Лифт полз медленно, она чувствовала сильнейшее желание остановить его и вернуться обратно. На втором этаже в лифт вошла толстая женщина с таким же толстым шпицем. Елена открывала и закрывала рот, пытаясь заговорить, но это только собачники сразу находят -общий язык, а все остальные даже после бурно проведенной оргии считаются незнакомыми.
К счастью, дама удалилась в сторону булочной, Елена со стесненным сердцем направилась к собачьей площадке. Вообще-то площадка только называлась собачьей: это был сквер, вокруг которого стояли высотные дома. Через сквер тянулись тропинки от метро и троллейбусной остановки, а собачники выгуливали свою мерзость прямо посредине. Елена ненавидела их всеми фибрами души, ибо приходилось обходить эту свору, что лает, визжит, носится, подбегает и нюхает, и как бы хозяин ни уверял, что его собачка не укусит, но он сам не знает, что у его пса на уме, стреляла бы их всех, как собак, так и собачников…
Она остановилась на краю площадки. Тут же один пудель помчался к ней со злобным лаем. Она застыла, кто-то давно еще сообщил, что пудели кусаются очень сильно, из собачников один повернулся, смотрит с интересом.
Она выдохнула, стараясь расслабить нервы, говорят, собаки кусают тех, кто боится, сказала робким голосом:
— Ни у кого не терялась собака?
Один мужчина подошел, улыбаясь, но его пес, нечто маленькое и лохматое, подбежал раньше хозяина и отвратительно затявкал. А Елена слышала, что собаки становятся похожи на своих хозяев не только внешне, но и характерами.
— В нашем дворе нет, — сказал он благожелательно. — А в соседних дворах… нет, не слышал. А что случилось?
Подошли еще, старые и молодые, толстые и не очень, но чем-то похожие, как похожи все собаки.
— Я подобрала собаку, — сообщила Елена. — Большую, черную. Потерялась во время грозы.
Мужчина кивнул:
— Да, в грозу их лучше сразу домой. Мой Ройк однажды забежал чуть ли не на другой конец города. А какая порода?
— Большая, — ответила Елена. — Очень большая по-ода.
На нее посматривали с интересом и удивлением, будто уже наполовину приняв в клуб собачников.
— Лохматый? — спросила одна женщина. — Шерсть длинная?
— Шерсть есть, — сообщила Елена. — Но не длинная.
— А уши? Висят или торчком?
Елена, как могла, рассказала все, что помнила о своей клыкастой находке. Собачники долго рассуждали, наконец мужчина сказал так же благожелательно:
— Выводите на прогулку. Перед сном мы все здесь встречаемся. Собачки играют, мы общаемся… Так, часиков в десять. А к этому времени расспросим в других дворах. Знаете, о пропаже собак узнают быстро…
— Спасибо, — поблагодарила Елена.
Но когда подошли эти десять часов вечера, она спохватилась, что у нее ни поводка, ни даже ошейника. Пес, поев ее вчерашнего супа, подошел и положил ей на колени голову. Голова не меньше человечьей, если не больше, глаза серьезные, вопрошающие.
Уже почти без страха она погладила по голове, почесала за ушами. Он в истоме прикрыл глаза, чуть не замурлыкал.
— Ну почему ты такой печальный? — спросила она. — От тебя веет прямо мировой тоской.
Пес вяло махнул хвостом. Шерсть под ее пальцами слегка потрескивала, словно по ней бегали невидимые искры.
— Как хоть тебя зовут? — спросила она. — А, лохма-ый?.. Ладно, будем звать тебя Лохмачом. А когда хозяева найдутся, тогда уж…
Он аккуратно лизнул ей ладонь. Елена научилась не отдергивать руку. Если псу так нравится, пусть лижет. Правда, ей это тоже почему-то нравится.
Стрелка подошла к десяти. Елена выглянула с балкона. На площадке собачников вдвое больше. Ясно, уже узнали, что она, так страшащаяся любого пса, подобрала большую собаку…
— Пойдем, — сказала она, — надо показаться людям.
Она шагнула к двери. Пес поднял голову и смотрел вопросительно. Даже голову поворачивал с боку на бок, прислушиваясь. Елена взялась за ручку, пес вскочил. Когда она потянула дверь на себя, он в два прыжка был уже у двери.
