севера, туда, к Бага-Богдо, у нас нет времени. Попробуем завтра пройти
вдоль Цзун-Ширэ в северную часть...
день. Опять стояла жара, для пятого октября невероятная. Я подумал,
какая чудовищная жара должна была стоять здесь, в глубокой впадине,
закрытой со всех сторон горами, летом. Проводник подтвердил мои
догадки, я даже обрадовался, что в этом месте с гнусной водой и адской
жарой не оказалось большого, достойного крупных раскопок
местонахождения.
впадины. Я остался в лагере, чтобы привести в порядок записи по
Нэмэгэту. В те дни поиски и раскопки велись с рассвета до ночи, ночью
еще писались этикетки, и совершенно не было времени на обработку
сделанных наспех заметок...
забрался под "Дракона" и в тени, под уютным навесом из карданов,
крестовин, тяг и трубок, проработал весь день, временами прерывая
записи для совещаний с Андросовым по автомобильным делам.
Прониным. Водитель "Дзерена" очень искусный, умелый и находчивый, до
сих пор благодаря тяжелой военной школе победоносно справлявшийся со
всеми затруднениями, впервые безнадежно завяз в пухлых глинах центра
впадины. Лишь с большими усилиями удалось высвободить машину. Проехав
около пятнадцати километров вдоль обрывов, исследователи выбрались на
относительно твердую саксаульную равнину. Позади нее стояло несколько
небольших холмов-останцев с костями гигантских динозавров, примерно
таких же, как и в Нэмэгэту. На одном из останцев, несомненно, лежал
целый скелет, теперь сильно разрушенный и разнесенный. Подтвердилось,
что в Ширэгин-Гашуне действительно есть местонахождение динозавров, но
небольшое. Если бы мы попали сюда в самом начале нашей работы, то,
пожалуй, нашли бы его заслуживающим разработки. Теперь же
Ширэгин-Гашун не шел ни в какое сравнение с Нэмэгэту, доступен был
значительно труднее и содержал материал гораздо худшей сохранности.
Очевидным стало сильное преувеличение, допущенное увлекшимся
географом, но после открытия Нэмэгэту это не было катастрофой. С
легким сердцем мы "закрыли" это воображаемое кладбище.
на восток, рассчитывая обогнуть массив Сэвэрэй и выйти на
автомобильную дорогу в Ноян сомон. Здесь котловина, названная нами
Занэмэгэтинской, сильно сужалась. При господствующих в Гоби западных
ветрах и широком растворе котловины на запад в узкой восточной части
нужно было ожидать накопление песков.
километрах от Барун-Ширэ. Около тридцати километров мы пробивались
через пески, держась сухого русла, поднимавшегося на маленький перевал
между двумя коническими черными горками. Машины едва шли, постоянно
зарываясь, и вылезали только по доскам. "Дракон" буквально пахал
песок, так как если небольшие, поросшие колючками кочки еще кое-как
поддерживали полуторки, то ничего не значили для семи тонн "Дракона".
уверял, что другой дороги нет и нужно во что бы то ни стало
пробиваться здесь. Проделывать назад весь тяжелейший путь через
Нэмэгэту было невозможно, но и ехать тут было губительно для машин. В
отчаянии мы с Андросовым решили пробиться к горам и там искать пути.
Для машины легче идти по большим под(r)емам, но по твердой почве, чем по
песку. Семисантиметровой толщины доски, поддерживавшие нас в песке,
изломались в щепки, пока мы поднялись к черному каменистому склону
первого холма. Склон оказался крутым, и под(r)ем был очень тяжел для
нашей груженой машины. Мы решили взобраться сначала на холм и
осмотреть путь. Безотрадная картина представилась нам с вершины. Не
по-осеннему жаркое солнце погружало свои лучи в широкие впадины между
коническими черными холмами, то острыми, с крутыми склонами, то широко
расползшимися между долинками.
ярко-желтым от окружавших черных пород. Сложные желтые узоры
извивались между мрачными заостренными вершинами, образовавшими
полукруг и дугой охватившими плоскогорье, поросшее светло-золотым на
солнце дерисом. До плоскогорья было не меньше пятнадцати километров, и
наш "Дракон" безнадежно засел бы в первой же ложбине, заполненной
песком, всплески которого заходили высоко на склоны. Проводник был
прав - дороги не было в этих мрачных холмах, к которым так подходило
их название Чоноин-шорголга ("Волчья колыбель"). Да, холмы надежно
охраняли дерисовое плоскогорье.
руслу. Взволнованный проводник, на серьезном лице которого ясно
читались тревога и огорчение, что-то усиленно доказывал Данзану. Тот
начал уверять меня, что все напрасно - дороги там нет. Я ответил
Цедендамбе, что он прав. Славный проводник успокоился и просиял.
моторами, ревевшими в попытках вырваться из цепких об(r)ятий песка.
Словно невидимая могучая лапа схватывала машину за задний мост,
удерживая ее и заставляя тяжело оседать в сыпучий песок. Мы были с ног
до головы в песке, с силой отбрасываемом колесами. Песок лип на потные
лица, хрустел на зубах. Распаренные, в одних майках, мы толкали
машины, таскали кустики полыни, ломали ногти, выкапывая в колее машины
глубоко зарытую туда давлением доску. Мотор ревел, машина дергалась,
мы напрягали все силы, подталкивая ее оседавший бок, доски
обугливались под буксующей резиной. Близился вечер. Как-то незаметно
песок стал мельче, или же растительность гуще, или появился щебнистый
панцирь - почему-то не запомнилось, что именно, должно быть, от
усталости. Незаметно мы стали продвигаться быстрее, машины не
садились, унылый вой низших передач смолк, и мы пошли на третьей
передаче. И было пора - перегревшиеся моторы "выпили" всю воду, из-за
скверного качества взятую в небольшом количестве, а доски все до
последней были превращены в растопку для костра.
обгонять, набирая ход.
Андросов, еще не опомнившийся после песков.
забрали вправо, на бэль Сэвэрэя. Опять Цедендамба хотел пересечь борт
котловины напрямик, забывая про горький опыт. Я разозлился, достал из
кузова винтовку и двумя выстрелами дал сигнал остановки. Полуторки
стали. Над тентами появились ряды голов, смотревших в нашу сторону.
Машины были загружены так, что из ящиков с коллекциями, немного
отодвинутых от переднего борта, получалась скамья. На скамью стелили
кошмы, в теплые дни добавлялись полушубки, и три-четыре человека с
удобством ехали наверху, упираясь спинами в мягкие вещи - палатки и
постели, забитые в машину под свод тента доверху. Чтобы тяжелые ящики
не раздавили ноги сидящим на спусках, между бортом и ящиками
заклинивались толстые чурки. Как только что-нибудь случалось позади,
сидящие вставали, высовывали головы над тентом и старались
рассмотреть, в чем дело. Этот очень характерный ряд голов
приветствовал наше появление и теперь.
горам? - сердито закричал я переводчику.
остановились на верхушке небольшой возвышенности. Слева подступали и
тянулись грозной цепью, насколько хватал глаз, заполняя всю котловину,
гигантские песчаные барханы... "Пески Хонгорин-Элисун!" - сразу
сообразил я, поняв, отчего "жмется" к горам проводник. Все же я
уговорился с Цедендамбой ехать поближе к пескам, где промоины и сухие
русла не были столь обрывистыми. Правда, это преимущество, как и все
вообще в жизни, имело свою оборотную сторону - пески, заполнявшие
русла, были тем рыхлее, чем дальше отходили русла вниз от крутого
уклона бэля. Поэтому мы старались выбрать нечто среднее и
действительно поехали сравнительно быстро, борясь с кочками,
промоинами и сухими руслами.
какой-то правильной граненой формы, воспроизводящие облик египетских
пирамид. В середине цепи барханы превращались в настоящие горы песка
по сто, сто двадцать метров высоты. Солнце село уже совсем низко, горы
потемнели. По центру протянувшейся почти точно с запада на восток
котловины, словно по трубе проекционного аппарата, прямо на цепь
барханов лился яркий косой свет. В этом свете пески казались
удивительно белыми перед темно-фиолетовой линией гор. Серпы черных
теней разделяли гигантские холмы песка, как циркулем очерчивая каждый
острый, геометрически правильный полумесяц вершины бархана. Солнце
спустилось еще ниже, долина потухла, пески начали сереть и в сумерках
приняли страшный свинцовый оттенок...
Сэвэрэй сомона, у двух тощих хайлясов и поставили койки в сухое русло,
на всякий случай, для защиты от ветра. Но ветра не было, как и во все
предыдущие дни нашего пребывания в Занэмэгэтинской котловине.
наблюдений в Центральной Монголии и пришли к заключению, что
красноцветные костеносные отложения не были связаны с хребтом Нэмэгэту
или с соседними хребтами во время своего образования. Все эти хребты -
Нэмэгэту, Хана-Хере, Гурбан-Сайхан - очень молодые образования, острые
пильчатые цепи, поднятые совсем недавно и продолжающие подниматься в
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Зыков Виталий