отделявший меня от соседнего дома.
лонной крыше вверх, перелез через конек, спустился, прыгнул снова...
Крыши вели меня вдаль от моих окон - к вам, милорд, к правдивому и сво-
бодному вымыслу, к свидетельским показаниям, не стесненным протоколом,-
прочь, прочь от своих героев! Я убегал от них - к ним, от себя - к себ
е... кошки высовывали свои треугольные мордочки из-за кирпичных труб;
качались, как мачты, телевизионные антенны коллективного пользования.
Прощай, кооператив!..
сострадание, и скорбь по невыполненному служебному долгу. Затем он засу-
нул за отворот шинели книгу "Приключения Шерлока Холмса" и шагнул к две-
ри.
Большому проспекту и уже выбирал место, где бы спуститься на грешную
землю), как услышал глухой стук. Сержант рывком распахнул дверь, готовый
к чему угодно, и увидел на пороге мою соседку слева Сарру Моисеевну Фин-
кельман, пожилую даму, работавшую смотрительницей в Эрмитаже.
обозналась! Я думала, это ви, а это совсем не ви...
цы, где даже я, профессиональный пастор, с трудом ориентируюсь в именах?
тем ввертывающие его в речь люди, по-видимому, не обладают фантазией.
Нет ничего увлекательнее чтения телефонной книги!
книгу абонентов личных телефонов. Это был огромный, особенно по моим
детским понятиям, том, содержавший ровные столбцы фамилий, адресов и те-
лефонов. Весь Ленинград, спрессованный картонными обложками, жил в теле-
фонной книге, и мне временами казалось, что жители города в виде ма-
леньких черных фамилий ползают по страницам, как муравьи, делают свои
делишки, переговариваются, пересмеиваются... Я раскрывал книгу наугад -
они всегда успевали выстроиться в ровные колонки. Ни разу не удавалось
застать кого-то в бегах. Время было такое, начало пятидесятых годов. Но
я отвлекся.
фамилий. Иногда казалось, что фамилии, как и люди, обладают характерами,
проглядывалось и деление на сословия и классы. Скромные и серьезные Ива-
новы занимали многие страницы; было ясно, что они, наряду с Петровыми,
составляют основу общества, хотя между ними вызывающими группками пробе-
гали Иванцевичи и Иваницкие. Ивановых и Петровых были дивизии, Семеновых
и Никитиных - батальоны, рота Барабановых, взвод Лисицких, отделение
Перчиков. В этой книге были кварталы, заселенные Суховыми, коммунальные
квартиры, набитые Моховыми, отдельные особняки Скребницких и Бонч-Бере-
зовских.
рии, когда видел фамилии Смердова или Шуйского, а то вдруг оказывался за
границей, натыкаясь на Цоя, Тойвонена или Гомеса.
нидов, будто их обладатели резервировали себе возможность прожить две
жизни - одну Грумом, другую -Гржимайло... возможно, они так и делали.
Копелевичи мирно соседствовали с Коршуновыми, Думбадзе - с Дульскими,
Охрименко - с Очеевыми. Все были набраны одинаковым шрифтом, приоритет
был исключительно алфавитный; мои муравьишки не обзывали друг друга ка-
цапом, чечмеком, жидом, - у каждого был свой номер телефона, по которому
они могли позвонить друг другу и потолковать о разных разностях.
построенные по их принципу, а главное - наблюдая, какое впечатление про-
изводят фамилии (простые фамилии!) на моих соотечественников, я имел
несчастье убедиться, что уживчивость эта мнимая...
ляре, а именно "Демилле В. Е." - это отец Евгения Викторовича, умерший,
как я упоминал, три года назад. Рядом с Демилле, сверху, стояла фамилия
Демиденко, а снизу - Демина. Обладателей той и другой было достаточно
много. Демилле вклинился между когортой Демиденко и отрядом Деминых,
точно клин, вбитый в землю на границе России и Малороссии.
России берет свое начало от французского подданного Эжена Милле (Eugene
Millet), который по случайному совпадению был ровесником Пушкина и ро-
дился в провинции Русильон, в крестьянской семье. Двадцати лет от роду
молодой предприимчивый русильонец покинул отчий дом, овладев расхожими
ремеслами, и устремился в далекий Санкт-Петербург, видимо, найдя созву-
чие в названии родной провинции и загадочной, утопающей в снегах (так
казалось Эжену) огромной страны на востоке.