Скорее всего, — подумала она с облегчением, — убежит, едва я открою дверь. Все-таки понимает, что это не его дом. Помчится искать хозяина…
В лифт он вошел вместе с ней, так же чинно вышел. На лавочке у подъезда сидели старухи, сразу завосклицали, удивились. Елена сжалась, ожидая воплей, но старухи оказались цивилизованными: знали, что если собака на поводке, значит, злая, укусить может, а если идет свободно, значит, хозяин знает наверняка, что такая собака даже не гавкнет.
— Лена, — сказала одна с удивлением, — вы решились взять собаку?
— Это не моя, — сказала Елена торопливо. — Вы уж простите, что без ошейника!.. Она прибилась ко мне в грозу. Сейчас веду отдавать на площадку…
— Какой огромный пес, — сказали ей в спину. — Храбрая женщина. И добрая.
Это я храбрая, — подумала она. — Если бы вы знали…
ГЛАВА 31
С площадки навстречу помчалась целая свора. Елена сжалась, но ее пес шел спокойно, горделиво. Наконец он слегка приоткрыл пасть, легонько рыкнул.
Почти все собаки остановились как вкопанные, даже пыль из-под упершихся в землю лап, чуть ли не послышался визг тормозов, только один могучий ротвейлер еще бежал, и тогда Лохмач показал клыки и рыкнул громче. Елене почудились раскаты далекого грома.
Ротвейлер завизжал, как придушенный поросенок. Его занесло на чересчур крутом повороте, упал, проехал на боку мимо, поднимая желтую пыль, а потом вскочил и, подгибая обрубок хвоста, сгорбленный и униженный, затрусил к хозяину, где укрылся за его спиной.
— Здравствуйте, — сказала Елена, стесняясь. — Вот…
Лохмача рассматривали, переглядывались, крутили головами. Елена видела недоумение в глазах, собачники явно не знали, что сказать, один попытался протянуть к Лохмачу руку, тот показал ему клыки. Второй предложил кусочек печенья, Лохмач его проигнорировал.
— Обученный, — определил собачник.
— Но не агрессивный, — добавил второй. — Конечно, при такой комплекции можно жить и без драк…
— Это не ротвейлер, — сказал один из ротвейлеристов. Его собственный пес, толстый черный, с подпалинами, сидел в сторонке и трусливо смотрел на новичка. — У ротвейлеров шерсть покороче.
— Ротвейлеры помельче, — добавил второй безжалостно. У него самого, как знала Елена, было нечто маленькое, лохматое. — Это… мадагаскарский дог, наверное…
— А есть такие?
— Ну, бордоский. Или миланский.
— Да нет таких пород! Он похож на сенбернара, только шерсть покороче и… не такой рыхлый.
Теперь Елена и сама заметила, что ее Лохмач, в сравнении с остальными псами, выглядит как бульдог рядом с карликовыми пуделями. Мышцы перекатываются под гладкой кожей, в нем чувствуется свирепая сила. Остальные собаки это заметили, даже самые задиристые присмирели, бегали кругами в сторонке, на новичка смотрели трусливо.
— Это из новых пород, — заявила женщина. — Теперь чуть ли не каждый день — новые породы. Эти новые русские таких собак-убийц выводят!
— Да не новые русские, — возразил мужчина. — Что вы такое говорите!.. Новые русские могут только пальцы веером. Собак они покупают на Западе. Кто-то купил, привез, а как обращаться, не знает. Вот в грозу пес и убежал…
Ротвейлерист предложил:
— Вы его пустите побегать.
—Как?
— Да сделайте вот так рукой… Нет, вот так! И скажите: Гуляй!
Елена сделала, Лохмач посмотрел на нее с укором, лег у ее ног и положил морду на лапы. Глаза были тоскливые.
— Не заболел? — спросила женщина.
— Тоскует, — определил ротвейлерист. — Если бы знал, как найти хозяина, уже помчался бы… А так лежит и ждет, когда за ним придут.
— Да, — сказала женщина с чувством, — они нас считают большими и всемогущими!
Два дня Лохмач жил у нее тихо и мирно. Сделанную работу Елена большей частью отправляла на службу по Интернету, но два раза в неделю должна была, нужно или не нужно, показываться на службе лично. Сегодня был как раз такой день, она тревожилась, оставляя пса одного, собачники нарассказывали ужасов, что творят их любимцы в отсутствие хозяев: даже крохотные пуделя обдирают двери и обои, вытаскивают из шкафов шубы и рвут на клочья, собаки покрупнее за десятиминутную отлучку в щепы размалывают не только табуретки на кухне, но и гарнитуры…
— Пожалуйста, — уговаривала она дрожащим голоском, — не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я и так никудышная!.. Если ты что-то испортишь, я уже никогда не смогу ни купить новую вещь, ни даже отремонтировать!
Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобы проводить ее до дверей. От него по-прежнему веяло тоской и безнадежностью.
Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этаж поднялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочную скважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто.
Она пробежала в коридорчик, тоже — пусто. С замершим сердцем вбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Елена оставила, это чудовище. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Она ощутила на себе взгляд коричневых глаз. — Ты болеешь? — вскрикнула она.
Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горячий, то, скорее всего, заболел, а если холодный и влажный…
Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо.
— Так что же с тобой? — спросила она жалобно. — Нельзя же так тосковать… Все наладится!.. Ладно, отдыхай. Я приму душ, а потом поужинаем вместе.
Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темная глыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей стало надежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь, мимо ее двери будут проходить на цыпочках.
Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем разделила поровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Елена сказала жалобно:
— Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить!
Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Елена смотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того, чтобы она не дергалась, чтобы успокоить ее, а ему самому не то что есть, жить не хочется.
— Господи, — проговорила она, — я много слышала, что собаки все понимают… Но чтоб со мной вот так!
В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никого в гости не ждет, поднялась. Пес перестал притворяться, что интересуется едой, с неторопливостью башенного крана повернул голову в сторону прихожей.
На площадке стояли двое молодых парней. Елене они не понравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие, во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости… во всех отношениях. Это ее насторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этими тупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ноги и все ли позволит с собой проделывать.
Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки: те и другие носят одинаковые черные кожанки. У одного с плеча небрежно свисает сумка. Из открытого отделения высунулся толстый собачий поводок.
— Здравствуйте, — сказал один и показал в улыбке крупные белые зубы. — У нас пропала собака. По приметам, что нам передали, она у вас.
— Если так, — ответила Елена упавшим голосом, — то заходите… Он на кухне.
Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили за гостями. Один сказал с ходу:
— А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан!
Второй сказал довольно:
— Да, да, это он.
Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увидела его клыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво и деликатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолько длинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьими клыками. Такими представляла, по голливудским фильмам, бивни вепрей-великанов да еще рога горных козлов!
Первый сказал с нервным смешком:
— Он сердится, что мы его сразу не нашли.
— Гроза, — ответил второй. — Гроза виновата! Он считает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то значит, наказывали…
Он осторожно приблизился, вытащил ошейник, а второй достал длинный поводок из толстой кожи. Пес привстал, пасть открыл шире. Елена услышала предупреждающее рычание, у нее пошли мурашки по коже, а кожа покрылась крупными волдырями.
Рык зарождался в огромной мощной груди пса, обогащался свирепостью в горле, и когда выкатывался из страшной, как у крокодила, пасти, то от близости зубов становился таким же острым и пугающим.
— Ого, — сказал один с нервным смешком, — он сердится!
Второй бросил успокаивающе:
— Он помнит, как ты ему делал уколы от чумки. А уколов никто не любит.
Тем не менее, оба топтались перед псом в нерешительности. Елена спросила подозрительно:
— Так ваш это пес или нет?
Первый замялся, а второй сказал с подкупающей искренностью:
— Моей жены. Он ее любил и слушался больше.
Пес наконец поднялся во весь рост. Елена даже смутно удивилась, что он такой гигант, раньше казался поменьше или же ходил на полусогнутых. Темно-коричневые глаза стали хищно желтыми… мир дрогнул от рыка. Елену отшвырнуло к стене, ей почудилось, что на кухне валится вся посуда, со стен срываются тщательно укрепленные книжные полки, все ломается и лопается.
Парни стояли, превратившись в соляные столбы. Поводок и ошейник вывалились из ослабевших пальцев, на их лицах Елена видела откровенный страх.
Она с трудом отклеилась от стены, сказала как можно тверже:
— Вот пусть ваша жена и приходит за ним. Я могу отдать его только тому, кого он признает!
Она боялась, что они заартачатся, но оба послушно попятились. Когда все трое очутились в прихожей, Елена вернулась и вышвырнула им вслед на площадку поводок и ошейник.
Пес уже лежал на прежнем месте, голову опустил на лапы, смирный и несчастный. Елена опустилась рядом с ним.
— Ну почему ты такой несчастный?
Пес вяло вильнул хвостом. Розовый язык лизнул ей руку. Елена удивилась, что у такого огромного пса язык такой нежный и ласковый. Как-то у подруги к ней на колени забрался котенок, тоже начал облизывать ей руку, так едва не содрал кожу жестким, как наждачная бумага, языком.
— Ладно, — решила она, — будем коротать жизнь вместе. По крайней мере, пока не придет жена этого…
Но чутье говорило, что никакая бабища за ним не явится. И даже то, что эти двое Лохмача впервые увидели в ее квартире.
Дом был самый обыкновенный, типовая шестнадцатиэтажка. Олег открыл входную дверь в подъезд чем-то похожим на ключ, в холле сравнительно чисто, аккуратный лифт доставил на четырнадцатый, а когда Олег повел ее по длинному коридору, Юлия ощутила себя почти дома.
Постучал он деликатно в самую неприметную дверь. Почти сразу по ту сторону послышался легкий перестук каблучков. Дверь распахнулась чересчур доверчиво, без всякого кто там, на пороге появилась миниатюрная изящная девушка в тонкой маечке и коротких шортиках. Олег разом увидел крупные лучистые глаза, широкий, как у лягушонка, рот с по-детски пухлыми и очень красными губами, короткие золотистые волосы, тонкую шейку, разом ощутил ее молодость, свежесть, как у нераскрывшегося еще бутона розы.
— Так беспечно открывают, — сказал он, улыбаясь как можно дружелюбнее, — когда в доме есть большой и сильный пес. Верно?
— Я всегда так открывала, — ответила девушка беспечно, но Олег отметил, что сказала в прошедшей форме. — Вам кого?
Она чувствовала близость Лохмача, а с ним впервые в жизни ощущала надежность и защищенность. Мужчина, высокий и крепкоплечий, с на редкость рыжими волосами, улыбался, словно встретил знакомую. На губах его спутницы тоже играла загадочная улыбка. В ней было нечто от крутой и независимой работницы спецслужб, какими их показывают в боевиках. Она сразу смерила Елену оценивающим взглядом, словно решала: свернуть ей шею или взять под крылышко. Похоже, середины эта женщина не знает.
— Вам кого? — спросила Елена.
— Вас, — ответил мужчина. — Меня зовут Олег, а это — Юлия. Мы именно к вам и… вашему лохматому другу. Позвольте войти?
Елена отступила в прихожую, она всегда отступала перед напором, за что себя ненавидела и долго потом топтала ногами. Мужчина и женщина вошли, разуваться не стали, словно нерусские. Да и назвались сразу, а не при прощании, точно нерусские. Русские называют себя вообще очень неохотно, только при крайней необходимости.
Пес лежал на диване. Мужчина встал в дверях комнаты. Елена видела, как он покачал головой. Пес встретился с ним взглядом, слабо вильнул хвостом и тут же отвернулся. Елена сразу ощутила враждебность.
— Вы знаете, — сказала она резко, — тут уже всякие приходили!.. То хозяевами назывались, то друзьями хозяев… Даже инструктора собачьи. Или собачиные?
— Собачачьи, — поправил мужчина, назвавшийся Олегом. Он скупо улыбнулся. — А этот пес от вас уйти не захотел?.. Вы — удивительная женщина!.. Эй, Мрак! Хватит прикидываться.
Последние слова были обращены к псу. Елена смотрела непонимающими глазами. Сердце отчаянно заколотилось. Всего неделю тому мечтала избавиться от пса, но сейчас, когда за ним явно пришли те, которые… которые в самом деле могут увести, она ощутила, как в груди стало тоскливо и пусто.
Женщина подошла сзади, молча обняла Елену за плечи. Похоже, она, наконец, выбрала, как себя вести. Выше ростом, сильнее, сама чувствовала, насколько круче и увереннее в этой жизни. Елена позволила себя обнять, прошептала жалко:
— И что теперь?
— Дорогая, — шепнула женщина, Юлия, как вспомнила Елена. — Дорогая… ты будешь очень удивлена.
— Почему?
— Этот человек полон сюрпризов.
Елена сказала убито:
— Ничего меня больше не удивит. Разве что Лохмач обернется могучим мужчиной, таким же черным и лохматым… Что вы все на меня так смотрите?
На нее молча смотрели как Юлия, так и Олег, даже Лохмач поднял голову с подушки и посмотрел не по-собачьи внимательным взглядом. Потом уронил голову и закрыл глаза, прикидываясь, что спит.
— Да, Елена, — негромко произнес Олег. — Похоже, вы женщина… с сюрпризами. Я начинаю понимать Мрака… Мрак, перестать валять дурака! Какая бы ни была у тебя депрессия, упадок, как бы это ни называли слюнтяи, но ты должен… ты должен!
Пес повернул голову на другую сторону и прикрыл глаза лапой. Елена некстати подумала, что такой лапой можно перешибить хребет буйволу.
Юлия сказала:
— Олег… ты жесток. А если ему в самом деле так плохо?
— Не понимаю, — ответил Олег упрямо. — Если плохо — выпей брому. Или что теперь взамен?.. Бегай трусцой, наконец!.. Напейся как свинья. Но не лежать же как… как пес на диване, пользуясь добротой этой женщины, что вычесывает тебя, купает, чешет, стрижет шерсть в ушах и в носу… Ну и что, если у собак нет в носу? В другом месте есть. Он не имеет права ее так использовать!
Юлия сказала саркастически:
—Да?
Олег обернулся, чему-то смутился, буркнул:
— Ну, мы же потом сторговались.
— Так и здесь, — сказала Юлия. — Может быть, Елене как раз и недоставало о ком-то заботиться. Ты посмотри на нее! Она создана, чтобы кого-то любить, заботиться, окружать вниманием и лаской…
Елена стояла красная как вареный рак. Ее достоинства обсуждали, как будто цыгане торговали кобылу на базаре.
Олег посмотрел на Елену, на пса. Лицо внезапно постарело, стало серым. Глаза запали, на лбу морщинка стала резче. Вздохнул, пожал сразу обвисшими плечами:
— Может быть, ты и права. Хотя я никогда не пойму… и не приму такой правоты. Ладно, пойдем. Хотя, честно говоря, даже не представляю, как справлюсь без Мрака…
Он отступил, вышел в прихожую. Юлия посмотрела на него с недоумением, обняла Елену, чмокнула в щеку:
— Простите нас за вторжение!.. Считайте это простым недоразумением. И умоляю вас, забудьте о нем поскорее.
Олег обернулся:
— Да-да, простите нас! Живите счастливо.
Он взялся за дверную защелку. Елена отметила, с какой уверенностью он повернул в нужную сторону, хотя все ее знакомые после десяти лет знакомства все еще почему-то вертят против часовой стрелки.
В комнате послышался шум, словно что-то тяжелое упало на пол. Елена хотела метнуться в комнату, но остановилась, увидев странное выражение в глазах Олега. Казалось, он ничему не удивился, ждал, явно обрадовался, даже Юлия оживилась, в глазах жадное нетерпение и чуточку страха…
Юлия сказала быстро:
— Елена, помните, что вы сказали! Вас ничего не удивит.
В комнате вроде бы послышалось раздраженное ворчание. Елена рванулась к дверям комнаты, Юлия едва удержала ее за руку. Елена напряженно прислушивалась: если бы пес спрыгнул на пол, то лапы у него мягкие, а это словно бы упал без памяти всем телом…
— Закройте дверь, — настойчиво сказал Олег. Добавил: — На вашем месте я бы поставил хотя бы цепочку.
Флинт Эрик
Курылев Олег
Суворов Виктор
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Посняков Андрей