соответствовало возрасту тридцатилетнего человека. Он почти беспрерывно
массировал себе лоб и спинку носа. На долгих прогулках по весеннему лесу
Авега часто останавливался, с тревогой смотрел в небо и неожиданно начинал
"блудить" по знакомым местам. Он словно забывал свои строго определенные
пути и чаще всего брел не разбирая дороги, а опомнившись, подолгу озирался,
неуверенно тыкался по сторонам, выписывая зигзаги. Накануне затмения,
вечером, у него началась одышка со спазматическим кашлем, поэтому
врач-кардиолог с аппаратурой и необходимыми медикаментами дежурил за дверью.
Авега лег в постель, и Русинов остался возле него, в темноте, поскольку
"знающий пути" жил лишь по солнцу, принимал его свет и не выносил
электрического. В крайнем случае он зажигал свечу или просто спичку.
просьбу:
это была его основная пища. Русинов пошел на кухню, положил на поднос хлеб
и, когда поставил сверху солонку, неожиданно понял символ этого древнего
славянского подношения: хлеб означал землю, соль - солнце. Землю и солнце
выносили дорогим гостям!
ариями...
слово еще недавно, в литературе четырнадцатого века. Арать- добывать хлеб и
соль, землю и солнце. Вот почему так неистребим этот обычай, хотя
изначальный символ его давно забыт.
духе, образованного и просвещенного человека, эти знания и древняя вера -
солнцепоклонничество - к-РА-молие? Причем не формальное, не от ума, а, судя
по физическому состоянию перед затмением, глубоко и гармонично вписанное в
его природу и существо?
едва встал, чтобы встретить солнце. А через два с небольшим часа после
рассвета началось затмение. Авега уже лежал пластом, держа у себя на груди
хлеб-соль. Русинов тоже почувствовал недомогание, учащенно билось сердце, и
появилось загрудинное жжение, обычное для ишемии. Кардиолог через каждые
десять минут снимал кардиограмму- у Авеги, по сути, было предынфарктное
состояние. Когда же черная тень целиком накрыла солнце и за окнами наступили
прохладные сумерки, врач сделал Авеге укол.
пошаливает...
тень переместилась и брызнули первые лучи. Пока врачи "скорой помощи"
пробились через ворота Института, а затем в здание лаборатории, на небе уже
сияла лучистая корона.
себя провода датчиков, встал с хлебом и солью в руках. Он торжествовал! Это
мгновенное его исцеление повергло в шок сначала видавшего виды кардиолога,
затем и бригаду "скорой". Авега сам растворил окно и стоял в позе встречи
солнца, радостно дыша полной грудью.
таскали ленты по рукам, сверяли кривые, оставленные самописцами, и
совершенно определенно ставили диагноз, что десять минут назад у этого
человека были резкий и длительный спазм коронарных сосудов задней стенки
сердца и нарушение кровоснабжения. Сейчас же кардиограф отбивал такт
абсолютно здорового сердца, соответствующего спортсмену-марафонцу.
за Авегу, никак не связывая сердечную боль с солнечным затмением...
Ганга, а я лишь приношу им соль.
был не мой срок.
солнцу. Веруют в своих богов, но почитают солнце. Каждый человек, увидевший
утром солнце, обязательно радуется. И говорит: "Какое хорошее солнце! Как
солнечно сегодня!" Это молитва солнцу. Ты никогда не говорил так?
соли.
личном обыске в Таганрогском спецприемнике у него изъяты сухари и соль.
станешь добывать ее, тоже не станешь есть.
без нее, как без солнца.
глаза и неожиданно заявил:
реку Ганг?
слышит Карна.
и откроется нечто недоступное разуму. И этот полубредовый разговор внезапно
уложится в строгие рамки логики и истины. Однако, произнеся имя "Карна",
"знающий пути" прочно умолк, и нельзя было больше терзать его вопросами.
Если бы тогда знать, что Авега не единожды уже хаживал в Индию на реку Ганг
и приносил туда священную соль! И что в судьбе его, а значит, и в этих
таинственных походах принимал участие сам Неру! Ничего этого Русинов не знал
и потому при всем своем расположении к Авеге не мог, не в состоянии был
поверить ему. Из нагромождения нереальных, фантастических фактов он пытался
выбрать рациональные зерна с той лишь целью, чтобы хоть как-то проникнуть в
его непонятный мир и извлечь информацию, интересующую Институт. Бред
сумасшедшего иногда бывает гениальным, но чтобы принять этот гений, следует
самому сойти с ума. И потому Русинов, разговаривая с Авегой, всякий раз
мысленно, на ходу рассортировывал все, что слышал, и отбирал факты для
отчета, а многое, на его взгляд, неважное и сумбурное, отбрасывал. Это была
своего рода неумышленная халтура. В какой-то степени она спасла Авегу от
множества вопросов, когда спустя два года за него круто взялась Служба, а
также не дала пищи для серьезных аналитических выводов, которые могли бы
быть основаны на кажущемся фантастическом материале.
веденье Службы. За два года Русинов уже успел забыть о несостоявшейся
поездке в Индию, а точнее, о причинах невыдачи визы. Естественно, никто не
знал, почему Служба забрала "источник", и считали, что она таким образом
проявляет свой профессионализм и рвение,- дескать, Институт столько лет
продержал человека у себя и получил мизерные результаты, а вот мы сейчас
покажем, как нужно работать. Авега не был ни арестованным, ни задержанным.
Случай был по-своему уникальный, и его содержали скорее как предмет научного
изучения, и это значительно лучше, чем психушка либо дом престарелых. Где бы
еще так следили за его здоровьем, выполняли любое возможное желание и
придумывали развлечения? Десятки раз он мог бы спокойно бежать, когда вдвоем
с Русиновым они уезжали за сотни километров от Института- на родину Авеги в
Воронеж, затем к сестре участника экспедиции Андрея Петухова в Новгород. Он
же повиновался одному ему ведомой силе рока и не помышлял о побеге.
причем в первые месяцы такую, что все валилось из рук, будто после потери
дорого, близкого родственника. Он и не заметил, как из "источника", из
предмета для изучения Авега превратился для него в источник особого,
достойного и мудрого отношения к миру, к собственной личности, к людям и
обстоятельствам. Русинова вдруг поразила мысль, что он никогда в жизни не
видел свободнее человека, чем спрятанный за колючую проволоку Авега. Для
него как бы не существовали эти материальные преграды в виде заборов,
часовых, негласной охраны, ибо он умел всецело распоряжаться собой, и никто
не мог ограничить его воли. Только вольный человек способен источать
спокойствие и добро и за много лет ни разу не изменить себе; только
невероятной силы человеку возможно покоряться своему року и не дрогнуть под
роковыми обстоятельствами.
стола деревянную ложку с приспособлением для усов, найденную в первый день,
когда Авегу увезла Служба,- все, что осталось от него. Несколько раз он
ходил к руководству Института с требованием, чтобы вернули "источник",
Шилова Юлия
Панов Вадим
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Бажанов Олег