милии дворянскую приставку "де", которая вскоре сама собою слилась с фа-
милией, нисколько, впрочем, не обманывая знающих толк людей: "Millet"
по-французски означает "просо", а следовательно, вряд ли может быть дво-
рянской фамилией; она, скорее, подходит для крестьянина, коим и был отец
Эжена... Тем не менее фамилия родилась и даже получила в Петербурге из-
вестность среди купеческих дочек как фамилия модного "парижского" парик-
махера (в числе ремесел, которыми владел Эжен, было и ремесло цирюльни-
ка). Демилле-прародитель ловко использовал тщеславие богатых купчих,
млеющих перед "мсье Демилле, парикмахером из Парижа"... впрочем, профес-
сией Эжен владел недурно, что позволило ему вскоре твердо встать на но-
ги, обзавестись женою (из тех же купеческих дочек, с солидным приданым),
домом, экипажем и тремя детьми. Старшего сына, родившегося в 1827 году,
Эжен назвал Виктором, вероятно, в честь своих побед (деловых и любовных)
в России. Русильонец прижился, мысль о возвращении на родину все реже
посещала его, хотя русским языком Эжен так и не овладел - разговаривал
отвратительно - как его понимала супруга Евдокия Дормидонтовна?.. Два
сына и дочь обоими языками - papa и maman -владели в совершенстве.
дия, выскочивши замуж восемнадцати лет, само собою, слилась с русскими
фамилиями, а Виктор родил Александра Демилле... было это... дай Бог па-
мяти! - в 1855 году, в разгар Крымской кампании, отзвуки которой Виктор
Евгеньевич Демилле-второй чувствовал и на своей шкуре: к тридцати годам
он был приват-доцентом Петербургского университета, и его французская
фамилия не очень хорошо вязалась с приливом патриотизма, охватившим сту-
дентов во время Крымской войны.
представителем рода. Он поступил на военную службу, дослужился до пол-
ковника, получил-таки настоящее российское дворянство и погиб в Порт-Ар-
туре в 1904 году, оставив после себя сына Евгения и дочь Марью.
ториком, просиживал днями в архивах, заработал в архивной пыли чахотку,
от которой и умер в скором времени после революции. Его жена, Екатерина
Ивановна Демилле, в девичестве Меньшова, бабушка нашего героя, пережила
мужа на пятьдесят лет, но замуж снова не вышла -воспитывала и поднимала
трех сыновей - старшего сына Виктора, 1912 года рождения, и двух его
братьев-близнецов -Кирилла и Мефодия, названных так по воле историка-от-
ца. Они были двумя годами младше.
ринского дома, освободив мать от заботы о нем. Он уехал в Томск, посту-
пил там в открывшийся медицинский институт, закончил его и отбыл еще
дальше - в Приморье, сначала в город Уссурийск, а потом - во Владивос-
ток. Там за год до войны родился Евгений Викторович. Мать его Анастасия
Федоровна была из украинских поселенцев, переехавших в Приморье в начале
века, работала в больнице санитаркой, потом - медсестрой; в той самой
больнице Владивостока, где Виктор Евгеньевич работал хирургом.
России, возможно, спасла ему жизнь, ибо его младшие братья Кирилл и Ме-
фодий бесследно исчезли в 1937 году, будучи еще совсем молодыми людьми.
К тому времени оба они, активные осоавиахимовцы, были призваны в Воен-
но-Морской Флот по комсомольскому набору и проходили обучение в морском
экипаже Кронштадта. Оттуда в ненастную ноябрьскую ночь их вывезли на ка-
тере в Ленинград, где следы затерялись. Мать Екатерина Ивановна нес-
колько месяцев ничего не знала, а узнав об аресте, послала с оказией в
Уссурийск, где работал старший сын, короткое письмецо: "Витя! Кирюшу и
Мишу взяли. Не пиши мне больше, пока это не кончится. Твои письма я
сожгла, адрес потеряла. Благодарю Бога, что отец не дожил до этого. Про-
щай, мой хороший! Твоя мама".
его местонахождение, не сожгла, как писала в записке, а надежно припря-
тала - и не напрасно. Через полгода после ареста близнецов пришли и к
ней, произвели обыск... Надо думать, искали след старшего сына, но не
нашли.
в анкетах упоминать о братьях (о своем дворянстве он и раньше не упоми-
нал, как и близнецы, за что, видимо, те и поплатились... очень уж им хо-
телось вступить в Осоавиахим!), но тем паче чувство вины перед братьями
Ильин Андрей
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий