Чтение 20–й страницы книги ~Дети ржавчины~

Я наконец перевел взгляд на Холодные башни. Там не происходило ничего
особенного, только воздух над их вершинами дрожал и колыхался, как над
раскаленной плитой.

И тут я заметил, что остался один. У несмышленых мальчишек хватило ума
сбежать с крыши, когда начались неприятности. Я лихорадочно огляделся. Со
стороны гор на город наплывали еще три посланника, которые вот-вот могли
оказаться над моей головой.

Мое любопытство было исчерпано. Я, что называется, схватил ноги в руки и
ринулся вниз по лестнице. До конюшни было не более сорока шагов. Я влетел
внутрь и прыжками сбежал по лестнице, ведущей в подвал.

Мое маленькое неприспособленное жилище показалось вдруг надежным и
уютным. Однако, когда глаза привыкли к полумраку, я обнаружил, что и в
коридоры, и в комнаты набилось несколько десятков человек, которые теперь
сидели на полу и молча поглядывали на меня. Наша квартира превратилась в
убежище.

- Что там? - спросил дрогнувший женский голос из темного угла.

- Двоих сбили, - ответил я.

По подвалу пронесся ропот. Люди потеснились, чтобы я мог присесть на
корточки, облокотившись о стену.

Некоторое время все сидели молча, слушая, как поют наверху Холодные башни
и дрожит земля. Я вспоминал фильмы про войну, где ревут сирены, воют
падающие бомбы и испуганные женщины в гулких залах бомбоубежищ утешают своих
ревущих детей.

- Башни уже совсем слабые стали, - вздохнул кто-то в полумраке. - Раньше
эту напасть и близко к заставе не подпускали. А теперь сыплется прямо нам на
головы.

- Что будет, когда они совсем перестанут давать холод? - горестно
проговорил кто-то другой. - Мы все погибнем.

- А кто не погибнет, тот будет нищенствовать у стен Города тысячи башен.
Судьба предопределена, - в разговор вступали все новые и новые голоса.

- Один человек рассказывал, что за право жить в Городе и спать на его
улицах нужно платить по одному большому клинку в месяц!

- Да не в месяц, а в неделю. А купить там домик, или половинку домика,
или даже клочок земли - стоит таких денег, которые и во сне не увидишь.

- В Городе все стоит больших денег - и еда, и одежда, и дрова.

Я не видел лиц говорящих. На улице уже сгустились сумерки, а в нашем
подвале и вовсе был мрак. Я сидел, закрыв глаза, и слушал. Когда земля
начинала особенно сильно дрожать, все испуганно замолкали.

- А ведь еще в деревнях люди как-то живут.

- До поры до времени живут. Поговори с погонщиками, они тебе расскажут,
сколько брошенных домов стоит вдоль дорог.

- Да знаю... Но ведь живут как-то.

- Кому какая судьба. Я знал человека, который продал все, что имел, и
пошел в Город тысячи башен, чтобы купить там хороший амулет и никогда ничего
не бояться. И что же? Прямо в Городе ему и всадили нож в горло за его
деньги.

- Зря он это сделал. Многих людей погубила напрасная вера в амулеты.
Теперь-то уже мало кто в них верит.

- А во что еще верить?

- То-то и оно. Верить не во что. "Неправда, - подумал я. - Верить нужно
всегда и везде. Без этого и жить незачем".

Впрочем, я тоже не знал, во что мне здесь верить.

ГОРОД

Грохот и тряска прекратились только перед рассветом. Посланники Прорвы
прошли над заставой и скрылись за горизонтом, как грозная туча.

Все это время я провел на полу, среди таких же испуганных и несчастных.
Иногда я засыпал на короткое время, но о полноценном отдыхе говорить,
конечно, не приходилось. Впрочем, как и всегда.

Друг Лошадей растолкал меня, и мы пошли носить воду. Лошади были
неспокойны. Некоторые прыгали в своих тесных клетках как бешеные, били
копытами в двери. Ночные события испугали не только людей.

До обеда мы занимались обычными делами. Народа в овощном дворе было
необычно мало, я не мог понять, куда все подевались. Позже старик объяснил,
что всех угнали на загородные земли Лучистого. Первые два-три дня после
налетов обычно бывали безопасными, и за это время можно было собрать побитую
живность да накопать овощей на огородах. Вместе со всеми ушел и Мясоед.

В этот день нас кормили особенно скверно. В плошки положили что-то
засохшее, явно вчерашнее. Я старался глотать это, не пережевывая, чтобы не
почувствовать гадкого вкуса. Потом запил все водой и прополоскал рот. После
обеда вокруг стало совсем пустынно. Удивительно, но нам даже не нашлось
работы. По двору слонялся только староста с хлыстом, но и он вскоре присел в
тенек и задремал. Да еще незнакомый мне больной человек, худой до
изнеможения, лежал возле кучи гнили и, не глядя, искал рукой кусочки,
которые можно было бы съесть.

В этот момент ко мне подошел старик с неожиданным предложением.

- У тебя еще цел твой клинок? - вкрадчиво спросил он.

