Чтение 20–й страницы книги ~Лабиринт~

означает для Миноса необходимость избавиться от стражи Горгия и набрать новую,
неизбежно раскрыть тайну нескольким людям - чтобы потом мучиться подозрениями и.
на их счет. Нет, он не рискнет. Легче и необременительнее покончить наконец с
Минотавром, что Минос и сделал только что.
Минос посмотрел на меня, и я понял, что предстоит последнее испытание -
решается, жить мне или умереть.
- А ведь ты никому никогда не расскажешь правду,- произнес он задумчиво.
Я немного встревожился было - в устах царя такое высказывание может означать и
плаху, - но тут же успокоился: ничего подобного он не имел в виду, он же понял и
оценил меня...
- Конечно, нет,- сказал я.- Помимо всех других соображений есть и такое: а кто
мне поверит? Испокон веку повелось - о героях распускают всевозможные сплетни,
стараясь принизить их славу и опорочить победы. Разве не прошел шепоток, что
Геракл-де всего лишь наткнулся на дохлую Лернейскую гидру и отрубил голову у
падали? Разве не твердили, что за Персея всю работу выполнил какой-то
наемник-хетт? Никто, кроме ничтожеств, этому не верит, а погоду в таких случаях
делают не ничтожества. И мне даже просто не поверили бы - ты постарался на
совесть.
- Ты уверен, что мальчишка пойдет до конца? - спросил Минос.- Ведь он может,
увидев Минотавра, отказаться...
- А собственно, что сейчас от него зависит?-сказал я.- Если он не сможет
завершить дело, окажется, что наш герой одолел чудовище, но и сам скончался от
ран. Твои люди сумеют быстро и ловко перерезать стражу Лабиринта?
-Да.
- А приготовить какую-нибудь бычью голову? Нужно что-то показать толпе?
- Да.- Он говорил как равный с равньм, да такими мы и были, два сообщника.-
Послушай, кто же ты в конце концов такой?
- Сын гончара,- сказал я.- Толкователь снов. Верный и вечный слуга и жрец
Истины.
-Как это понимать?
- Исстари люди искали истину в судах и храмах, у жрецов, судей, мудрецов и
оракулов,- сказал я.- Но они заблуждались. Истину можно найти только у таких,
как я. Кстати, "путеводные знаки" Тезею не нужны. Их уже вручили ему.
- Хочешь служить мне?
- Благодарю, нет,- сказал я.- Я считаю, что истинный талант не должен ни от кого
зависеть, иначе он завянет, творя по приказу. Вот золото я приму у тебя без
внутреннего сопротивления.
- Ты его получишь сколько угодно. И не только за Минотавра.
- Но еще и за то, что, узнав меня, ты можешь теперь думать: хвала богам, я, царь
Минос, все же не самый подлый человек на свете?
- Ты умен,- сказал он, бесстрастно глядя на меня круглыми совиными глазами.-
Иди.
Этому тоже не хватает смелости быть беспринципным до конца, грустно подумал я.
Как будто оттого, что нашелся кто-то подлее его, он станет праведником! А кто из
нас подлее другого, еще неизвестно. И существует ли титул "самого подлого" и
"самого честного"? Скорее всего, нет.

Бинотрис, числился подметальщиком дворцовых дорожек

Бедный пьяница даже не понял, что его убили, не узнал об этом. Он сидел спиной к
двери, мертвецки пьяный, в комнату ворвались трое с обнаженными мечами, и все
было кончено мгновенно.

Харгос, числился открывателем засовов главного входа в Лабиринт

Не тот это был человек, чтобы его застали врасплох. Он не успел накинуть одежду,
но успел схватить меч и дрался против троих в узком коридорчике, куда выходила
дверь комнатки Мины. Еще двое лежали тут же, и лекаря им не требовалось. Харгос
рычал, ругался, крутил мечом с непостижимой быстротой, и никак не удавалось к
нему подступиться. Он понимал, что живым выбраться отсюда не удастся, но
чувствовал себя прекрасно - снова не нужно было таиться, красться и убивать,
нападая сзади. В руке блестел меч он смотрел врагу в глаза, и враг смотрел ему в
глаза, все было предельно просто, и Харгос был счастлив.
Нападавшие вдруг попадали на колени, тяжелое копье свистнуло над их головами и
ударило Харгоса в грудь, как раз в сердце.

Сгурос, помощник начальника стражи Лабиринта

Он брел напролом сквозь кусты, шатаясь, топча цветы, оскальзываясь на каменных
плитах, когда пересекал дорожки? Меч он уже давно выпустил из руки - изрубленные
пальцы не держали. Кровь заливала глаза. Он не знал, куда бредет, кого хочет
увидеть и что собирается делать. Поздно было о чем-то думать - ничего и никого
больше нет впереди, только дворцовый сад и тяжелый запах крови. Но он брел
куда-то, размахивая окровавленными руками, чтобы удержать равновесие.
Азартный перестук копыт возник впереди, стрела свистнула коротко и равнодушно.
Сгурос опрокинулся на спину, в его глазах медленно гасло небо. Всадник свистнул
и понесся прочь, к горящей казарме.

