Чтение 20–й страницы книги ~Великий Дух и беглецы~

Диагност уже заготовил целую кипу карточек - докладов о состоянии
больной. Павлыш забрал карточки, быстро просмотрел их. Женщина разглядела
диагноста и спросила снизу, не отрывая от него глаз:

- Что он там делает?

- Это мой друг, - сказал Павлыш, - маленький дух. Он лечит.

Женщина протянула вперед руку, гладила ступни девушки.

Не было кружки, чашки. Павлыш забыл попросить принести что - нибудь
поменьше. Пришлось отвинтить колпачок с фонарика диагноста. В воде Павлыш
растворил лекарства, дал их попробовать своему маленькому духу. Тот сверил
состав со своими данными, дал добро. Павлыш влил содержимое колпачка в рот
Речке. Другой рукой держал кисть, - пульс был ровным, - диагност не терял
времени даром. Через минуту, длинную, молчаливую, диагност засуетился
вновь. Лекарства оказывали должный эффект. Речка застонала, приподняла
руку, словно защищаясь, открыла глаза. Павлыш думал, что она испугается,
но она сразу узнала его.

- Ты здесь? - сказала она чуть слышно, - а где Жало?

- Он убежал от них, - сказал Павлыш.

- А где ты был раньше? Почему не пришел?

- Я не знал.

- Плохо, - сказала девушка. - Они меня били.

- Все, - сказал Павлыш. - Больше это не повторится.

Он не был уверен, что говорит правду - сегодня он уйдет отсюда и
оставит их беззащитными. Кто же этот юноша?

- Не уходи от нас, - сказала Речка.

Если она и удивилась, увидев его утром, у реки, то теперь уже
воспринимала его присутствие как нечто естественное. Он был ее дух, добрый
дух, потому что она верила в духов и хотела в них верить, ибо миром, даже
таким бедным, люди управлять не в состоянии. Могучие силы неба и
подземелий поступают как хотят с маленькими людьми.

- Не уходи, - прошептала мать.

Жало выбрался из пещеры без всяких приключений. И воины Старшего его
не догнали, и Белая смерть не заметила.

Жало очень устал и хотел бы поспать. Он даже присел на корточки под
большим деревом и подумал, - я посплю, а потом проснусь и побегу быстро.
Это была очень хитрая и удобная мысль - глаза сразу стали закрываться и
голова клониться на грудь.

Но тут Жало вспомнил о Речке. Может она живая? А может ее еще не
убили? Он не может оставить ее кровь неотомщенной. Так нельзя делать. А
если он будет спать, Старший отнесет Речку в пещеру Великому духу и там ее
разрежут...

Стало страшно, что Речку разрежут. Жало даже завыл, так ему было
страшно. Даже себя он так не жалел.

От страха Жало вскочил - сразу сон ушел. Он поднял копье с
раздвоенным наконечником, которое отобрал у воина и начал переступать с
ноги на ногу в такт движениям, превращая вой в песню - как поют старухи в
день мертвых.

Он знал, что надо делать. Надо бежать.

Надо бежать до сломанного дерева с разбитым молнией стволом.

Надо бежать до скалы, похожей на три составленных в один пальца.

Надо бежать до ямы, на дне которой растут колючие кусты.

Надо бежать до того места, где в речку впадает ручей с желтой водой.

Надо бежать вверх по этому ручью...

Это была песня. И песню Жало выучил, потому что Немой Ураган
заставлял его петь ее каждый вечер тихо, чтобы не слышно было в соседней
пещере. Немой Ураган не мог говорить, но Жало знал язык его пальцев.

Он бежал мимо сломанного дерева, мимо скалы Трех пальцев, мимо ямы,
вверх по желтому ручью - он ухал и громко пел, чтобы дикие звери
разбежались, а люди услышали. Когда люди услышат, они не будут кидать
дротики. Творящий зло всегда беззвучен. Тот кто предупреждает топотом и
криком - не враг.

Жало устал - такой тяжелый день - он не знал, что устал - только ноги
бежали еле-еле...

Он не добежал до конца песни, которой его научил Немой Ураган.

В лесу скал путь ему преградили воины - они вышли из-за скал и
замерли, подняв копья. Такие копья, которых в долине нет. Совсем странные
копья, похожие на ладонь с выпрямленными пальцами.

Воины были в шкурах - таких шкур тоже нет в долине - кто видел шкуры
цветом песка с черными пятнами?

Жало не знал, те ли это люди, к которым он бежал. Если не те, то они
сейчас ударят его копьями и прекратят этим его жизнь.

Он знал, как это будет - он ляжет на траву и в горле его будет
торчать древко дротика, а вокруг головы на песке или на земле будет
красная кровь.

Жало остановился и опустил копье.

Копье звякнуло о камень.

Воины молчали.

Волосы у них были длинные, падали на плечи. В долине мужчины обрезают
волосы на уровне ушей. А эти люди не обрезают. Старший сказал бы, что они
совсем дикие. Как звери. Но у Немого Урагана волосы всегда были длиннее,
чем у остальных жителей горной долины.

Жало поднял руки к глазам и, сузив большие и указательные пальцы
провел ими под глазами и потом выше, к вискам.

И это удивило встречных воинов.

Жало не знал, почему это их удивило. Немой Ураган, научив его такому
жесту не сказал, что он - табу. Что его можно совершать лишь тому, кто
вождь или сын вождя. И если этот жест сделает простой воин или человек
другой крови, то с неба упадет камень и убьет его. Никто никогда не
пробовал проверить это табу. Всем хотелось жить. Небо не разверзлось и не
упало на святотатца.

И тогда воины расступились, и жестами и скупыми звуками стали
объяснять гостю, что готовы отвести его в становище.

Жало понимал все движения их пальцев и некоторые из звуков - он
отвечал им на их языке.

До становища было недалеко. Воины шли сзади, охватив его полукольцом
- он ведь мог быть злым духом, которого послало к ним черное Подземелье,
чтобы обмануть и потом пожрать всех мужчин.

Но, когда они пришли в становище и старые люди собрались и стали
говорить с гостем Короткие Волосы, то все поняли, что это не посланник
Подземелья, а самый настоящий сын великого вождя Немого Урагана, который
исчез много зим назад... и никто уже не помнил, почему исчез, куда исчез -
память племени уходила в прошлое лишь на десять зим. Только потому, что
Немой Ураган был великим вождем, и о нем пели песни, память о его подвигах
оказалась длиннее.

Жало знал запретные знаки вождей.

Жало сказал, что его знаки требуют, чтобы воины племени пошли в
горную долину и убили его врагов.

Это было справедливо и Жало имел право требовать этого - он был сыном
Урагана и знал запретные для смертных знаки.

Только воины не спешили идти за ним - они готовились к охоте. Они не
хотели воевать.

Но старые люди, пошептавшись, сказали:

- Надо идти с сыном Урагана. Надо делать, как велят узы крови. Но
лучше спуститься к долине по реке, на лодке...

Некоторые воины рычали от недовольства.

Но нельзя не слушаться богов и стариков. И набрали целую лодку
воинов. И поплыли... Жало хотел спать, но не мог показать такой слабости.
Он стоял посреди лодки и держал копье.

Он чувствовал себя великим вождем...

- Вы с ума сошли, Павлыш, - резко произнес голос от входа. - Я же
просил, умолял вас оставаться у Старшего. И вы обещали больше не
вмешиваться в дела долины.

Юноша отмахнулся от жалобно загудевших роботов, подошел ближе.

При виде его мать упала ниц. Он был настоящим хозяином долины.

- Девушка жива? - удивился юноша. - Старший сказал мне, что ее убили.

- Она умерла бы, если бы я не пришел сюда, - сказал Павлыш.

Резкость в голосе Павлыша заставила юношу метнуть к нему тонкие
пальцы, словно умоляя о чем-то. Руки тут же взвились вверх, к пульсирующим
глазам.

- Не думайте, что я - изверг, - сказал юноша. - И не воображайте,
Павлыш, что попали в какой-то притон убийц. Я вам искренне благодарен, что
вы спасли девушку. Это у вас диагност? Очень любопытно. Смерть девушки
никак не входила в мои планы. Но поймите, мы имеем дело с примитивной
цивилизацией, даже не цивилизацией, со стаей. Жестокости присущи разумным
существам на этой стадии развития. Если бы не ваше осмотрительное
вмешательство, девушка все равно была бы мертва, - так уж писано ей на
роду.

- Почему же? - спросил Павлыш, все еще раздраженно, - кто
предписывает ей умереть?

- Не я, - сказал юноша. - Ее собственная жизнь, ее поступки, которыми
я стараюсь руководить, клянусь вам, руководить к лучшему. Она по своей
воле убежала на рассвете из долины. И без вашего участия погибла бы,
убитая Белой смертью. Меня здесь не было. Я не знал об этом. Я не могу
читать мысли. Вы ее спасли. Очень хорошо. Но не прошло и часа, как она
убежала снова. И я поверил Старшему, что она мертва. Поверил, в этом моя
ошибка, но я не застрахован от ошибок.

- Хорошо, - сказал Павлыш. - Я не спорю. Я не знаю ничего о вас - вы