- Цел, конечно, - не задумываясь, ответил я.

- Посмотри, во дворе никого не осталось. Давай и мы выберемся в Город,
повеселимся. Никто не заметит, что нас нет. Да и лошади у нас накормлены.

При всей моей нелюбви к авантюрам, я согласился. В самом деле, давно пора
посмотреть, что происходит вокруг и как живут люди в Городе. Глядишь, сделаю
для себя какое-то утешительное открытие.

- Что будет, если нас хватятся? - поинтересовался я.

- Да ничего не будет, - не очень уверенно произнес Друг Лошадей. - Мне,
может, достанется затрещина от старосты, а тебе... Тебя, наверно, и бить
побоятся.

- Почему?

- Ну... мало ли... - туманно ответил он.

Ворота были заперты, но старик знал, как справиться с такой бедой. Нас
выручила обыкновенная дыра в заборе, которая таилась за одной из построек.
Мы пролезли в нее и долго пробирались между длинных зданий в узком проходе,
заваленном хламом. А потом неожиданно оказались на улице. Вернее, улочке.

Камни мостовой, если они были, прятались под толстым слоем пыли, которая
поднималась фонтаном от каждого движения воздуха. Должно быть, в дождливые
дни здесь все превращалось в болото. По обе стороны дороги тянулись сточные
канавы. Их, похоже, никогда не чистили, поэтому содержимое местами
растекалось, выделяя дрянной запах. Даже стены домов были забрызганы чем-то
темным, наверняка липким и неприятным.

Это было ничуть не лучше нашего овощного двора. Пожалуй, даже хуже,
потому что из двора можно выйти, а отсюда деться некуда, кроме такой же
грязной улицы. Нечего и говорить, душа здесь не отдыхала.

Я пробовал понять, что чувствуют люди, живущие в этих домах. Даже
животным свойственно заботиться о чистоте среды своего обитания. Может,
жители здешних мест не считают Город своим домом? Ведь в доме так не гадят.
Может, они постояльцы или даже оккупанты?

Ничто, кроме округлых крыш, не напоминало мне ночных видений. В моих снах
было чисто, уютно, хорошо.

Друг Лошадей тащил меня по улице, поминутно напоминая, что знает в Городе
несколько "хороших мест". Я шел и видел, что Город тихо ликует. Он празднует
пережитую атаку. Пару раз нам встречались свежие развалины, но они не
портили настроения десяткам, сотням горожан, которые собирались группами на
перекрестках, употребляли что-то из потемневших бочонков, орали, смеялись,
некоторые дрались.

Когда мы проходили очередной перекресток, я заметил в разрыве между домов
небольшую площадь, вид которой навел на мысль о ярмарке. Там находилось
довольно много людей, а мостовая была завалена, как мне показалось, грудами
цветных тряпок. Но отчего-то оттуда не доносился многоголосый гомон, который
сопровождает столпотворения подобного рода. Мне даже стало не по себе.

- Обожди, - попросил я старика.

- Ну что? - с досадой скривился он. Похоже, его душа давно уже веселилась
в одном из "хороших мест". А тело из-за меня запаздывало.

- Что там?

- Да не ходи...

Я вырвался из его цепкой хватки и зашагал на площадь.

Здесь никто не пел, не радовался, не поглощал спиртное. Обширное
пространство между четырех длинных бараков было заполнено мертвецами,
уложенными в несколько рядов.

Среди рядов ходили понурые люди, видимо, искали родственников. Кто-то
тихонько скулил над телом. Угрюмые старосты переминались с ноги на ногу у
стен. Поминутно привозили новых покойников - целыми повозками. Увозили же их
обычно по одному.

Здесь не было ни слез, ни истерик, ни обмороков. Казалось, живые лишь
раздосадованы, что им приходится брать на себя дополнительные хлопоты и
терпеть ущерб. В этот момент я подумал: "А ведь еще ни разу за все эти дни
до моих ушей не донеслось знакомого и старого как мир "я люблю". Нет, люди
любили - поесть, поспать, добротно одеться - но не друг друга.

Впрочем, я тоже не испытывал сейчас ни ужаса, ни горечи. Наверно,
сработала внутренняя защита, оберегающая человеческое сердце от слишком
страшных картин. Я не воспринимал лежащие передо мной тела как останки еще
недавно живых людей.

Меня поразило другое. Лишь некоторые из этих несчастных были просто
раздавлены рухнувшими домами. Таких было меньшинство. Остальные же...

Я увидел мертвецов, потемневших и сморщенных, как изюм. Другие казались
окаменевшими. У одного старика плоть была полупрозрачной, и сквозь нее
просвечивали красновато-белые кости скелета. У двоих подростков-близнецов
кожа пошла крупными трещинами и напоминала выжженную пустыню. Некоторые тела
раздулись до огромных размеров. И такого было много, очень много - чем
дальше, тем страшней!

Я не знал ни одного оружия, которое могло бы делать с людьми такое. Ни
холод, ни пламя были не в состоянии так уродовать тела.