бросил лишь беглый взгляд.
Это был стройный, невысокого роста светлый шатен лет восемнадцати. Его
лицо не отличалось правильностью черт, но и не имело значительных изъянов,
а было самым обыкновенным и с трудом запоминалось. Только взгляд больших
карих глаз юноши, спокойный, вдумчивый и сосредоточенный, не вписывался в
рамки его заурядной внешности. Герцог, который хорошо разбирался в людях,
безошибочно признал в нем отпрыска мелкопоместного дворянского рода,
вероятнее всего, происходившего со Средней Луары.
брата Габриеля де Шеверни. Его сестра Луиза была замужем за вашим сыном
Филиппом.
Плечи его ссутулились, лицо еще больше постарело, а взгляд бесцельно
блуждал по беседке, тщательно избегая обоих молодых людей.
и впрямь напоминает раскаяние".
слуг, принесших угощение для гостей герцога - вазы с фруктами, джемами и
печеньем, а также несколько кувшинов с прохладительными и горячительными
напитками (то бишь вином). Эрнан без лишних церемоний принялся за еду - он
всегда был не прочь перекусить, а двухчасовая прогулка из Кастель-Фьеро в
Тараскон лишь подогрела его аппетит. Ободренный примером кузена, Габриель
де Шеверни взял из вазы медовый пряник и наполнил свой кубок шербетом.
которого был третий неудачный крестовый поход незадачливого
Филиппа-Августа Третьего. В перерывах между поглощением солидных порций
печенья с яблочным джемом и внушительных доз вина Шатофьер повествовал о
битвах крестоносцев с сарацинами, об их победах и поражениях, откровенно
признавая, что последних было гораздо больше, чем первых. В частности,
Эрнан весьма детально описал обстоятельства пленения французского монарха
египетским султаном, поскольку сам был непосредственным участником той
роковой для короля схватки и лишь каким-то чудом избежал плена или смерти.
О том, как Шатофьер и еще один рыцарь, Гуго фон Клипенштейн, вырывались из
окружения, прокладывая себе путь в гуще врагов, среди крестоносцев ходили
настоящие легенды. Эрнан, которому никогда не грозило умереть от
скромности, не моргнув глазом пересказал одну из таких легенд, правда
(следует отдать ему должное), наиболее близкую к действительности.
паузой в рассказе Эрнана, когда тот принялся дегустировать варенье из
айвы. - Где-то в Андалусии.
Кастилией и Гранадой вновь заключено перемирие.
сына.
Альфонсо подписал с гранадским эмиром соответствующий договор.
поэтому командование кастильской армией взял на себя дон Альфонсо.
пристально посмотрел на Эрнана, словно пытался пробуравить его взглядом
насквозь. - Вы сказали: "Филипп говорит". Что это значит? Вы получили от
него письмо или все-таки...
спросил:
бы глупо с моей стороны надеяться, что он мигом позабудет обо всех обидах
и сразу же явится ко мне. Для этого Филипп слишком горд и самолюбив...
Впрочем, кто бы не обиделся, если бы его, точно шелудивого пса, прогнали
из родного дома. Не знаю, сможет ли Филипп простить мне это... и все
остальное тоже.
стариком, что растроганный Эрнан не сдержался:
помедлив немного, он все же добавил: - А Господь милосерден.
к его словам, я вообще не желал ни слышать его, ни видеть. И лишь потом,
когда он уехал в Кастилию, я начал понимать, как много он для меня
значит... Да простит меня Бог, я не любил ни одного из своих детей, а
Филипп и вовсе был у меня на особом счету. Но вместе с тем, сам того не
подозревая, я очень дорожил им и где-то в глубине души всегда им гордился.
Филипп был отрадой для моего отцовского самолюбия, ведь Гийом и Робер...
Что толку скрывать: я стыдился их обоих, особенно Гийома. - Герцог сделал
паузу и угрюмо посмотрел на Эрнана.
порицания, а была лишь слепая покорность судьбе. - Теперь Гийом мертв, и
мне приходиться стыдиться только одного сына - Робера. По правде говоря, я
даже рад, что он уехал в Марсан. Издали его пороки и дурные наклонности не
так бросаются мне в глаза.
лет мне понадобилось, чтобы понять это. Почти семь лет я потратил на
борьбу с собой и со своей гордыней - ведь именно я должен был сделать
первый шаг к примирению.
от себя Филиппа, что, боюсь, он не сможет и не захочет вернуться ко мне...
как мой сын.
Филипп по-прежнему считает вас своим отцом, уважает вас как отца и... - В
излишнем рвении Эрнан чуть не сказал: "и любит", но вовремя прикусил язык.
- И кстати, коль скоро мы заговорили о наследстве. Как я понял из слов
Филиппа, вы не только признаёте его своим наследником, но и намерены
передать ему во владение Беарн и Балеары.
пустяке. - Да, я уступлю Филиппу Беарн с Балеарами, а также сделаю его
соправителем Гаскони. Я не хочу, чтобы он находился подле меня только в
ранге наследника, на положении мальчика на побегушках. После всего
происшедшего между нами семь лет назад для него эта роль была бы
унизительной.
часть государственных забот на его плечи. Я уже стар, а он молод и
энергичен, да и способностей ему не занимать. По моим сведениям, он
отлично справляется с Кантабрией и уже зарекомендовал себя Кастилии как
зрелый государственный муж.
сумел привлечь на свою сторону большинство вельмож и сенаторов.
грустный взгляд на Габриеля, который за все это время не обронил ни одного
слова и лишь внимательно слушал их разговор. Он чувствовал себя очень
неловко и неуютно в присутствии одного из самых знатных и могущественных
князей католического мира.
шесть лет назад вы несколько месяцев гостили у Филиппа в Кантабрии. Или
это был ваш старший брат?
сентябре сорок пятого года я приехал по приглашению вашего сына в
Сантандер и пробыл там до весны сорок шестого.
и забрал меня. Он обвинил вашего сына в смерти Луизы и... - Габриель
глубоко вдохнул, набирая смелости. - Прошу прощения, монсеньор, но он
считает, что это у вас вроде семейной традиции... мм... когда жены умирают
при родах.
говорится, что грехи родителей искупают дети. И поверьте, я глубоко
скорблю, что кара Божья обрушилась на вашу сестру, ни в чем не повинную
девушку... - Герцог помолчал, думая о том, не затем ли Эрнан привел к нему
Габриеля, чтобы заставить его испытывать угрызения совести. - А после
этого вы больше не виделись с Филиппом?
другом.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Березин Федор