Чтение 20–й страницы книги ~Мегамир~

- Аверьян Аверьянович, я объясню коротко. По-солдатски. У муравьев так выражается почтение к старшим. Ритуал! Кого признают начальником, тому прут лишний кусок. Дикари, дети природы! Это я читал в этиологии - науке о поведении животных. Младший волк подставляет старшему в ритуальном смирении...

- Про волков я читал, - прервал Ногтев. Уже благосклоннее взглянув на младшего брата по разуму и пройду, бросил: - Это хорошо, субординацию знать надо. Хоть кто-то в этой сумасшедшей экспедиции знает свое место.

Он торопливо пошел вперед, пока Кирилл с Дмитрием удерживали озадаченного ксеркса и "вещали лапшу на уши", как сказал Дмитрий. Он спросил шепотом, косясь в темноту:

- Я угадал?

- Ну... не совсем. Когда царица гибнет, муравьи раскармливают одного из муравьев. Тот начинает нести яйца. Не так умело, как царица, и не так много, но семья все-таки живет.

Дмитрий хихикнул:

- Хорошо, что не дал тебе рта раскрыть! Царем Ногтев быть согласен, но царицей...

- Здесь правят царицы, а цари...

- Знаю-знаю! Это мир, где лучше быть пролетарием.

Он ласково погладил по широкой голове пролетария Диму, самого умного из всех муравьев. Ксеркс лизнул Дмитрию руку, заметив на ней крохотный микроорганизм, что пытался протиснуться сквозь тонкую кожу.

Кирилл пошел за Ногтевым, вычисляя его по легкому шелесту. На странном небе светилось желтоватое пятно, двигались темные бесформенные тени, наползали друг на друга, заглатывали, пожирали даже луну, но желтое пятно, поскитавшись по внутренности чудовища, прорывалось сквозь бока, либо выпадало позади тучи...

Между черным небом и черной землей метались огромные быстрые тени. Кричали летающие животные, метались летучие мыши, посылая на землю ощутимые воздушные толчки.

Ногтев сказал с хмурым пониманием:

- Здесь мы не цари природы... Словно бы очутились в эпохе динозавров. Как поется: "По полюсу гордо шагает, меняет движение рек, высокие горы сдвигает советский простой человек"... То-то и есть, что слишком простой. Досдвигался, экологи волосы на себе рвут. А тут еще первобытность, простор. Можно начать заново, не повторяя ошибок... Не так ли, Кирилл Владимирович?

Кирилл ответил с осторожностью, не поворачивая лица к Ногтеву:

- Все еще проверяете, на чьей я стороне? Идея избранности - игра ума. Мы отрезаны от Большого Мира. Оттуда смотрят с брезгливой жалостью как на чокнутых, исусиков, пыльным мешком прибитых... Мелюзга, мол, насекомые людишки. Айкью любого нашего работника намного выше среднего уровня! Кто-то в шутку привел доводы о явном превосходстве людей Малого Мира, избранности нашего пути. Фетисова не искушена в интеллектуальных играх, вы ее учили другому, она приняла все за чистую монету, уверовала, подхватила факел... К тому же тут какие-то явно личные пружины. Она и в десантницы пошла, по слухам, чтобы что-то преодолеть, кому-то доказать...

Ногтев сказал сумрачно:

- За высоколобых не тревожусь, дальше шуточек не пойдут. Но когда с такими идеями начинает носиться Фетисова... Неважно, личное или не личное. Недостаток образования уже приводил к кровавым баням. Я говорю о настоящем образовании, не о дипломатах электронщиков. Кибернетикой, химией, математикой еще никого не удавалось воспитать, а с литературой или историей у нас традиционно слабовато.

- Детская болезнь. Переболели многие.

- Такая болезнь часто затягивается, - напомнил Ногтев. - К тому же заразная!

Желтоватое пятно луны скрылось под натиском черной тени. На мир упала тяжелая давящая тьма. Звуки затихли, и Ногтев с Кириллом замерли, вслушиваясь в тишину.

Наконец, тьма неохотно расступилась, начали обрисовываться тени, а запахи стали сильнее. Сильный запах доносился сверху. Кирилл долго всматривался в висящее на высоте в три-четыре роста мохнатое скрюченное тело размером с аэростат. Крыльев почти не видно, лапы и огромная голова прижата к брюшку. Шмель! Вцепился в цветок, пережидая холодную ночь, оживет с первыми лучами солнца, чтобы первому побывать на этом и ближайших цветах...

В просвете туч выглянула луна. Шмеля залило прозрачным светом - солнцем призраков и утопленников. Густая шерсть заискрилась, заблестела. Будь шмель поменьше, сошел бы за раскормленного медведя.

По стеблям впереди качнулась длинная изломанная тень. Ковылял ксеркс, чужой ксеркс. Шел тяжело, борясь с оцепенением, удерживая под толстым хитиновым панцирем тепло.

Он часто останавливался, щупал сяжками воздух, стебли, землю. На один ствол хотел влезть, сорвался, полежал на спине, как жук, дрыгая лапами. Перевернулся с трудом, вскарабкался на другой стебель, деловито потрогал застывшего на ночь крупного кузнечика. Сквозь оцепенение кузнечик ощутил беду, но холод держал, приглушал ощущение опасности. Ксеркс полз уже по спине кузнечика, тот был впятеро крупнее, массивнее, жвалы втрое шире, а только дети и неграмотные взрослые наивно доверяют песенке, где кузнечик "...ел одну лишь травку, не трогал и козявку, и с мухами дружил". Кузнечик всегда готов сожрать козявку или муху... Ксеркс - боевая машина убийства, работающая, как сказал бы Дмитрий, даже в особо неблагоприятных условиях. Сейчас он вонзил кривые зазубренные кинжалы в горло кузнечика, тот слабо шевельнулся, лапы разжались, оба шумно брякнулись на землю.

Кузнечик пытался прыгнуть, но ксеркс потащил умело, держа брюхом кверху, мощные лапы с силой лягали ночной воздух.

Ногтев огляделся. На стеблях, куда ни глянь, виднелись застывшие кузнечики разных видов и размеров, жуки, личинки златоглазок, мошки, мушки...

- Сколько мяса, - проговорил Ногтев нервно. - Даже не стада бизонов, а косяки китов. Обнаглеем, забудем земледелие, скотоводство.

- Муравьи сеют, - напомнил Кирилл.

- Мы не муравьи, - отмахнулся Ногтев. Голос его был горьким. - Нам бы на готовенькое, нам бы пограбить всласть! Только когда опустошим сундуки, когда выбьем все живое, посидим на голодном пайке...

- Здесь голодного пайка никогда не будет.

- Не улыбаться, плакать надо!

- Народ здесь другой, Аверьян Аверьянович. Даже муравей Саша и тот интеллектуал.

- Только и надежда на интеллектуалов. А еще лучше - на интеллигентов. Нельзя спешить, Кирилл Владимирович. Этот мир дает слишком много. Если сюда хлынет народ, то не удержим контроль. Народ разный! Сейчас все на подбор, даже муравей, как вы верно заметили, но начнут прибывать жены, техники, квалифицированные рабочие, завхозы, повара, подсобники...

Кирилла свело внезапной судорогой. Через мгновение спазм прекратился - сигнал, что таблетками злоупотреблять опасно. Ногтев кивнул понимающе, ему все как с гуся вода, и люди пошли обратно.

На листьях уже поблескивали крохотные искорки, зародыши капель росы. Каждая к утру превратиться в сверкающий шар высотой в рост человека. Если воды соберется слишком много, капля сплющится, дождется утра, когда-либо жучки выпьют, солнце высушит, либо ветерок сбросит на землю...

Летали бабочки, укутанные от холода в длинный мех, наземные звери двигались замедленно, расчленяли друг друга с неторопливой убежденностью, часто останавливались отдохнуть, жуки спали, а единственный муравей, которого встретили на пути, был покрыт длинными частыми волосами. Да и двигался так, что издали походил на гусеницу.

Спускаясь по стене в расщелину, Ногтев спросил внезапно:

- Это место выбрали не случайно?

Кирилл ответил настороженно:

- Вы же видели, заранее не выбирали. Просто место на голой каменистой горке, удобнее, хорошо просматривается. К тому же удобная щель.

Ногтев сказал задумчиво, глаза его смотрели очень внимательно:

- А мне показалось, что выбирали с дальним прицелом. Как будто собирались в будущем основать новую станцию. Отводок нашей разрастающейся колонии.

Кирилл попробовал отшутиться, скрывая тревогу:

- Вы не первый так думаете! Даже не второй.

- А кто первые два? - спросил Ногтев быстро.

- Муравьи Саша и Дима.

Утром Кирилл вывел Ногтева пораньше, чтобы тот успел увидеть еще один мир, которого не встретишь ни днем, ни ночью. Мир перенаселен, экологические ниши забиты плотно, есть звери дневные, есть ночные. Но отыскались и те, кто наловчился использовать короткие часы, даже минуты рассвета, когда ночной холод уже испаряется, а дневная жара не наступила, когда насекомые едва отходят от оцепенения, когда можно хватать и тащить, можно напиться росы, пожевать травинку, уволочь в нору сочный стебелек.

Вдвоем наблюдали за невиданными муравьями, жучками, клещиками, сороконожками, твердотелками. Видели молниеносные схватки, стычки, видели, как часто удачливый охотник становится добычей другого ловца. Мелькало как при ускоренной съемке, все торопились успеть, днем можно поспать и накопить силы для короткого периода бешеной активности вечером, в промежуток между жарким днем и холодной ночью.

- Изобилие, - выдохнул Ногтев угрюмо, - пугающее изобилие. Мы к нему не готовы.

- Еды много. Ну и что? Высвободи мозги для творчества.

- Если бы... Плохо вы знаете людей, Кирилл Владимирович!

- Я в них верю.

- Гм, очень удобная позиция. Не знаю, не верю. Что-то знакомое слышится...

- Обратите внимание на скорости!

- Обратил... Боюсь, нам придется жить в таком же темпе. А ведь цивилизация и так мчится чересчур быстро. Опасно быстро.

Лицо Ногтева было несчастным, тревожным. Кирилл сказал осторожно:

- Здесь другой метаболизм. Мы не только быстрее двигаемся, чем жители Большого Мира, но и думаем. Так что это не опасно. Должны успевать.

За их спинами послышался шум. Появился Дмитрий, сонный Буся ожесточенно чесал затылок средней лапой, потом ожесточенно стал драть когтями задней прыгательной, крепко вцепившись в комбинезон остальными и едва не сбивая лапой крохотные усики.

- Ждем ваших указаний, - объявил Дмитрий жизнерадостно.

- К новым горизонтам, - объявил Ногтев мрачно. К новым свершениям.

Сообща выволокли воздушный мешок, Ногтев зажег горелку, ткань начала шевелиться, задвигались канаты. Над расщелиной вздулся красно-оранжевый шар с пугающими кругами и треугольниками. Дмитрий с Забелиным и Хомяковым спешно переносили в гондолу снаряжение. Ксерксы суетились в панике, пробовали перетаскивать обратно, но сообща им "забили баки", "повесили лапшу" на уши, хотя ушей у муравьев никогда не было, и в конечном счете обоих затолкали в гондолу.

- Все на месте? - осведомился Ногтев.

Дмитрий по сигналу брызнул на канаты растворителем, те лопнули с мягким синтетическим звуком. Гондолу резко дернуло вверх и в сторону. На этот раз на ногах удержались все, опыт быстро появлялся.

- Ветерок, - сказал кто-то с тревогой. - Экспресс!

За первый день после посадки они покрыли территорию, если считать в пересчете на свои размеры, Европы, Азии и двух сотен обеих Америк. Ногтев хмурился, грыз ногти. Слишком велик простор, человечество не готово... Если оставить здесь крохотную станцию, все равно, что дать им в распоряжение весь материк. Даже если все человечество перебросить в Малый Мир, на каждого придется участочек равный Франции и пяти Китаям! А собрать группы по десять-пятнадцать человек, то на каждого придется площадь планеты, чуть больше, чем Земля. Такая роскошь не снилась даже колонистам Дикого Запада, переселенцам Сибири.

Когда летели над лесом, навстречу метнулось несколько птиц. Первая пролетела так близко, что шар закачался, гондолу мотнуло. В руках Дмитрия мгновенно появилось ружье, хлопнул выстрел. В ответ раздался такой страшный птичий крик, что вся стая, раскачивающая "Таргитай" в воздушных ямах, рассеялась в панике.

Птица камнем рухнула вниз, отчаянно забила крыльями, пронеслась над кустами.

- Неплохой выстрел, - одобрил Ногтев.

- Плохой, - возразил Кравченко. В его добрых глазах стояло осуждение. Клей попал прямо в клюв! Теперь помрет с голода. Почему бы ни стрельнуть в глаз или вообще...

- Вот беда, - сказал Ногтев, но огорчения в голосе не было.

Дмитрий закинул ружье за спину, развел руками с самым невинным видом:

- Стрелял в клюв, потому что пташечка уже распахнула его на нашего уважаемого эскулапа. А клювик будь здоров, как ворота в паровозное депо! Если бы она прицелилась цапнуть его глазом или этим "вообще"...

Он ушел, провожаемый одобрительными смешками. Кравченко растерянно смотрел ему вслед:

- Когда он появлялся на станции с незапланированной добычей, всякий раз оказывалось, что "оно напало первым". Удивительный человек! На него нападают даже безобиднейшие мошки, златоглазки, личинки. Естественно, он только реализует свое право на самооборону! Ничего больше.

Глава 25

Кирилл напряженно рассматривал проплывающую внизу землю. Раньше считал, что с большой высоты воспримет ее как прежний житель Большого Мира, но что-то не давало вернуться к прежнему состоянию. Сейчас под ним проплывал не лесок с тоненькими березками, а целые миры, где каждый листок - квартира, ветка - улица многоэтажных домов, а дерево - громадный город. Или просто ждущее хозяина изобильное пространство, равное по площади губернии. А вот тот островок в десяток деревьев - государство, величиной с Нидерланды.

Внизу змеился небольшой ручеек, такие перешагивал запросто, но все-таки видел широкую стремительно бегущую реку, полную водопадов, порогов, водоворотов...

- Выбираете место для нового города? - раздался над ухом зычный голос.

Кирилл подвинулся, давая место на мостике Ногтеву, хотя на площадке мог поместиться весь экипаж, включая ксерксов. Ногтев щурился от солнца, в его глазах была насмешка, понимание, предостережение.

- Тогда уже для столицы, - ответил Кирилл в тон. - Чего мелочиться? Любой участок годится.

- Конечно. Даже в самом безводном районе, где люди не живут, нам хватило бы ресурсов для жизни. Энергия от фотоэлементов, вода из росы...

- Безжизненных районов нет?

- Разве что в Антарктиде... Да и то отсрочка на время. Впрочем, среднеклиматическую полосу осваивать и заселять десятки тысяч лет! Даже если перенести сюда все население Земли, предложить самый дикий прирост...

Ногтев поинтересовался словно невзначай:

- Полагаете, прирост населения увеличится?

- Обязательно. Одним ребенком ограничиваются не по случаю занятости родителей, что бы там не говорили брехливые демографы. Прокормить трудно! На каждого ребенка нужно еще одну зарплату... А здесь даже родителям не надо думать о хлебе.

Ногтев смотрел на него с веселым интересом:

- Кирилл Владимирович, я вас не узнаю! Всегда такой точный, выбирающий слова... э-э... отточенные термины, семь раз отмеряющий, прежде чем притронуться к ножницам! Да вы ли это?

Кирилл ответил с неудовольствием:

- Ну... специалисты клянутся, что все репродуктивные функции сохранены.

- Кирилл Владимирович, вы ведь ученый. Во всяком случае были ученым, который верит только эксперименту.

- На станции одни мужчины, - напомнил Кирилл.

- А Фетисова?

- Ах да, Фетисова...

Ногтев понимающе засмеялся, глядя на обескураженного Кирилла. Фетисова настолько преуспела в непонятном стремлении быть мужчиной и лучше мужчин, что не только мирмеколог забыл о ее принадлежности к иному полу.

"Таргитай" шел над зарослями рододендрона и соснового стланца, над ковром бессмертников и хрустальных трав, над красочными лишаями на глыбах морены, над лесными ручейками, полянами, холмами, сухостоем и каменными осыпями. Даже Ногтев видел, что для жизни годится любое место. Везде может разместиться целый город, целая страна...

Неслышно поднялась к ним Саша, отрапортовала:

- Капитан, мы готовы продолжать полет всю ночь!

- Намек понял, - ответил Ногтев. - Кирилл Владимирович, вы планировали вторую посадку сделать сегодня? Для ночлега?

- Из графика не выбиваемся, - сказал Кирилл, он украдкой рассматривал Сашу, - так что можем и сегодня. Командуйте посадку.

- А куда именно?

- Просто вниз. Мы ведь проверяем выживаемость?

- Кирилл Владимирович, давайте без ухарства. А то я смотрю, вы уже перещеголяли кое в чем наших бравых десантников... Вон Саша как на вас смотрит...

Саша фыркнула негодующе. Кирилл поспешно отвел глаза в сторону:

- Мы даже в реке не утонем, если в нее попадем.

Ногтев сам уменьшил огонь в горелке. Он любил управлять подачей пропана, чувствовалась мощь. Двигатель гудел, взревывал, а этих звуков так недоставало еще с той поры, как из кабины стратосферного истребителя Ногтев пересел в директорское кресло.

Шар начал терять высоту. Верхушки мегадеревьев поднимались навстречу, проносились над гондолой, вырастая и вырастая, наконец зеленая гора пошла слева на уровне "Таргитая". Впереди вырастал новый зеленый кряж, уже различались отдельные иголки, каждая с бревно, однако Ногтев сделал маневр, шар подпрыгнул, гора проплыла внизу, затем гондола резко пошла вниз.

"Таргитай" летел в странном мире, где справа и слева на космических расстояниях высились темно-коричневые колонны, рядом с которыми Останкинская телебашня была бы камышинкой. Зелень осталась далеко вверху, здесь были только колонны, что вырастали из серого тумана, длились и длились, пока не исчезали в зеленом тумане, в котором уже и не угадывались ветки.

Они снижались быстро, воздушный поток нес их между колоннами. Ближе к земле колонны становились толще, необъятнее.

Однажды шар прошел совсем близко возле одной, это было вставшее на ребро горное плато с обязательными ущельями, разломами, холмами...

Наконец их серого тумана внизу опять выступила зелень, ветки. Пошли кустарники. Их "Таргитай" миновал быстро, дальше замелькали этажом ниже разноцветные узорные листья папоротника, еще ниже - травы помельче, победнее...

Гондола чиркнула днищем, над ухом Кирилла гулко хлопнуло, прозвенел вопль: "В яблочко!". Страшно дернулся пол. Гондола несколько раз перевернулась, замерла на привязи. В Большом Мире все было бы всмятку, здесь же как ни в чем ни бывало, прилипли к иллюминаторам. Наконец Кирилл на правах эксперта распахнул люк.

Они были в исполинском мегалесе. Далеко смутно виднелись серо-коричневые стены мегадеревьев, что уходили в небо, между кустов рос и настоящий лес: будяки, чертополох, молочай, одуванчики...

- Выгружайтесь, - велел Кирилл, ощущая непривычный подъем. - Бросок во-о-он к Останкинской телебашне.

Вчетвером, точнее - впятером, ибо Дмитрий не расставался с Бусей, они побежали, перепрыгивая через бугры, сканируя местность, обходя сторонкой неопознанных насекомых.

Зеленый ствол незнакомого растения поднимался прямо из земли. Метров тридцать в поперечнике, без листьев, без привычных волосков по стволу, молодой, зеленый, он тянулся ввысь, а через каждые сорок-пятьдесят метров стебель прочно опоясывали валики междоузлий.

- Вперед и выше! - скомандовал Кирилл. Каждый нерв в нем гудел от возбуждения. Он с удивлением и недоверием прислушался к своему голосу. Командные нотки? У него?

Омертвевшие клетки выступали наружу твердыми плитками, укрывая нежную ткань. Карабкаться было легко, вес не тянул, и Кирилл обнаружил, что несется вперегонки с Дмитрием и ксерксами. Интеллектуальный и бесхитростный резко ушли вперед, а с Дмитрием бегали ноздря в ноздрю. Дмитрий уже запыхался, с недоверием бросал взгляды на мирмеколога. наконец, спросил подозрительно:

- Ты не на допинге случаем?

- Случаем нет, - ответил Кирилл бодро.

Он остановился на высоте сорокаэтажного дома, ощупал зеленую стену. Дмитрий тоже осматривал каждый дюйм, стараясь понять, что ищет мирмеколог. Когда нерешительно раскрыл рот, собираясь сказать о своем открытии, Кирилл ткнул пальцем:

- Вот здесь проруби отверстие.

- Вместо толстой стены натянута пленка, - сказал Дмитрий раздосадовано, - но закрашена под стену... Ты догадался?

- Знал. Растение специально оставляет, чтобы муравьи могли пробраться внутрь. У них такой сговор. О взаимопомощи.

Дмитрий только ткнул лезвием, как изнутри пахнуло теплым влажным воздухом. Продрав зеленый занавес, он сунулся в дыру. Там был цилиндрический зал в двадцать метров диаметром, пол блестел крохотными капельками на подогнанных одно к одному волокнах. Стены уходили ввысь, на большой, как в церкви, высоте виднелся мясистый: поросший зелеными сталактитами потолок. Нежно-зеленые стены с солнечной стороны и темные с теневой пропускали ослабленный свет, мелькали тени: рядом под ветром покачивалась соседняя "останкинская телебашня".

- Здесь остановимся на ночь? - догадался Дмитрий.

- Здесь. Или в любом другом зале. На выбор!

