обессиленно повалились в траву, горделиво прошелся над ними, переступая
через опасливо поджимаемые ноги. - Ну что, салабоны, сдохли?
устал и думал, что такой ответ понравится младшему командиру. Но оказалось,
что ошибся.
ребята поднимаются. Некоторые еле держатся на ногах. Вольф ловит на себе
косые взгляды и понимает, что допустил ошибку. Ему становится неуютно.
баню. До предела измотанные молодые мылись последними. Хмуро стояли у входа,
дожидаясь своей очереди и мечтая об отдыхе. Курева не хватало, несколько
сигарет ходили по кругу. Вольф не курил, держался в стороне, остро ощущая
неприязнь товарищей.
изрытым красноватыми кратерами - следами глубоких прыщей. Какой он, к черту,
земляк? И чего смотрит зверем?
раз всех подставишь - не обижайся!
другой стороны - вроде и просто так: стоят себе и стоят. Вольф молча
отвернулся.
повеселели: мрачно переминаются с ноги на ногу.
помывки распаренные "старики". - Готовьтесь лучше к стариковской присяге,
репетируйте!
старослужащих - и бугристые мышцы у многих, и шеи борцовские - но не те
взгляды у них, не те повадки, и форма сидит по-другому, и нет привычки к
этому тупому хохоту...
своими нагрузками. И хотя сам он обосновывал это лозунгом "тяжело в учении,
легко в бою", ребята видели - безжалостная дрессировка бесправных
подчиненных доставляла сержанту садистское наслаждение. Вид вспотевших, до
предела измотанных, падающих в изнеможении новобранцев явно приводил его в
хорошее настроение и побуждал к дальнейшим издевкам.
измочаленный двадцатью кругами взвод облегченно вздыхал, расслабляя
одеревеневшие мышцы.
После ста.
командира - такая же круглая физиономия, пшеничные волосы, редкие брови,
сквозь которые просвечивала красноватая кожа. Будто из одной деревни.
начиная хрипеть и стонать, и вконец обессиленные уже припадали к земле и не
шевелились.
сержант.
заведенный, пока не выдыхал натужно: "Сто!" - и только тогда перекатывался
на спину, раскинув онемевшие руки. Но сержант не давал ему отдохнуть.
подхватывался на ноги, отряхивая на бегу руки, которых уже не чувствовал.
переставлявшей ноги толпе. Послышались злые смешки.
старше - призывался из института и потому оказался не со своими
сверстниками. Может, из-за этого, может, оттого, что москвичей вообще не
любили, но он ни с кем не сходился. Аккуратный, всегда чисто выбритый, в
подогнанной форме, он старался держаться в стороне от общей массы, как бы
подчеркивая, что ни в ком не нуждается и живет сам по себе.
посаженными серыми глазами и небрежно затягиваясь сигаретой. В отличие от
других новобранцев, смоливших все, что только можно - от "Примы" и "Лайки"
до махорки и сухих виноградных листьев, Серегин курил "Мальборо"
кишиневского производства. Даже на гражданке это была невиданная роскошь: у
спекулянтов пачка шла по пять рублей, на эти деньги можно купить тридцать
пять пачек "Примы". Здесь же, в песках, "Мальборо" не видели даже офицеры.
себя? Думаешь, я не могу так гарцевать?
тот тоже способен справляться с нагрузками Чувака. Но почему-то этого не
делает.
размазать! - запальчиво сказал Вольф. - Но ему надо, чтобы всех, до одного!
А если хоть один выдерживает, значит, он своего добиться не может!
видят, что ты из кожи лезешь, а из-за тебя и им приходится пупок рвать.
ударили. Несмотря на угрозу Иванникова, такого результата он не ожидал.
Думал: болтнул со злости - и все...
тот же Серегин не подпишется, да и основная масса, как и в любом деле,
останется в стороне... Но человек десять наскочут... Если днем, на улице -
еще можно помахаться да убежать в случае чего. Но сонный, в постели, когда
одеяла накинут... Тут нет ни одного шанса! Пойти к командиру? Или к майору
Семенову - краснолицему особисту, который на собраниях пугает всю роту, а по
отдельности заигрывает с каждым солдатом, приглашает заходить, беседовать
"за жизнь", рассказывать, какие трудности... Нет, это не годится. "Темную",
может, и сорвут, но тогда он станет уже не просто лизоблюдом, но и стукачом.
А на самом деле он и не лизоблюд и не стукач, но доказать это можно только
одним способом...
принес под гимнастеркой пяток кирпичей и спрятал их под матрац. Расшатал в
тумбочке квадратную деревянную полку, теперь она свободно вынималась.
Приготовил захваченный из дома маленький перочинный нож.
положено небрежно сброшенную в контрольное время форму, он положил на
подушку кирпичи, лег головой в ноги, прикрыл полкой низ живота и закутался в
одеяло. Одной рукой он защищал живот, в крепко сжатом кулаке другой держал
перочинный нож с открытым торчащим между пальцами шилом. Теперь главное - не
заснуть. Но у нападающих та же проблема, поэтому вряд ли они станут долго
тянуть...
быстро прошлепали босые ноги, на койку Вольфа полетели чужие одеяла, и тут
же посыпались удары. Били в основном туда, где должны находиться голова и
грудь, но вместо человеческого тела кулаки нападающих ударились о кирпичи и
твердые доски, кто-то напоролся на шило, послышались крики боли, и град
ударов мгновенно прекратился. Сдавленные возгласы, растерянные ругательства
- босые ноги зашлепали в обратном направлении. Выпутавшийся из одеял Вольф
вскочил и бросился преследовать обидчиков. Их боевой дух угас: разбитые
костяшки и выбитые пальцы не располагают к дальнейшим подвигам.
Иванникова, нашел и нокаутировал своей испытанной "двойкой": голова -
солнечное. Урок оказался впечатляющим: из восьми нападавших двое тяжело
поднимались с пола, третий лежал без сознания, четвертый зажимал пропоротую,
кровоточащую кисть и тихо скулил, двое осторожно баюкали разбитые кулаки,
двое вернулись к своим койкам, но сделать вид, что они ни при чем, не могли
из-за отсутствия одеял... Так и сидели напряженно на краешке обнаженных
матрацев, словно спугнутые облавой проститутки.
ногах испуганно попятились.
вас всех могу положить рядком... Идите, забирайте свои одеяла. Да не
бойтесь, не трону...
случившегося он тоже сделал выводы.
штурмовой полосе, которую здесь называли тропой разведчика, сержант привычно
нашел взглядом Владимира:
передохнешь!
Вперед, я сказал!
словно для удара по мячу.
Земляной Андрей
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия