удар по самолюбию, повелся.

– Гончар не имеет надо мной власти! – Перебрал монетки. – Итак, слушай, повторять не стану. Серебряная полуполтина поможет тебе от сглаза. Ну, знаешь, есть такие люди, с которыми, например, лучше не встречаться перед дальней дорогой? Наверняка знаешь. Так вот, носи полуполтину с собой и можешь трепаться перед путешествием с кем угодно, все пройдет удачно. К тому же монета вечная, не расходуется. Парусник гарантирует, что ты не утонешь…

– Подожди, – оборвал Чеканщика Федор. – Что значит «поможет»? Что гарантирует?

– Оружейник вообще ничего не объяснил?

– Я же говорю: в самых общих чертах.

– ОК, – недовольно пробурчал Карпов и открыл себе еще одну бутылку пива. – В чем смысл денег, Очкарик?

– Универсальное платежное средство.

Волков вспомнил классическую историю о злоключениях английского купца в Африке. Ему была нужна лодка, но владелец не прельстился предложенными товарами, потребовав плоды, которые можно было взять только в другой деревне. Владельцу плодов был необходим буйвол, владельцу буйвола… Одним словом, чтобы получить лодку, англичанину пришлось объехать четыре деревни. Прелести натурального хозяйства.

– Все правильно: универсальное средство. Но при этом деньги несут в себе глубокий смысл: чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.

«Боже, как ново!»

– Деньгами можно платить не только за товары и услуги. Точнее, платить можно не только за привычные нам товары и услуги. Просто нужно знать, когда, сколько и кому предложить. Именно это я имел в виду, когда говорил, что моя семья слишком долго работает с деньгами. Мы познали их суть, разобрались в ней и умеем находить монеты или делать их практически на все случаи жизни.

– На какие?

– Я же говорил. – Карпов вновь указал на парусник. – Вот эта монета гарантирует, что ты не утонешь, даже если бы заснул в трюме «Титаника». Я сам ее делал.

– Ты?

– Да.

– Ты просто чеканишь монету и она имеет такую силу?

– Просто ничего не бывает, – нравоучительно заметил Сан Саныч. – Каждая монета имеет свою цену, свои возможности, бывает, что одной-единственной копейки достаточно для излечения от чумы. Но, как правило, для получения результата приходится сплавлять несколько монет. Например, есть пятак, который повышает удачу, есть дублон, позволяющий метко стрелять, сплавив их и сделав новую монету с новыми символами, я получу средство, которым можно расплатиться за пожизненное умение без промаха бить в цель.

– Так просто?

– Еще раз: ничего нет простого. Ты действительно думаешь, что приносящие удачу пятаки валяются на каждом шагу? Найти такую монету невероятно сложно; поэтому амулеты получаются редко. К тому же нужно вычислить правильную надпись, подобрать верный символ… Чаще получается обычное платежное средство: заплатил и попал в цель. – Чеканщик поднялся с кресла и распахнул шкафчик: – Смотри.

Опять монеты. Опять монеты под стеклом, но теперь Федор видел самое главное сокровище коллекционера. Новоделы. Амулеты и платежные средства. Деньги на все случаи жизни.

– А это?

На отдельной полочке лежала увесистая монета: золото с чернью. Рисунок отчетливый, но очень мелкий, издалека сливается.

– Это весьма специфическое… гм… платежное средство, – произнес Чеканщик. – Специальный заказ строго для конкретного человека. Такую монету получают всего один раз в жизни.

– Можно посмотреть? – И не дожидаясь ответа, Очкарик взял заинтересовавшую его монету в руку. Но и вблизи разглядеть вырезанное на металле изображение не получилось. Черное и золотое мягко переходило одно в другое, порождая комбинацию образов: вот скачущий всадник, вот летящая птица, вот череп, вот какие-то цифры. – Интересный рисунок… арабская вязь?

Карпов молчал. Волков поднял взгляд.

«Ого!»

Сказать, что Сан Саныч выглядел удивленным, значит не сказать ничего. Перед Федором стоял человек; пораженный молнией.

– Что случилось?

– Никто, кроме хозяина, не способен взять эту монету после того, как работа над нею закончена, – тихо ответил Чеканщик.

– Хочешь сказать, что сделал ее для меня?

– Нет, для другого. – Карпов никак не мог прийти в себя. – Неужели я ошибся?

Волков посмотрел на впитавшую тепло его тела монету и вдруг понял, что не отдаст ее. Что она – его. Что незримая нить связывает его с этим черно-золотым кругляшом.

– Почему она признала меня?

– Не знаю. Но… – Чеканщик покачал головой: – Но ты должен оставить ее себе.

Именно этого Федор и хотел.

– Она твоя.

– А тот человек?

– Я сделаю ему другую.

Очкарик положил монету в карман брюк. Посмотрел на Сан Саныча:

– Я что-то должен?

– За такие монеты я беру только услугу, – ответил Карпов.

– Какую услугу?

– Любую.

Федор понял, что Сан Саныч не шутит. Но все равно переспросил:

– Вообще любую?

– Абсолютно любую, – подтвердил Чеканщик. – Ты должен поклясться молоком, тебя вскормившим, кровью, которая в тебе течет, и временем, которое у тебя осталось, что выполнишь любую мою просьбу.

Звучало немного напыщенно, но… Но Очкарик почувствовал, что клятва будет настоящей. Что есть кто-то, кто присмотрит за ее выполнением. Превратит молоко в яд, кровь в воду и отберет время. Понял, что черная с золотом монета обладает силой, наличие которой в Москве не признавала Рижская.

«Ты стал верить в мистику?»

Но монета обладала силой, в этом Федор не сомневался. И даже если он сходит с ума, если напыщенная клятва – всего лишь пустые слова, не следовало забывать об Оружейнике, которому Чеканщик мог пожаловаться в случае необходимости. А как спастись от Оружейника, не знает никто.

– Прежде чем я поклянусь, – буркнул Очкарик, – я хочу узнать, что можно купить за эту монету?

– А ты еще не догадался? – Сан Саныч широко распахнул кукольные глаза. – Ты что, тупой? В этом, что ли, твой талант?

– Ну… – смущенно протянул Федор. – Нельзя быть умным и красивым все семь дней в неделю. Надо делать перерывы.

Чеканщик расхохотался.

* * *

– Ты погляди, какая шикарная телка!

Гарик обернулся направо, куда указал приятель, и несколько мгновений изучал одну из посетительниц ресторана. Поглядеть и впрямь было на что. Высокая, прекрасно сложенная женщина в коротком черном платье привлекала взгляды мужчин. Смуглая кожа, гибкое тело, плавные движения… Женщина не отличалась красотой, но излучала аромат силы и сексуальности. Не самка, а тигрица с черными насмешливыми глазами, королева, которой надо соответствовать, а потому многие сидевшие в ресторане мужчины спешно отворачивались, признавая, что не справятся с этакой кошкой.

– Обалденная! – Славик облизнул губы. – Хочу!

– Хороша, – согласился Гарик и посмотрел на часы. – Но мы обещали в офис заехать. Договор…

– Плевать!

А ведь действительно – плевать! Какой, к чертовой матери, офис, если появилась столь соблазнительная цель? Тем более что работа в престижной компании, полученная благодаря родительским связям, никогда не стояла у друзей на первом месте. Зачем напрягаться? Славкин отец владеет известной ювелирной фирмой, одевает в брюлики едва ли не всю Рублевку. Родители Гарика рулят в каком-то федеральном агентстве, пилят бюджетные деньги на нужды семьи и друзей. Работать? Так и жизнь пройдет мимо!

Гарик еще раз посмотрел на тигрицу и понял, что тоже хочет с ней переспать. Сегодня же!

Но был один нюанс…

– А что делать с лысым?

Женщина в черном платье обедала не в одиночестве, она подсела к мужику невероятных размеров и мило ворковала с ним, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды по сторонам.

– Мне с этим кабаном связываться неохота.

– Мне тоже, – кивнул Славик. – Будем надеяться, что у них деловая встреча, а не романтическое свидание.

Проказа старалась держаться как обычно, но Травник видел, что женщина слегка напряжена. Волнуется не сильно, но волнуется, привычное спокойствие ее оставило.

«И кажется, я знаю, в чем причина».

– Где Испанка?

– У нее дела, – хмуро ответил Травник.

– Неужели? – Проказа внимательно посмотрела на здоровяка и, несмотря на владеющее ею легкое беспокойство, не удержалась, рассмеялась: – Догадываюсь какие!

В смехе отчетливо прозвучали издевательские нотки, однако Травник остался невозмутим. Он вернулся к еде, насадил на вилку кусочек мяса и положил его в рот. Массивная челюсть пришла в движение. И хотя кушал Травник очень аккуратно, интеллигентно, Проказа все равно поморщилась. Вид жующих толстяков вызывает у некоторых людей отвращение.

И может быть, именно поэтому женщина решила развить неприятную для Травника тему.

– А что ты чувствуешь, когда Испанка уезжает к очередному любовнику? – поинтересовалась Проказа.

Здоровяк не ответил.

– Ревнуешь?

Тишина.

– Ты не расспрашиваешь Испанку о ее приключениях? Не выпытываешь подробности?

Травник неспешно доел жаркое, откинулся на спинку стула и безмятежно заметил:

– Насмехаясь над чужой слабостью, ты выставляешь напоказ собственную.

Проказа высокомерно усмехнулась:

– Намекаешь, что я не сильна? Глупо. Я…

– Ты полностью осознаешь свою ущербность, – холодно продолжил Травник. – Она сводит тебя с ума. И твое поведение – жалкая попытка забыться. Жалкая, потому что напрасная – от себя не убежишь.

Удар был силен, но Проказа его выдержала. Только улыбка из издевательской превратилась в злую.

– Может, я и бегу от себя, Травник, но мне, по крайней мере, есть чем забыться. Есть чем насладиться. Моя ущербность не мешает мне жить полной жизнью.

– А я себя ущербным не считаю, – ответил здоровяк. – Я такой, какой есть. Но тебе ли, Проказа, не знать, что от судьбы не уйдешь?

– Та-ак, ромашка у меня уже есть. Ромашка не нужна. А это что?

Мальчик раскрыл ботанический атлас и принялся искать латинское название сорванного цветка. Обязательно латинское – в своем гербарии он писал только на этом языке. Привычные ромашки, незабудки, колокольчики, фиалки обретали новые имена, загадочные и важные, красивые и величественные. И все они были выписаны на листах бумаги аккуратным почерком.

– Viola arvensis Murr. Gaud.

Ребенок положил цветок рядом с собой и принялся заполнять очередной лист гербария.

Странное занятие для двенадцатилетнего мальчишки? Странное. Если не учитывать одной детали: двенадцатилетний мальчишка путешествовал вдоль опушки леса в инвалидной коляске – последствия недавней автокатастрофы.

И увлеченный составлением гербария, не слышал тихого разговора, который вели стоящие неподалеку родители.

– Врач сказал, что он встанет па ноги, – негромко произнесла женщина. – Гимнастика приносит плоды, и недели через две Хосе пойдет.

– Хорошо, – кивнул мужчина.

– Но все остальное… – Женщина всхлипнула. – Родриго, что нам делать?

– Главное – он жив, – хмуро ответил отец ребенка. – Главное – он жив…

Да, сейчас это главное. Но пройдет несколько лет, и маленький Хосе узнает, что сверстники считают важнейшими совсем другие ценности. Что сам факт: «я жив!» воспринимается ими как само собой разумеющееся, как данность, обыденность. Подростки не понимают его значения. Главное для них – быть мужчиной, настоящим мужчиной, и те, кто по каким-то причинам не соответствует этому высокому званию, становятся отверженными. В лучшем случае они получают снисходительную жалость, в худшем – издевательства. А как правило, и то, и другое.

Травник научился терпеть подначки и отвечать грубостью на грубость. Внушительные размеры, природная сила, увеличенная занятиями спортом, превратили его в неудачный объект для издевательств и шуток, однако не подарит ему друзей. Он не был им ровней. А потому проводил очень много времени со своим любимым гербарием...

– Зачем ты хотела меня видеть?

– Слышал, что случилось с Вонючкой?

– Гончар звонил, – кивнул Травник.

– Сейчас Вонючка на конспиративной квартире отлеживается. Вот адрес. – Проказа протянула здоровяку сложенный пополам лист бумаги. – Гончар просил съездить и поставить его на ноги. Завтра Вонючка должен быть в форме.

– Что с ним?

– Сотрясение, трещина в двух ребрах, несколько рваных ран и синяков.

– Будет в форме, – подумав, ответил Травник. И с некоторым недоумением в голосе осведомился: – Нельзя было позвонить и сказать адрес? Зачем приехала?

– Гончар велел поменьше трепаться по телефону, – объяснила Проказа. – Мало ли что? От Механикуса любой пакости можно ждать.

«Или от москвичей…»

– Понятно. – Здоровяк допил свое вино. – Ладно. Я пойду.

– Подожди, – неожиданно попросила женщина.

– Что-нибудь еще?

Проказа неуверенным жестом прикоснулась к сумочке. Ненужный жест, ненужное движение. Ей, похоже, было неловко. Очень странно для тигрицы. Или она понимает, что завтра может оказаться на месте Невады и придет ее черед обращаться к Травнику за помощью? А травки ведь разные бывают. Одни помогают, другие…

– Я… больше не буду доставать тебя. – На Травника женщина не смотрела. – Я знаю, я порядочная сука, но… Но к тебе я больше не пристаю. Вот. Теперь проваливай.

Здоровяк улыбнулся и вышел из ресторана.