Рино с острова Крит, толкователь снов

Казарма стражи Лабиринта жарко пылала, отсюда, с крыши дворца, видно было, как
из ее окон выскакивают крошечные человечки и тут же падают, пронзенные
тонюсенькими, едва различимыми на таком расстоянии черными стрелами. Лучники
стояли безупречно ровным квадратом - порядок, замыкавший в себе разрушение и
смерть. Слева, в саду, метались пешие и всадники, доносился лязг мечей и секир и
приводивший в ужас многие народы старинный критский боевой клич: "Шар-да!
Шар-да!" - там добивали маленькую группу стражников, успевших выбраться из
казармы до того, как ее окружили и подожгли с четырех концов.
Вот и все, Горгий, сказал я, глядя на затихающую внизу суету и черный дым,
отвесной лентой поднимавшийся в ярко-синее небо, к облакам и богам. Вот и все, я
обернул против тебя твою человечность и доброту, и ты убедился, что как оружие
они ничего не стоят.
Но что-то не давало мне покоя, саднило незаметной снаружи занозой, и я не сразу
докопался до сути.
На человечность и доброту Горгия я ставил всерьез, следовательно, они реально
существуют - человечность и доброта? Но ведь я стремлюсь доказать обратное - и с
помощью своего не написанного пока труда, и с помощью своей грандиозной затеи,
которая вскоре завершится к полному моему торжеству, и всей своей жизнью? Как же
я могу достигать успеха с помощью того, чего нет? Здесь скрывался какой-то злой
парадокс, непонятная сложность, мне не хотелось задумываться над этим накануне
полного своего триумфа, но забыть о странном противоречии я не мог. Я никогда
ничего не забываю.
К полудню трупы были убраны, войска выведены из дворца, и в ту его часть, где
размещался Лабиринт, стали через южные ворота пропускать простой народ - такого
еще никогда не случалось, и вездесущие люди Клеона рассказали мне, что многие
горожане побоялись идти. На всякий случай. Потому что такого прежде не бывало.
Но и пришли многие, толпе не хватило места, хотя люди стояли тесно, как амфоры в
трюме корабля, и передние почти касались грудью наконечников выставленных копий-
солдаты выстроились в две шеренги, создав проход от бокового дворцового входа до
главного входа в Лабиринт.
Минос оказался на высоте - не стал устраивать представления с собственным
участием и произносить перед подданными патетические речи. Все было обставлено
скромно, но внушительно - взвыли трубы, Тезей вышел на пустое крыльцо, медленно
спустился с него и зашагал к Лабиринту. Цвет лица у него был нормальный, но лицо
казалось посмертной бронзовой маской - полная отрешенность от всего сущего.
Человек, идущий на смерть. Разумеется, это не игра, какая тут, к Аиду, игра...
Наверное, несмотря на свое состояние, он был немного удивлен - толпа
безмолвствовала, над ней взлетел и потух, как свеча на ветру, одинокий
приветственный крик, по толпе извивающимися змейками скользнули быстрые шепотки
и посыпались, поглощенные мертвой тишиной, всосавшей их, как сухой песок воду.
Я понимал своих соотечественников - двадцать лет с Минотавром и сорок три трупа
вселяли безнадежность. Надежда была, но немая - она таилась в жадных взглядах.
Бронзовые ворота в три человеческих роста, украшенные барельефами, изображающими
бычьи головы, распахнулись с тягучим визгом - по приказу Миноса их петли никогда
не смазывали. Минос знал, как распалить и без того взбудораженное воображение,
как подпить масла в огонь. Открылся прямоугольник сырого мрака, и толпа
колыхнулась - те, кто стоял совсем близко, попытались отшатнуться, как будто из
ворот мог вылететь сам Минотавр или этот сырой мрак убивал прикосновением.
Я все же думал, что Тезей оглянется или задержится хотя бы на миг. Нет. Он был
из тех, кто бросается в холодную воду не колеблясь. Он шагнул и скрылся во
мраке. Створки ворот сдвинулись с леденящим душу визгом, загоняя обратно сумрак,
и поперек них лег кованый засов.
- Послушай, а если боги все же решат помешать?
Пасифая жадно смотрела на вход в Лабиринт, ее лицо пылало, сейчас она не помнила
о недавних оскорблениях, которым я ее подверг,- все ее мысли и побуждения были
сосредоточены на одном.
- Глупости,- сказал я.- Не для того мы терпим богов и приносим им жертвы,
чтобы они мешали нам устраивать дела... И уж, конечно, не для того существуют
боги, чтобы блюсти так называемую высшую справедливость.
Тезей, сын царя Афин Эгея
Я шагал, весь обратившись в слух, но, кроме моих едва слышных шагов (сандалии я
снял сразу же у входа), не раздавалось ни звука. Камень и тишина. Отверстия в
потолке, зиявшие через каждые десять шагов, давали достаточно света. Да, без
цепочки со знаками пришлось бы бродить здесь не один день... Я обратил внимание,
что коридоры, довольно низкие и узкие, никак не были рассчитаны на то, чтобы по
ним передвигалось крупное чудовище,- они явно предназначались лишь для человека.
Возможно, это был путь, по которому Минотавру носили еду, - должны же были его
чем-то кормить все эти годы, невозможно поверить, что единственной пищей ему
служили посылаемые раз в несколько лет в качестве живой дани люди. Однако и
другие коридоры, которые пересекала моя дорога, были такими же. Видимо, чудовище