Чтение 20–й страницы книги ~Дорога скорби~

-- Я с наслаждением читаю вашу еженедельную страницу, -- сказал я.

-- Но не хотите появиться на ней?

-- Это верно.

Она вскинула голову.

-- Многие просили меня не печатать то, что я знаю.

Я не хотел окончательно поссориться с ней и мог отказаться от мимо-
летного удовольствия подшутить над ней, поэтому я принял доброжелательный
вид и не стал комментировать.

-- Вы женаты? -- спросила она.

-- Разведен.

-- А дети?

Я покачал головой.

-- А вы?

Она больше привыкла задавать вопросы, чем отвечать на них. Поэтому
ощутимо замешкалась, прежде чем сказать:

-- У меня то же самое.

Я глотнул скотча.

-- Передайте Кевину, я очень сожалею, что не могу описать ему подоп-
леку событий. Передайте, что я поговорю с ним в понедельник.

-- Этого недостаточно.

-- Больше я ничего не могу сделать.

-- Вам кто-то платит? -- требовательно спросила она. -- Другая газе-
та?

Я покачал головой.

-- В понедельник. -- Я поставил пустой стакан на стойку. -- До свида-
ния.

-- Подождите!

Она посмотрела на меня взглядом, в котором не было феминистской аг-
рессии и не читалась необходимость набирать очки в битве, которую выиграло
предыдущее поколение. Я подумал, что, возможно, Индия Кэт-карт не создана
для продолжительного брака, как и я. Я женился на любящей и милой девушке и
заставил ее ожесточиться -- худшая и самая печальная ошибка моей жизни. Ин-
дия спросила:

-- Вы не голодны? Я целый день ничего не ела. Мой кошелек выдержит
два обеда.

Бывает хуже. Я быстро обдумал вероятность того, что меня размажут по
пятнадцатой странице, и решил, как обычно, что у всякого риска есть свои
пределы. Рискуйте, но с предосторожностями -- великий девиз.

-- Ваш ресторан или мой? -- улыбаясь, спросил я, и тут же в ее глазах
мелькнул слабый отблеск триумфа -- она подумала, что рыбка попалась.

Мы ужинали в шумном, ярко освещенном, большом и полном народу ресто-
ране. Выбор был за Индией. Это было ее естественное окружение. Несколько
подхалимов зааплодировали, когда шепелявая девушка провела нас к централь-
ному почетному столику. Индия Кэткарт признала аплодисменты и потащила меня
за собой, как хвост кометы Галлея [Галлей -- Holly (англ.) -- здесь игра
слов, астроном и главный герой романа -- однофамильцы], никому меня пока не
представляя.

Меню было поразительным, но по давней привычке я заказал самые прос-
тые блюда, с которыми можно было неплохо управляться одной рукой, --
кресс-салат, кэрри из утки с тушеными овощами. Индия заказала баклажаны в
масле и гору хрустящих лягушачьих лапок, которые ела руками.

Лучше всего в этом ресторане было то, что шум делал приватную беседу
невозможной -- все, что там говорилось, могли услышать за соседними столи-
ками.

-- Итак, -- сказала Индия, -- Бетти Брэккен была в слезах?

-- Я не видел ни одной слезинки.

-- Чего стоил этот жеребец?

Я попробовал овощи и решил, что они пережарены.

-- Никто не знает, -- сказал я.

-- Кевин сказал мне, что он стоит четверть миллиона. Вы просто укло-
няетесь от ответов.

-- Сколько стоит и чего стоит -- это разные вещи. Он мог выиграть
дерби. Он мог стоить миллионы. Никто не знает.

-- Вы всегда играете словами?

-- Довольно часто, -- признался я. -- Как и вы.

-- Где вы учились?

-- Спросите Кевина, -- улыбнулся я.

-- Кевин рассказывал мне о вас такие вещи, что вы можете не захотеть,
чтобы я о них знала.

-- Какие же?

-- Например, что легко обмануться вашим мирным видом. Что у вас воль-
фрам вместо нервов. Что вы болезненно относитесь к потере руки. Хватит для
начала?

Я задушу Кевина, подумал я.

-- Как вам лягушачьи лапки? -- спросил я.

-- Мускулистые.

-- Ничего, у вас острые зубки.

Ее отношение вполне заметно сменило направление от покровительства до
неуверенности, и она начала мне нравиться.

После кэрри и лягушек мы выпили кофе, в промежутках пару раз обменяв-
шись оценивающими взглядами. Мельком я подумал, какова она в постели, и так
же мельком подумал, что никто не станет обнимать потенциальную кобру. У ме-
ня и мысли не возникло попробовать.

Она, кажется, приняла мою пассивность за разрешение действовать. Она
заплатила за нас обоих кредитной карточкой "Памп", как и обещала, и явно
ожидала, что я отплачу в понедельник, дав Кевину эксклюзивное интервью.

Я пообещал, зная, что не смогу этого избежать, и предложил подвезти
ее до дома.

-- Но вы же не знаете, где я живу!

-- Да все равно, -- сказал я.

-- Спасибо. Здесь ходит автобус.

Я не настаивал. Мы расстались у дверей ресторана. Ни поцелуя. Ни ру-
копожатия. Она только кивнула и пошла вперед не оглядываясь, а я вообще не
верил в ее добросердечность.

В воскресенье утром я снова открыл небольшой синий кейс, который мне
дала Линда, и снова прочел все вырезки, где говорилось о покалеченных пони
в Кенте.

Я опять прокрутил запись двадцатиминутной программы, сделанной Элли-
сом о детях, которым принадлежали пони, и просмотрел ее с другой -- тошнот-
ворной -- точки зрения.

На экране он выглядел таким дружелюбным, таким обаятельным, таким
умелым. Его рука с сочувствием обнимала Рэчел. Его приятное лицо было ис-
полнено сострадания и гнева. Он говорил, что ослеплять пони или рубить им
ноги -- это преступление, такое же, как убийство.

Эллис, в отчаянии думал я, как ты мог? Что, если он не сможет удер-
жаться. Я поставил пленку второй раз, подмечая детали и внимательно прислу-
шиваясь к тому, что он на самом деле говорил.

Его чувство аудитории было непогрешимо. Дети были одеты в костюмы для
верховой езды, двое или трое были в жокейских шапочках из черного вельвета.
Он усадил их на кипы сена. Сам он сидел среди них на полу, в темном спор-
тивном костюме, со сдвинутой на затылок кепкой, с темными очками в кармане.
Некоторые ребятишки плакали. Он давал им свой платок и помогал справиться с
горем.

Когда он говорил, обращаясь прямо в камеру, звучали такие фразы, ко-
торые делали зримыми детские страхи: "Из пустых глазниц их глаза стекали по
щекам" и "Чистокровный серебристый пони, сверкающий в лунном свете".

Один его заботливый голос делал эти картины непереносимыми .

"Серебристый пони, сверкающий в лунном свете". Основа кошмаров Рэчел.

Я поставил пленку в третий раз и слушал, закрыв глаза, чтобы меня не
сбивали с толку знакомое лицо или Рэчел в парике.

Он сказал: "Серебристый пони доверчиво подошел, соблазненный горстью
кусочков конского корма". Он не мог знать об этом.

Он мог узнать, если бы кто-то у Фернсов догадался об этом.

Но сами Фернсы не могли этого сказать. Они не кормили Силвербоя кор-
мом. Корм ему дал тот, кто приходил ночью.

Эллис, конечно, скажет, что он придумал это и выдумка случайно совпа-
ла с фактами. Я перемотал пленку и некоторое время смотрел в пространство.
Эллис ответит на все вопросы. Эллису поверят.

Во второй половине дня я написал длинный подробный рапорт для Нормана
Пиктона -- это было невеселое занятие.

Рано утром в понедельник, как он того требовал, я приехал к полицей-
скому участку в Ньюбери и лично вручил конверт в собственные руки инспекто-
ру по расследованию.

-- Вы говорили об этом с кем-нибудь? -- спросил он.

-- Нет.

-- В особенности с Квинтом?

-- Особенно с ним. Но... -- Я запнулся. -- Это дружная семья. Более
чем уверен, что вечером в субботу или вчера Джинни и Гордон сказали Эллису,
что мы с вами и Арчи осмотрели "Лендровер" и что вы забрали секатор. Я ду-
маю, вы должны принять во внимание, что Эллис знает о начале охоты.

Он с отвращением кивнул.

-- И поскольку Эллис Квинт официально проживает в округе Метрополи-
тэн, мы, округ Темз-Вэлли, не можем продолжать расследование...

-- Вы хотите сказать, что не можете вызвать его в местное отделение
Риджент-парк и задавать ему неудобные вопросы, вроде того, где он был в три
часа ночи в субботу?

-- Вот именно. Мы не можем допрашивать его сами. -- Я думал, что это
деление уже давно упразднено. -- Для всего требуется время.

Я оставил его разбираться со своими проблемами и поехал в Кент. По
пути, желая сделать Рэчел Фернс подарок, я завернул в Кингстаун и прошелся