Гомер. - Что это за манера раз и навсегда раскладывать все по полочкам?
Понятия и оценки могут меняться, и нужно только уметь привыкать к
изменениям. Ты же сам признаешь, что твоя десятилетняя жизнь в тех
неизвестных странах протекала буднично и скучно? Послушай вот это. - Он
взял исписанный лист. - "Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру
вверившись, поплыл; сон на его не спускался очи, и их не сводил он с
Плеяд, с нисходящего поздно в море Воота, с Медведицы, в людях еще
Колесницы имя носящей, и близ Ориона свершающей вечно круг свой, себя
никогда не купая в водах океана. С нею богиня повелела ему неусыпно путь
соглашать свой, ее оставляя по левую руку. Дней совершилось семнадцать с
тех пор, как пустился он в море. Вдруг на осьмнадцатый видимы стали вдали
над водами горы тенистой земли феакиян, уже недалекой...
и наверняка там нет никаких феакиян.
Гомер. - Что же теперь прикажешь делать? Ты внезапно возникаешь из
неизвестности и сводишь на нет бесспорно талантливую поэму.
заметно обрюзгшая фигура, дурно сидящий, хотя и дорогой хитон - конечно,
одежду он покупал здесь, второпях, он десять лет не видел греческой одежды
и отвык от нее. И эти упрямые глаза.
хочешь?
человек Гомер, как Одиссей, помогая себе неуклюжими жестами, надеется
подобрать слова и не находит их. Полосы солнечного света касались ножек
стола, уголка рукописи, и буквы показались идеально четкими, словно
вырезанными в камне.
рванувшегося к нему Одиссея.
и воины, сообразив, что легкой добычей тут и не пахнет, поняли, во что их
втравили, и начали все настойчивее уговаривать вождей убраться восвояси.
Особенные опасения внушал Паламед - человек уважаемый и авторитетный. И
вот в один далеко не прекрасный день оказалось, что Паламед требует снять
осаду потому, что подкуплен троянцами. Один из вождей увидел на сей счет
вещий сон, открывший предательство, отыскал наутро в шатре изменника
золото и письмо троянцев - которые, как ты понимаешь, сам туда подсунул, -
и Паламед вместе с ближайшими друзьями был казнен. Те, кто кричал о снятии
осады, замолчали надолго. Ты не припомнишь ли имя военачальника,
наловчившегося с помощью своих вещих снов отыскивать предателей?
находили себе места. Гомер терпеливо ждал.
- К нему многие прислушивались.
Далее. Когда войско все же собралось на всеобщий совет, чтобы решить,
возвращаться или оставаться, кто из вождей яростнее всех набрасывался на
уставших торчать под Троей? Кто бил, ругал и угрожал немедленной
расправой?
не обделенный добычей и славой, не вернулся торжественно домой на свою
полунищую Итаку, где удостоился бы шумного чествования, а подался за
Геркулесовы столпы? Не так уж трудно это понять, верно? Ты слишком многих
восстановил против себя, и тебе многое могли припомнить. Благоразумнее
было переждать в отдалении, пока память не сгладится, пока схлынут
страсти, пока Троя не уйдет в прошлое. Теперь, надеюсь, между нами не
осталось недосказанного? Ты сыграл в Троянской войне весьма неприглядную
роль, Одиссей. А я польстил тебе, живописав твои десятилетние скитания,
приписав тебе идиотского деревянного коня, никогда не существовавшего, и
многое другое. Но ты и не подумал поблагодарить, потому я назвал тебя
неблагодарной скотиной. Хочешь что-нибудь возразить? Пожалуйста, я не
тороплю.
оправдываюсь. Я просто хотел бы кое-что объяснить. То, что я понял в
океане и потом, на чужбине. Но сначала был все же океан. Понимаешь, море -
необъятное, неизменное и вечное. Там, среди волн, нет ни лжи, ни
коварства, все остается на земле, и наши интриги, наши подлости, наша
погоня за успехом любой ценой кажутся такими крохотными, ничтожными.
Только в море начинаешь постигать смысл жизни, цену добра и зла.
вернулся обновленным, стряхнул прежние пороки и жаждешь посвятить остаток
жизни служению добру. Что ж, случается. Бывали и более удивительные
метаморфозы. Но, дорогой Одиссей, что все-таки ярче и значительнее -
вымышленные мной от начала и до конца твои захватывающие странствия или
твоя всамделишная скучная десятилетняя жизнь где-то у предела света? Ведь
моя рукопись изображает стойкость духа человека, прошедшего наперекор
судьбе через многочисленные испытания, отважного воина, который должен
служить примером для юношества. А ты? Ну что ты, раскаявшийся, можешь
дать? Рассказать об этих неизвестных землях? Лошадей там нет, а птицы
могут разговаривать? О землях гипербореев рассказывают и более
удивительные вещи.
хитона. Одиссей извлек большой и спелый кукурузный початок. - Видишь?
Сотня зерен в одном колосе, а то и больше. Представляешь засеянное такими
колосьями поле? Сколько людей можно накормить?
небрежно швырнул его на стол. - Накормить. И подорвать мировую торговлю
зерном. Да за один этот колос тебя прикончат владельцы полей и
зерноторговцы, болван ты этакий. Ты что, вообразил себя богом и намерен
устроить новый Золотой век, мир без голодных? - Он выковырял несколько
зерен и прожевал. - Вкусно, что тут скажешь...
стеблями кормить скот - стебель в рост человека. Там, где я жил, есть еще
и...
колосьев. Вообще за Атлантидой ничего нет - только беспредельный океан,
омывающий Ойкумену. Все эти годы с тобой происходило только то, что
описано здесь. - Он положил ладонь на свою рукопись. - Поймешь ты это
наконец?
людей, что все написанное мною ложь? Да кто тебе поверит? Кто тебя узнает?
Тебя давно забыли, тебя нет, ты существуешь только здесь, в моей рукописи.
Только эта твоя жизнь реальна. Поздно, Одиссей. Ничего уже не изменишь.
Сцилла и Харибда нанесены на морские карты, имеются десятки свидетелей,
которые их видели, и землю лотофагов лицезрели, и сирен. В Коринфе давно
уже ввели особый налог на оборону от могущих вторгнуться лестригонов - и
три четверти собранного, как ты понимаешь, прилипает к рукам сановников, а
четверть разворовывает служилая мелкота. Что же, ты убедишь их отменить
налог? А как быть с экспедициями в земли лотофагов, которые что ни месяц
снаряжают на Крите и в Тартессе? Результатов никаких, но многие очень
довольны... Все, кто сытно кормится возле этого начинания. Им ты тоже
думаешь открыть глаза? Наконец, ты хочешь обидеть богов - ведь, согласно
моей поэме, они сыграли большую роль в твоей судьбе, помогая и
препятствуя... Тебя ведь не зря именовали хитроумным Одиссеем, вот и
напряги ум. Самое безобидное, что только может с тобой теперь случиться, -
прослывешь сумасшедшим, безобидным сумасшедшим, выдающим себя за славного
героя и морехода Одиссея. Настоящий Одиссей - в этой рукописи. Всякий иной
- не просто сумасшедший или плут, а опасный враг многих и многих. И обола
я не дам тогда за твою жизнь. А вкус к жизни, я уверен, у тебя не смогли
отбить все твои облагораживающие душу морские просторы. Итак, хитроумный
Одиссей, что ты выбираешь?
не было ни злости, ни насмешки - только веселое и спокойное торжество
победителя. Одиссей молчал. Отодвигались в никуда, в невозвратимое
набегающие на далекий берег волны, легенды о Пернатом Змее, гомон
попугаев, женщина с медным отливом нежной кожи, чужая весна и чужая речь,
ставшая в чем-то родной за все эти годы. Он презирал себя. Но ничего не
мог с собой поделать, не мог, вернувшись на родину после десятилетнего
отсутствия, тут же потерять все вместе с жизнью.
- Остров сирен, земля лотофагов, прекрасная Цирцея, край лестригонов...
"Великому путешественнику Одиссею от скромного летописца его свершений и
странствий".