жаркий день.
- останься, не сходи с ума, ты ни при чем, ты не виновата,
ничего они тебе не сделают, пришла и увидела этот кошмар,
эту бойню... А сразу не спустилась... Что ж, состояние
прострации вполне объяснимо... Хотели убить тебя, а убили
другую... Но как ты объяснишь, почему хотели убить тебя?.."
a* ' + мне другая половина, о наличии которой я даже не
подозревала.
что у меня вдруг отказали ноги: я опустилась по стене,
против Нимотси, близкого друга, обещавшего так много. А там,
за окном, на летнем разлагающем солнце, лежала Венька,
обещавшая так много...
только тогда, когда почувствовала теплый привкус крови,
Такой же был и у Марика, когда мы целовались, у него были
слабые десны. А от слабых десен нужно пить кору дуба...
подарила вам обеим Венька: просто и со вкусом, от ранних
солнечных морщин - и ни одна сволочь не догадается заглянуть
под них...
они приезжают, чтобы констатировать смерть, а потом
перекусить бутербродами с ветчиной на свежем воздухе.
послышались голоса - и это вывело меня из оцепенения.
потом - ив последний момент переложила туда же записную
книжку и кассету Нимотси - просто так, как перекладывают
страницы засохшими цветами; на память.
подсказали дорогу - если ушли они, значит, без помех уйду и
я.
лифта становился все ближе, как неотвратимое наказание за
малодушие, трусость и предательство.
открывайся же!..
его за собой.
этаж, потом на восьмой - и здесь перевела дыхание.
было.
толпа. "Скорая" стояла тут же, спустя минуту приехала еще
одна - видимо, сердобольные граждане звонили с нескольких
телефонов.
перед ареной смерти. Они-то находились в полной
безопасности, как читатели колонок криминальной хроники, и
осознание превосходства этой безопасности позволяло им
переговариваться друг с другом вальяжным полушепотом.
Вроде как с девятого этажа...
лестничной клетке не знаю...
вежливая, всегда здоровалась... Она на девятом этаже
живет... Недавно въехала, в прошлом году... Да говорю вам,
из нашего подъезда, из второго!
другие клей нюхают... Или вот так... Тут в сентябре парень
тоже выбросился, назло жене, ревновал ее очень.
рейс, как его жена давай налево и направо ноги задирать.
шлюх подсаживают...
осталась. Ее шофер действительно жевал бутерброд, но не с
ветчиной, а с сыром...
руки, лежала я, с волосами с медным отливом, в комбинезоне и
жилетке. Именно смерть сделала ее так похожей на меня, что
мне стало страшно. Подойти, обнять ее, защитить от всех этих
упивающихся сопричастностью к далекой смерти глаз - уж она-
то теперь себя защитить не сможет.
самого конца - и так же оставила меня, как он. Меня, жалкую,
так и не выросшую, так ничему и не научившуюся. Уж она-то не
оставила бы меня здесь, в роли трупа неизвестной...
все, но сейчас пора идти, уговаривала я себя - и не уходила.
Просто не могла оторваться от этого лежащего на земле тела.
приехал милицейский "газик", а следом за ним - "рафик" с
унылой надписью по борту - "Криминалистическая лаборатория".
у меня в рюкзаке. Я сняла все, что у нас было, - общие с
Венькой деньги, заработанные на сценариях и рекламе: она
сама настояла на этих общих деньгах, припугнув меня тем, что
отдельный счет ей, гражданке уже благополучно забытой
среднеазиатской республики, не откроют.
долговязому клерку, для него я всегда была преуспевающей
сценаристкой ("Вот, решила прикупить машину по случаю, как
"k думаете, двенадцать тысяч за "Сааб" девяностого года в
отличном состоянии - это не дорого?").
он все же сказал учтиво:
ведь обычно не одна приходите... Вот оно, началось - Они на
улице. У приятеля что-то с машиной... Так что "Сааб" в самый
раз.
приятель в автосервисе для иномарок...
глядя, я сунула ее в карман комбинезона.
кольцу, пристроилась в углу вагона и закрыла глаза.
Иван. - Бабки у тебя есть, так что надо рвать когти".
Главное - зад не отморозить", - сказал мне мертвый Нимотси.
задорной бороденкой академика Павлова. Только теперь я
поняла, что плачу.