Чтение 20–й страницы книги ~Рукописи не возвращаются~

и те, кто хорошо его знает и часто с ним общается, прекрасно изучили
маршруты настольных предметов и в зависимости от того, что, куда и зачем,
могут получить ясное представление о внутреннем состоянии Н.Р. и о том,
что кого ждет в ближайшем будущем. Вот придвигается телефон ("Уволю!").
Отодвигается папка ("Из партии выгоню!"), поправляется стакан с цветными
карандашами ("Дубины!"). Придвигается папка ("Если не из партии, то
выговор с занесением!"). Отодвигается телефон ("Не уволю, но в должности
понижу!"). Придвигается стакан чая ("Что у вас вместо головы?").
Придвигается телефон ("Уволю к чертовой матери!"). Кладется папка в ящик
("И под суд отдам!"). Поправляется стакан с карандашами ("Задница у вас
вместо головы!"). Перелистывается календарь ("Какое сегодня число!").
Вынимается папка из ящика ("Под суд не отдам, а надо бы!").

Алеко Никитич напряженно следит за причудливыми изгибами мыслительной
кривой Н.Р., потому что знает: если последним в этой серии перестановок
будет стакан с хорошо заточенными цветными карандашами ("Лошадиная задница
у вас, а не голова!"), то все обойдется. Н.Р. поправляет стакан с
карандашами, откидывается на спинку кресла, и Алеко Никитич облегченно
вздыхает.

- Ну, хлябь вашу твердь! - не поднимая головы, грозно спрашивает Н.Р.
- Что скажете? А?

- Да тут, понимаете, странную рукопись мы получили, - делая шаг
вперед, говорит Алеко Никитич.

- А какой, интересно, день сегодня? - спрашивает Н.Р. по-прежнему
грозно и по прежнему не поднимая головы.

- С утра как будто среда была, - отвечает Алеко Никитич как можно
более спокойно.

- А вы что по этому поводу думаете? - обращается Н.Р. уже к Индею
Гордеевичу.

- Вообще... если по календарю... - зевает Индей Гордеевич.

- Я спрашиваю, сколько дней прошло с той ночи, - Н.Р. разворачивается
на своем вертящемся кресле к окну и руководители журнала видят теперь
только его спину, - с той ночи, когда над городом висело это "неизвестно
что"?

- Три? - не очень уверен Индей Гордеевич.

- Стало быть, какой сегодня день!

- Четвертый? - все еще не уверен Индей Гордеевич.

- То-то, хлябь вашу твердь!.. Вы сами видели?

- Как можно видеть то, чего не бывает! - хочет отшутиться Алеко
Никитич. - В воскресенье по городу слонялось много нетрезвого населения...
А в таком состоянии можно увидеть все что угодно... Мы уже заказали
антиалкогольную статью академику...

- А я видел! - прерывает его Н.Р., ударив кулаком по подоконнику. Он
сидит все еще спиной к посетителям. - Что же вы, хлябь вашу твердь, против
меня заказали антиалкогольную статью?!

- Алеко Никитич! - осторожно встревает Иудей Гордеевич. - Вы знаете -
я спиритизмом не балуюсь, но я тоже видел...

"Продает! - тоскливо думает Алеко Никитич. - Сразу продает..."

Он начинает искать выход:

- Честно говоря, я тоже в окне видел какое-то свечение...

- Значит, и вы видели! - итожит Н.Р. и продолжает: - А теперь скажите
мне, хлябь вашу твердь, если вы тоже видели, почему я получаю на четвертый
день анонимные письма? Почему народ считает, что его обманывают, скрывая
факты очевидного невероятного? Почему ваша газета до сих пор не выступила
с научными доказательствами абсурдности того, что все, в том числе и мы с
вами, видели? А! Почему, хлябь вашу твердь?! Кто редактор газеты? Вы или
я? Если я, то уступите мне ваше кресло, а вы садитесь в мое и отвечайте на
законные интересы трудящихся!..

- У нас в некотором роде журнал, а не газета, - мягко говорит Алеко
Никитич, - периодическое издание... раз в месяц... Мы не можем столь
оперативно...

Н.Р. разворачивается в кресле на сто восемьдесят градусов, поднимает
голову и видит, что перед ним стоят Алеко Никитич и Индей Гордеевич.
Сотрудники журнала "Поле-полюшко", хлябь их твердь!.. И он с достоинством
исправляет положение:

- Вижу. Не слепой... Но газета какова?.. У Чепурного-то что вместо
головы?

- По правде говоря, - Алеко Никитич оживляется, - Чепурной хоть и
неплохой журналист, но не для главного редактора такого оперативного
органа, каким является газета...

"Продает! - думает Индей Гордеевич. - Сразу продает!"

"Закладывает, хлябь его твердь! - думает Н.Р. - Тут же закладывает!"

- Что же касается нашего журнала, - смелеет Алеко Никитич, - то тут
мы с Индеем Гордеевичем уже кое-что прикинули... Обстоятельный отпор дать,
конечно, уже не успеем, но врезочку вразумительную тиснем...

- Да уж, это нужно, - разрешает Н.Р. - А у вас-то что стряслось?

Алеко Никитич вынимает из портфеля рукопись и кладет ее на стол Н.Р.
Индей Гордеевич некстати зевает.

- Что это вы, хлябь вашу твердь, как драный кот? - смотрит Н.Р. на
Индея Гордеевича.

- Объясню, все объясню, - извиняется он.

- Произведеньице нам тут подсунули, - докладывает Алеко Никитич. -
Случай не совсем обычный. В другой-то раз так и черт с ним... Завернем -
не обеднеем. У нас редакционный портфель переполнен... Но есть подозрение,
что автор не совсем рядовой, а имеет отношение к... - Алеко Никитич
многозначительно указывает пальцем и глазами на потолок..

- К чему имеет отношение? К тому, что на небе висело? - усмехается
Н.Р.

Но когда Алеко Никитич озабочен, ему не до шуток.

- Если бы, - говорит он со вздохом. - Но тут берите выше... Автор, по
некоторым сведениям, чей-то важный сын... А в таких случаях мы должны быть
особенно ответственны и внимательны... Нельзя, понимаете, потакать, но
опасно и травмировать... Тем более что не каждый день к нам обращаются на
таком уровне... И для престижа журнала, а может быть, и всего города...

- Откуда вам известно, что он чей-то сын? - спрашивает Н.Р., и в
голосе его звучит строгость.

- Мне лично неизвестно, - зевает Индей Гордеевич. - Я его не видел...

"Страхуется! - думает Алеко Никитич. - На всякими случай страхуется!"

- С одной стороны, есть сведения, - говорит он. - А с другой стороны,
я его видел.

- Он что, паспорт вам предъявил? - спрашивает Н.Р.

- Нет. Но производит впечатление... Русый такой... Со светлыми
глазами... У меня нюх собачий... Еще с центральной газеты... И взгляд у
него уверенный... Нахальный...

- Это в каком смысле? - строго уточняет Н.Р.

- В хорошем смысле, - тоже перестраивается Алеко Никитич. - В смысле
достоинства...

- Да! - вдохновенно произносит Н.Р. - Молодежь сейчас сильная
подрастает, волевая! Такую молодежь надо поддерживать! Зеленую улицу!
Открытые двери!

- А если он не из той молодежи? - осторожничает Алеко Никитич.

- А скажи мне, Алеко, хлябь твою твердь! - Н.Р. встает из-за стола и
в носках ходит по кабинету. - Кто хозяин журнала? Ты или я! Если я, то
давай мне свое кресло, бери мое... И зарплату мою бери!.. И
ответственность мою бери!.. А я к тебе буду приходить и вопросы
задавать!.. А ты меня распекать будешь!.. "Что это у тебя, Н.Р., - скажешь
ты, - в журнале творится?.. А? Хлябь твою твердь!.. Что это твой художник,
как его, Бабенлюбен, что ли, рисовать себе позволяет? Мне тут звонят,
понимаешь, солидные люди, уважаемые товарищи, возмущаются... Романтику
совсем запустил!.. А где наши сегодняшние Ромео, хлябь вашу твердь?!
Джульетты где?.. Где место подвигу, хлябь вашу твердь?! А?" - спросишь ты
у меня!..

- Кстати, Алеко Никитич, - вмешивается, прикрывая зевок ладонью,
Индей Гордеевич, - с Дамменлибеном пора кончать!

"Опять продает!" - думает Алеко Никитич.

- А вас вообще не спрашивают! - гаркает Н.Р. - Хоть вы и правы!..
Приходите на прием черт знает в каком виде! Небритый! Зеваете, хлябь вашу
твердь! Как будто всю ночь дрова грузили!..

- Индей Гордеевич ретив стал не по годам, - многозначительно
вставляет Алеко Никитич.

"Топит! - думает Индей Гордеевич. - Топит, подлец!"

- Я объясню, - оправдывается он. - Я все объясню...

- Объяснять буду я! - кричит Н.Р. - Для чего вы притащили мне эту
вещь? - Он трясет рукописью перед носом Алеко Никитича. - Кто решает? Вы
или я!.. Если вещь отвечает - печатайте! Если не отвечает - в корзину!..
Хотите переложить на меня ответственность?

- Нет. Но если автор вещи - чей-то сын, то...

- У него что, на лбу написано, что он чей-то сын?

- Вот мы и хотели вас просить... помочь кое-что выяснить... У вас
связи, прямой выход...

- Выход? На кого?.. Как фамилия автора вещи?

- В том-то и дело, что фамилии нет...

Н.Р. садится в кресло, придвигает к себе телефон, отодвигает стакан с
чаем, кладет папку в ящик стола, вынимает из футляра очки, перелистывает
календарь, поправляет стакан с карандашами, достает папку из ящика, прячет
очки в футляр, отодвигает телефон, придвигает стакан с чаем.

- С вами не соскучишься, хлябь вашу твердь! Автора нет! Фамилии нет,
а Н.Р. должен выяснить?..

- Хотя бы приблизительно, - настаивает Алеко Никитич. - Узнать бы, у
кого дети лет двадцати пяти... Девушки отпадают... Брюнеты и рыжие
отпадают... Нацменьшинства отпадают... Посольские дети нас не интересуют -