— Вот это подстава! — ахнул Дим.
— Тебя в детстве часто пороли, Кузя? — в тихом бешенстве прошипел монах.
— Некому было, — пригорюнился домовой, — я без папы рос.
— Это заметно, — хмыкнул Саркат.
— Хочешь, я тебя усыновлю? — Нучард начал расстегивать ремень.
— Да что вы заколготились? — удивился Кирилл. — Давай сбацаем им пару песенок — и все дела.
— Награда проигравшим здесь знаешь какая? — подал голос Нучард.
Кирилл отрицательно качнул головой.
— Их бьют, — лаконично проинформировал шефа Дим. — С нами у них, конечно, этот номер не пройдет, но все равно срам. Я никогда не проигрывал.
— Уважаемые артисты! Прошу на сцену! — надрывался кабатчик.
— Одну минуточку, — поднял руку Кирилл, — уточняем репертуар.
— А почему, собственно, квартет? — хмуро спросил монах. — Нас пятеро.
— Мне нельзя, — пояснил Кузьма, — я — художественный руководитель. Этот… как его… трипер… антрипернер… во!
— Дон Эстебано! — воззвал со сцены трактирщик. — Вы самый уважаемый человек после короля в нашем прекрасном городе. Чувствую, это просто проходимцы, решившие набить себе брюхо за счет моего заведения. Как прикажете поступить с ними?
— Как с проигравшими, — вынес свой приговор худощавый дон. Его подручные в радостном предвкушении вытряхивали из рукавов металлические прутья.
— Ночной правитель Сорвенто, — сообщил монах, — мало не покажется.
— Так! — решительно заявил Кирилл. — Нучард, бери этого трипернера — и все на сцену! Я пою, вы подвываете. Желательно — в припеве.
Почувствовав твердую руководящую руку, ансамблисты дружно встали из-за стола.
— Это не будет нарушением правил? — поинтересовался монах, кивая на Кузьму, которого он деликатно поддерживал под локоток, ибо последнего уже изрядно штормило. — Мы вроде квартет?
— Дирижировать будет, — усмехнулся Кирилл, — он ведь у нас руководитель. Вот пусть и машет.
— А когда награды раздавать начнут… проигравшим, — мстительно добавил Дим, — мы ему все отдадим, домовитому нашему?
— А если выиграем? — трепыхнулся Кузьма.
— Наивный, — хмыкнул монах.
— Шеф! У меня идея, — глаза Дима озорно блеснули, — доверь это дело мне.
— Валяй, если идея хорошая.
Дим вскочил на эстраду, остановив жестом друзей:
— Уважаемая публика! Художественный руководитель нашего квартета изъявил желание лично продемонстрировать свое искусство. Он познакомит вас с лучшими хитами Азора и, возможно, если сочтет аудиторию достойной его офигительного дарования, что и с шедеврами Ничейных Земель. Приветствуем нашего замечательного маэстро Гринева Кузьму Филимоныча!!!
Зал одобрительно зашумел. Рекламная кампания Дима неплохо подогрела жаждущую хлеба и зрелищ аудиторию. Зажав под мышками прутья и дубинки, зрители дружно аплодировали, приветствуя маэстро, чуть не на карачках вползавшего на эстраду.
— Воспитываешь? — хмыкнул Кирилл.
— Как буча начнется, обязательно позволю кому-нибудь хоть раз его по носу щелкнуть! — Дим проверил, как выходит из ножен меч.
— Тихо! Песню петь буду! — объявил маэстро. — Душевную…
Заинтригованные сорвентцы послушно притихли.
Постой, экипаж, не стучите колеса,
Извозчик, тяни сильней вожжа-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Децибелами Кузьма пошел в папашу, и если в обычном состоянии он еще как-то мог их контролировать, то под градусом… Короче, первые же строки душевной песни вдребезги разнесли витраж. Разноцветные осколки, сметенные акустическим ударом, весело звеня, осыпались на булыжную мостовую.
Я к маменьке родной с последним приветом
Спешу показаться на глаза!!!
Полупустой кувшин валлонского в руках дона Эстебано треснул. Рубиновая жидкость выплеснулась на каменный пол, забрызгав лакированные туфли ночного правителя славного города Сорвенто. Спасая барабанные перепонки, зрители дружно заткнули уши и застыли с открытыми ртами и выпученными от изумления глазами. Дубинки и прутья полетели на пол. В ожидании команды все уставились на дона Эстебано. Дон команды не дал. Он был в ступоре.
Не жди меня, мама, хорошего сына —
Твой сын уж не тот, что был вчера-а-а-а-а-а…
— дико ревел меж тем Кузя. Голос офигительного дарования умудрялся проникать даже сквозь плотно прижатые к ушам ладони, и до сорвентцев начало доходить, о чем, собственно говоря, поется в этой песне. Благодаря вентиляции, устроенной маэстро, помещение трактира уже не так резонировало, а потому кое-кто рискнул оставить свои уши в покое.
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя вечная игра!!!
Последние слова упали на благодатную почву. Глаза ночного правителя славного города Сорвенто подернулись влажной поволокой.
А если посадят меня за решетку…
Тут зал просто-напросто взорвался восторженными воплями. Среди завсегдатаев сорвентских трактиров трудно было найти человека, хоть раз не повидавшего небо в клеточку. Братья Фалыпифьяно, пользуясь случаем, незаметно выскользнули на улицу и бросились наутек, сдавая позиции без боя. Под гром оваций Кузьма Филимонович закончил свой первый «азорский» хит.
— Маэстро, — ошеломленный ночной правитель Сорвенто робко приблизился к эстраде, — а как насчет шедевров Ничейных Земель? Мы, я надеюсь, достойны?
— Как твое имя? — вздернул подбородок Кузьма.
— Здесь меня называют доном Эстебано…
Кузьма покровительственно похлопал его по плечу. С высоты эстрады ему удалось это сделать, даже не поднимаясь на цыпочки.
— Базара нет. Специально для моего первого поклонника в славном городе Сорвенто — последний шедевр Ничейных Земель. Мурка!!!
Раз пошли на дело я и Эстебано,
Эстебано выпить захотел…
Дальше ему продолжить просто не дали. Зрители словно сошли с ума.
— Блин, битлы бы от зависти удавились! — пропыхтел Кирилл.
— Как бы нас не удавили, — рыкнул Нучард.
Квартету приходилось трудно. Кузьма в считанные секунды обзавелся кучей фанатов, которые рвались к своему кумиру. Притиснутые к эстраде, обременительные музыканты грудью встали на защиту маэстро, прекрасно понимая, что если заслон прорвут, то их домового просто раздерут на сувенирчики. А маэстро в пьяном умилении посылал публике воздушные поцелуи, шаркал ножкой и делал реверансы, доводя толпу до исступления.
— Дайте ему кто-нибудь по лбу, что ли, черт! — простонал Дим, держась из последних сил. — Дон Эстебано, вы там поближе…
Но дон Эстебано их не слышал. Вытесненный на сцену бушующей толпой, он умиленно смотрел на ушастого маэстро, вытирая кружевным платочком наворачивающиеся на глаза слезы.
— Нельзя по лбу, — процедил сквозь зубы Кирилл, — нас всех сразу на куски порвут.
— Тогда по заднице…
— Я им порву… — утробно сипел Нучард. — Не пора ли за мечи взяться?
— Какие мечи? Это ж поклонники… чтоб им… — испугался Кирилл.
— Прелестно! — Дон Эстенбано отстегнул от пояса кошель, демонстративно потряс им и швырнул на пол, вызвав тем самым новый взрыв энтузиазма. Пол-эстрады завибрировало под градом золотых и серебряных монет.
— Дон Эстебано… мать твою! Нас же ща раздавят!!!
Отчаянный вопль Кирилла вернул ночного правителя Сорвенто к действительности. Сообразив, какой опасности подвергается «маэстро», он отдал короткое распоряжение своим подручным, и те ринулись на выручку, щедро раздавая оплеухи направо и налево. В отличие от квартета они не церемонились с почитателями «офигительного» дарования. В воздухе замелькали прутья.
Владелец кабака довольно потирал руки, взирая на перевернутые столы и битую посуду. На это у него была отдельная графа — с очень и очень приличными процентами.
— Фалыпифьяно свинтили! — истошно заорал какой-то любитель изысканных развлечений.
Толпа отхлынула от эстрады. Самые азартные ринулись в погоню. «Обременительные музыканты» облегченно вздохнули и дружно сели на пятые точки — там же, где и держали оборону, на пол эстрады.
По залу засновали официанты, оперативно наводя порядок. Вскоре перевернутые столы были водружены на свои места, осколки выметены, и возбужденная публика вернулась к прерванной трапезе, с нетерпением поглядывая на помост — в ожидании продолжения концерта.
Но тут возникла проблема. Коротенькие ножки упившегося в зюзю маэстро, не выдержав бремени свалившейся на них славы, подогнулись, и Кузьма Филимонович растянулся на полу.
— Что с вами? — всплеснул руками не на шутку испугавшийся дон Эстебано.
— Это от избытка чувств, уважаемый дон, — деликатно пояснил Дим, молниеносно материализовавшийся перед ночным правителем Сорвенто. — Понимаете, — проникновенно продолжил он, отвлекая бандитскую светлость от хлопочущих над Кузей друзей, — маэстро — талант, в этих местах еще не признанный, а тут дальняя дорога, издержки… Связанный с ними пост… И вдруг такой успех… С нами, творческими натурами, такое случается…
— Издержки? — удивился дон Эстебано.
— Ах! Превратности судьбы. Не все способны отличить бездарность от гения!
— Сеньоры!!! — взревел растроганный дон. — Эти господа — под моей личной защитой! Они мои гости! И не только мои! Они — гости нашего города! Покажем, как у нас в Сорвенто умеют ценить таланты! Трактирщик! Лучшие покои, полный пансион и отдельный стол для господ артистов! Я плачу! Вы, я надеюсь, не возражаете? — повернулся Эстебано к «обременительным музыкантам».
— Ни боже мой, — затряс головой Дим. В отличие от своих друзей, занимавшихся, по его мнению, всякой фигней возле пьяного вдрызг маэстро, он уже деловито сметал позаимствованным у официанта веником деньги в совочек и пересыпал их в видавшую виды котомку Кузи. — Когда угодно, сколько угодно и в любом количестве…
И тебе в вечернем сизом мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож…
— старательно выводил Дим приятным тенорком.
Публика рыдала. Кирилл мрачно смотрел на эстраду. Он уже жалел, что обучил свою команду основам музыкальной ритмики и искусству держаться хотя бы приблизительно в одной тональности. На Эвритании с этим был напряг. Теперь он понимал, почему братья Фальшифьяно имели такой успех.
Накануне раззадоренный дон Эстебано пытался в унисон с маэстро спеть «Мурку». Тихий ужас!
Шел третий день их пребывания в славном городе Сорвенто. Герой Эвритании покосился на шумно сморкающегося в платочек Сарката, утирающего слезы Нучарда и понял, что застрял здесь надолго.
— Все, — жестко сказал он, — последний хит — и валим отсюда. У меня Мавр дома небось всех тараканов сожрал с голодухи, а мы тут, как голодные волки, на луну воем.
— Как ваш импрыс… прыс… ссарио, — донеслось до них из-под стола, — кат-т-тегорич-ч-чски против!!! — Друзья и не заметили, как их маэстро там оказался.
— Скотина! — зашипел мгновенно протрезвевший Нучард. — Сейчас твой выход. Заключительный. А ты опять нажрался!
— Я твор-р-р… шеская личность, — обиделся Кузя, — мне вдохновленье нужно…
— Что нужно? — ласково поинтересовался Кирилл.
— Симулировать, — ответил ушастый маэстро.
— Он хотел сказать «стимулировать», — пояснил Саркат, вытирая слезы тем же платочком, в который перед этим сморкался.
— Ах ты…
Намерению Кирилла душевно пнуть под столом домового помешал скрип лавки.
Герой Эвритании с недоумением уставился на наглеца, посмевшего нахально водрузиться за привилегированный столик артистов. Нучард вскинул голову. Кирилл недовольно нахмурился. Охрана дона Эстебано топталась в стороне, смущенно разводя руками.
Подсевший был явно человеком непростым. Облегающие бриджи до колен украшали элегантные бантики. Короткая куртка из бледно-голубого атласа, расшитая золотом и серебром, искрилась алмазами.
Однако не это заставило насторожиться Кирилла. За спинами «артистов» стояли серые, бесцветные личности, в которых он сразу почувствовал профессионалов.
Взгляд Кирилла метнулся к Нучарду. Монах побелел. «Ну, если уж Нучард испугался…» — мелькнуло в голове героя Эвритании. Юноша ошибался. Монах побелел от бешенства.
— Вот вы где окопались, — едва слышно прошипел он.
Похоже, серые личности тоже узнали своего бывшего наставника. Руки их дернулись к мечам и замерли. Кирилл не понял, что произошло. Нучард ни разу при нем не прибегал к магии, но чувство опасности исчезло. А подсевший к ним франт даже не заметил, что остался без охраны.
— Кто из вас маэстро? — Водянистые глаза нежданного гостя освидетельствовали компанию Кирилла.
— Я за него, — недружелюбно буркнул юноша.
— Не привык иметь дело с плебеями, — презрительно сморщил нос франт. — Хозяина сюда, и быстро! Ой! — выпучил он вдруг глаза. — Уберите собаку!!!
— Это не собака, — сообщил Саркат, заглядывая под стол. Мимолетная сцена пролетела мимо глаз и ушей беспечного философа. — Маэстро, будьте так любезны, разожмите челюсти и сплюньте. Что за дурацкая привычка брать в рот всякую гадость?
— Не отпустит, — хмыкнул успокоившийся Кирилл, — я его знаю. Нипочем не отпустит. За коллектив обиделся.
— Ты знаешь, я вообще-то тоже, — повернулся к заместителю маэстро монах. — Приперся сюда без приглашения, за стол взгромоздился, не представившись, нахамил… Слушай, а давай его хорошим манерам поучим?
— Как?
— У нас в монастыре обычно перегибают через колено и лупят палками по мягкому месту.
— Долго?
— Пока палки не сломаются или кости из-под мяса не покажутся. Вот этих вот, — зло посмотрел он на окаменевшую охрану франта, — мы в свое время недопороли — и вот результат. — Под его взглядом окаменевшие телохранители вдруг обмякли и рухнули на пол. — Ну так что, будем драть?
— Ни в коем случае, — вмешался Саркат, — я всегда был против порочной системы телесных наказаний. Во-первых, жестоко, во-вторых, гораздо действенней страдания душевные. Хотите эксперимент?
— Какой? — подозрительно прищурился Кирилл.
— Сначала мы его накажем, скажем, так…
Философ поднял блюдо с каким-то экзотическим салатом и опрокинул его на голову непрошеного гостя — душевно получилось.
— Видите, как он страдает?
Побагровевший франт яростно тер глаза. Слезы ручьем катились по щекам, залитым жгучим перечным соусом.
— А теперь можно выпороть и сравнить: какие муки сильнее?
— Да тьфу на него, — поморщился Кирилл, — возиться еще. Давай просто вышвырнем.
Франта выдернули из-за стола, отодрали от его лодыжки Кузю, раскачали и под гром аплодисментов (Дим закончил свою арию) на счет «три» запустили в полет. До двери было далеко. Тело перелетело три стола, прежде чем нашло выход.
На этот раз витраж не пострадал. Когда выступали «обременительные музыканты», окна всегда были распахнуты. Разумеется, этот подвиг не мог остаться незамеченным. Зрители зааплодировали еще яростнее. Трактирщик схватился за голову.
— Позвольте пожать вам руки, сеньоры. — К столику «обременительных музыкантов» подлетел сияющий дон Эстебано. — Вы даже не представляете, какую услугу оказали городу. Дети мои! Не дадим в обиду наших гостей! — рявкнул он своим подручным.
«Мальчики» ночного правителя немедленно ощетинились прутьями, ножами и кастетами. И вовремя.
В дверь уже ломилась городская стража. Загрохотали перевернутые столы. Воодушевленные призывом горожане хватали лавки, — кувшины, столовые ножи — короче, все, что подворачивалось под руку, и смело ныряли в огромную кучу малу, образовавшуюся у входа.
— Вы видели? — Дон Эстебано только что не прыгал от распиравших его чувств. — Вы теперь национальные герои Сорвенто!.. Это ж был сам дон Мерзуччо!!! Начальник тайной канцелярии нашего короля!
— Какого черта ему от нас надо?
— У нашего суверена сегодня день рождения. Наверное, хотел, чтобы вы перед ним выступили.
— Это запросто, — немедленно высунулся вперед Дим. — А он хорошо платит?
— Ни в коем случае, сеньоры! Вам нужно бежать! Карету я обеспечу, отходы прикроют мои люди, а я лично провожу вас до ближайшего перевала Ничейных Земель. Тут до него рукой подать. К ночи доберемся. И вообще, в течение ближайших суток вы под моей личной охраной, чтобы Мерзуччо до вас не добрался!
— Ах вот оно что! — рассмеялся Нучард. — Мы по его престижу так шарахнули, — пояснил он Кириллу, — что теперь в этой должности ему не удержаться. Разве что сумеет нас догнать и всенародно вздернуть.
— Не доставим ему такого удовольствия. — Кирилл был рад возможности покинуть гостеприимный город.
— Подъем, хроники эвританские. Уходим налегке и в темпе вальса. Я еще надеюсь застать Мавра живым и навестить с ним свою невесту.
— Мавр — это твой герб? — покосился Нучард на майку юноши.
— Угу, только живой… может быть… Все, погнали!
— А наш гонорар? — немедленно возмутился Кузя, не поленившись поднять голову. Он мешком висел между Димом и Нучардом. Даже Саркат на этот раз оказался трезвее его. — И потом — персональный подарок. Мне обещали!
— В карете, маэстро, — успокоил дон Эстебано, — а подарок… о! Уже несут.
— Это у него наследственное, — засмеялся Нучард при виде надраенной до зеркального блеска сковородки, которую волокли с кухни. Личный презент от хозяина трактира.
— Поторопимся, господа.
Кирилл подхватил под руку Сарката и двинулся вслед за ночным правителем Сорвенто. Два сундука, доверху набитые золотом, уже стояли на козлах.
Не успели друзья усесться, как их окружила плотная толпа. Это подоспели горожане. Весть о конфузе Мерзуччо мгновенно облетела весь город, и благодарные жители спешили к кабаку на выручку смельчакам, немилосердно лупцуя по дороге серую гвардию ненавистного дона. Так что шансов у Мерзуччо восстановить свое реноме и примерно наказать «обременительных музыкантов» практически не было. Это так воодушевило Сарката, который, как известно, был ярым противником телесных наказаний, что он немедленно залез на козлы, временно потеснив дона Эстебано, пожелавшего править лошадьми лично, и произнес пламенную речь, в которой призывал бить врагов не физически, а морально, макая их, например, в нужники головой. Речь имела успех. Восторженный рев толпы так умилил и воодушевил опального философа, что он открыл сундук и от широты душевной принялся горстями расшвыривать гонорар маэстро, но тут же схлопотал от него сковородкой по голове — за растрату казенных денег. Сковородку у Кузи отняли, Сарката, на радостях лишившегося чувств, затащили в карету. Под приветственные крики толпы друзья покинули славный город Сорвенто, спеша навстречу новым приключениям.
28
Торговый корабль с гордой надписью «Борзая акула», принадлежавший купцу Карабасу, вошел в порт. Дэйн в роли купца чувствовал себя пока не очень уверенно. Это была его первая военная операция, и он так волновался, что даже во сне переживал детали тончайшей операции, которую ему предстояло провернуть.
Все началось с того, что неделю назад юного принца вызвал к себе отец для серьезного разговора.
— Настал твой звездный час, — торжественно сообщил сыну Литлер. — Ты должен доказать, что достоин быть правителем Эвритании, которым скоро станешь. Есть дело, которое я могу доверить только тебе.
Бюрер окинул взглядом Дэйна и, видя, что отпрыск проникся, продолжил:
— Мне стало известно, что наши враги захватили бесценный артефакт, являющийся ключом к победе в нашей священной борьбе за чистоту эгийской нации. Они быстро движутся в направлении портового города Свинуччо.
— Думаю, они не правы, — изрек Дэйн. — Отними!
— Вот этим ты и займешься. Но отнимать нельзя. Артефакт только тогда силу имеет, когда найден, подарен, выигран или украден…
— Кто на наш артефакт покусился? — с тяжелым вздохом поинтересовался Дэйн.
— Отъявленные мерзавки. Барон фон Деревоз после их издевательств до сих пор в себя прийти не может.
Лондон Джек
Ильин Андрей
Шекли Роберт
Афанасьев Роман
Якубенко Николай
Апраксина Татьяна