– Он уходит! – Возбужденный Славик едва не подпрыгивал на стуле. – Я же говорил, что у них деловая встреча!

– Идем вместе? – осведомился Гарик.

– Разумеется.

– Куда поедем потом?

– Куда она захочет.

– Старик, ты, похоже, завелся.

– Это тигрица, Гарик, настоящая тигрица!

Он вскочил и быстрым шагом направился к столику женщины в черном. Гарик поспешил следом. Заметившая взволнованных юнцов Проказа улыбнулась и достала из сумочки пачку сигарет.

– Вы позволите предложить вам огонь?

* * *

Решение отправиться в лабораторию Петровича возникло у Яши спонтанно. Вернее, это сначала Рыжков думал, что спонтанно, что взыграло чувство вины. Ведь Стрекалов, несмотря на то что миллионер, все-таки… друг. Старый, проверенный. И не друг детства, а самый что ни на есть друг с детства. Илья пригласил в гости, а он… а он даже не отказался – просто не приехал.

Следовало извиниться.

И лишь спустя некоторое время – Яша решил не тревожить Петровича на работе, а подождать до вечера, – Рыжков понял, что главная причина, которая побудила его искать встречи с Ильей, заключалась в другом.

Главной причиной стали слова Очкарика о том, что Илья нашел свое призвание.

Стрекалов добился всего, чего только можно желать: он богат, счастлив в браке, у него есть настоящие друзья и любимое хобби. Чаша его жизни полна до последней капли, до самой последней. И чаша эта вызывала… да, в том числе и зависть. А еще – желание прикоснуться, постоять рядом, убедиться, что все так и есть на самом деле, я… И может быть, чему-нибудь научиться.

Научиться жить.

Смешно, если вдуматься.

Дышать, любить, развлекаться, работать, спать… И получать от всего этого удовольствие. Радоваться каждому вздоху, любить и смеяться, получать удовлетворение от работы и хобби, от каждого мгновения, от каждой минуты. Наполнить свою чашу до краев, увеличить ее до размеров бассейна, нырнуть с головой и замереть в блаженстве.

Можно ли научиться жить?

Или искусство это доступно лишь избранным? Сильным? Богатым?

Стрекалов свою чашу наполнил… а Волков? Перспективный инженер плюнул на все и ушел в сыщики. И сделал прекрасную карьеру. Всегда спокойный, уверенный в себе. Сильный… А Лева? Веселый покоритель женских сердец. Для него работа – хобби; живость характера и минимальный напор обеспечивали Корзинкину неплохой доход, а все остальные усилия он направлял на любовные приключения. И ведь не просто трахается, как кролик, а всякий раз влюбляется, кипит вулканом, взрывается… Он счастлив? Он силен?

Впервые Рыжков подумал о друзьях не как о везунчиках, баловнях судьбы, а как о нашедших себя людях. Едва ли не впервые понял, что они свое положение – каждый свое! – заработали. Что пахали и теперь вкушают плоды упорного труда.

Каждый из них наполнял чашу тем вином, которое любил. Не шел на поводу у окружающих, не гонялся за славой, за журавлем в небе – работал. Искал свою дорогу, упорно вытаптывал свою тропинку меж огромных сугробов, трудился и… и обрел уважение.

«А я смогу?»

За окнами автобуса проплывали дома и машины, деревья и люди. Сосредоточенные, грустные, веселые и озорные лица. Кто-то из них плывет по течению, а кто-то топчет свою тропинку.

«А я смогу наверстать упущенное?»

– О чем задумались, Илья Петрович?

Он всегда стучал, прежде чем войти, но никогда не дожидался разрешения. Открывал дверь, заглядывал и тут же переступал порог. Невысокий, плешивый, с круглыми, навыкате, глазами и длинным, торчащим вперед носом – не унылым, висящим, а задорным, острым, напоминающим нос Буратино. Синий рабочий халат одет поверх скромных брюк и дешевой рубашки. Внешний вид мужчины непримечателен, пройдешь мимо и не заметишь. Не поймешь, с кем имеешь дело, пока не поговоришь, пока не заглянешь в умные глаза.

– Вас что-то беспокоит?

– Да так… – Сидящий в кресле Стрекалов поморгал, как человек, которого выдернули из размышлений, потер виски и взял в руки лежащий на столе предмет.

– Да так…

Это был довольно большой стеклянный цилиндр со стеклянным же поршнем, с виду напоминающий шприц-переросток, но без иглы. Петрович пару раз качнул поршень, после чего произнес:

– Все-таки жаль, что нам пришлось использовать не только стекло.

– В действующей модели, – уточнил плешивый.