Дмитрий высунулся наружу, долго орал, махал руками, привлекая внимание. Наконец, его рассмотрели в бинокли, и по зеленой стене покарабкалась вверх целая альпинистская экспедиция.

Кравченко взял пробы воздуха, сока, неохотно признал место пригодным для ночевки. Пока все обустраивались, Дмитрий тщательно обследовал зал, словно искал подслушивающие устройства, обнаружил на стыке стены и пола место, которое с сомнением назвал замаскированным лазом. Не успел и глазом моргнуть, как интеллектуальный муравей без раздумий вонзал жвалы в сочные волокна. Брызнул белесый сок. Сашка потянул за край зеленого брезента, послышался треск, муравей попятился, не выпуская из жвал зеленую перегородку.

- Все меня опережают! - воскликнул Дмитрий удрученно.

Он бросился помогать, вдвоем расширили отверстие, а когда дыра оказалась достаточной, в щель неторопливо пролез ксеркс Дима, отпихнув интеллектуала и двуногого друга.

- Ну вот, - сказал Дмитрий совсем упавшим голосом, - теперь меня и микробы лапами загребут...

Ксерксы спустились в новый зал по стене, а Дмитрий, чтобы хоть в чем-то опередить их, спрыгнул. Муравьи, как ни странно, прыгать не умели. Даже не решались просто падать с мегадеревьев, а всякий раз проделывали изнурительный путь вниз, даже если муравейник был прямо под мегадеревом. Правда, вроде бы есть такие муравьи, которые бесстрашно спрыгивают с веток - Формика зовутся, но таких Дмитрий не встречал, а собственным умением падать с деревьев гордился так же, как мирмеколог способностью мыслить.

Дмитрий в прыжке опустился прямо в середине зала. Шагнул и... застыл. Подошвы попали на упавшую сверху каплю сока, теперь уже клея. Пока он с проклятиями отдирался, ксерксы умело обследовали зал, отыскали замаскированный ход, прогрызли, один за другим юркнули в новую дыру.

- А еще муравьи! - горько кричал им вслед Дмитрий. - Никакой братской взаимовыручки! Наговорили о вас: дружные, самоотверженные... Предатели!

Буся обеспокоенно возился на его плече, сочувственно стрекотал. Кое-как отодравшись от клея, Дмитрий двинулся к зияющей дыре в полу. Подошвы отрывались с громким чмоканьем, словно работал мощный насос, каждый шаг давался с боем, словно шел к трудному светлому будущему строить четвертый сон Веры Павловны. Хорошо, не загустел сок, остался бы как муха на липучке, куковал бы, пока опозоренного отыскали бы! С проклятиями, беря каждый шаг, как Фауст, с боем добрался до дыры, заглянул.

Далеко внизу на стыке стены и пола ксерксы с энтузиазмом прогрызали новую дыру. Мокрые, брызжущие соком волоконца летели во все стороны.

- Вообще-то понятно, - пробормотал Дмитрий, - я бы тоже увлекся, обо всем забыл... Да и не остановить меня такими пустячками, потому вы и не беспокоились.

Он приготовился спрыгнуть к ним, сокращая расстояние, но в последний момент все-таки спустился по стене.

В верхнем зале, куда проникли в самом начале, люди сбросили опостылевшие комбинезоны. Влажность высокая, воздух теплый, со сладким привкусом. В гондоле остались Чернов и Забелин, остальные располагались на ночь. Ногтев ходил по периметру, осматривался, щупал влажные стены. Кожа жадно дышала влажно-сладким воздухом, впитывала через поры прямо в лимфу, молекулы воздуха подхватывались, разносились по капиллярам, усталость незаметно испарялась.

- Эти пещеры... они готовы для жилья. Это не случайность, Кирилл Владимирович?

- В мире нет случайностей, Аверьян Аверьянович. Простейший симбиоз растений с муравьями! Обычнейшее явление. Растение дает пустоты в стволах, снабжает сладким соком, хлебцами, а муравьи защищают от гусениц, короедов, прочей дряни.

С другого конца зала услышал Хомяков, подбежал в мгновение ока:

- Чем-чем снабжают?

- Муравьиными хлебцами, - объяснил Кирилл. - Их называют телами Фрица Мюллера или тельцами Бельта. Они торчат большими кучками у основания прилистников, если вы заметили...

- Винюсь, не заметил. Это серьезное упущение... Кравченко, Фетисова, прошу со мной. Поможете.

Ногтев покосился им вслед со снисходительным удивлением: