Чтение 20–й страницы книги ~Сумерки мира~

из Зама, - Кастор писал. К концу речи Эвпида бес отложил перо и встал:

- Вот наши требования...

Бес говорил тихо и внятно, и голос его был отчетливо слышен каждому,
разносясь в наступившей вдруг тишине.

- Мы не просим многого, хотя могли бы. Вечность приучила нас к
сдержанности. Но если вы не подпишете - ворота казарм откроются.

Читайте - и подписывайте.

...Они читали молча, иногда с трудом разбирая почерк бессмертного, -
и лишь Ктерий Бротолойгос, Отец Вещей, тихо шептал текст ультиматума на
ухо сидевшему во главе стола неестественно прямому человеку с впалыми
глазами. Это был Мердис Фреод, Пастырь Греха. Он был слеп. От рождения.
Как и все Пастыри Греха до него.

Потом, когда чтение закончилось, и отзвучал тихий шепот Бротолойгоса,
над столом воцарилось молчание. Новое молчание. Выжидающее.

Кастор и два сопровождающих беса безмятежно поглядывали по сторонам.
Им некуда было спешить. Время работало на них - у людей же его почти не
оставалось.

Первым нарушил молчание Архелай Тисский, Отец Строений:

- Да. Я подпишу это. Рушатся основы прежнего мира, но другого пути я
не вижу.

- Да, это так. Иначе придет Хаос, - медленно кивнул Ктерий
Бротолойгос.

- Да, - коротко и тяжело упало слово Эвпида.

- Нет, - слово Медонта было еще тяжелее. - Подписав, мы ниспровергаем
весь Кодекс Веры, и Хаос все равно придет в пределы некогда великого
Согда. Пусть не сейчас. Через сто лет. Через пятьсот. Но это не имеет
значения. Я против.

Тишина. Слепой Мердис выдержал паузу.

- Да, Хаос придет, - прозвучал его бесстрастный голос, и пустые
незрячие глаза Пастыря Греха открылись. - Но это будет чужой, завтрашний
Хаос. Я не возьму на себя сегодняшнюю кровь тех, кому безразличны грядущие
сумерки мира. Я - подпишу.

- ...Участие в войне с Калоррой... создание пограничных поселений для
бесов... да, это нас устраивает. Мы в свою очередь согласны.

И Кастор взял перо.

- Бедные могучие воины Калорры, - со скрипучим смешком произнес из
угла Пустотник. Это были его первые слова за все время переговоров, и тон
сказанного неприятно резанул слух собравшихся. - Им придется плохо. Очень
плохо. Пять сотен бессмертных, да еще с многовековым опытом боя на аренах
- это страшно. И если перед ними встанет целая армия - это будет еще
страшнее...

- У Согда тоже есть армия, - сухо заметил Медонт.

- Есть. Но она будет стоять и смотреть. Если ей позволят смотреть...
Потому что все будет гораздо хуже, чем вы можете предположить. Потому что
бесы пойдут вторыми.

Тишина. Снова вопрошающая, чужая тишина.

- Первыми пойдем мы, Пустотники. И хотя мы смертны, даже бесы сходят
с ума от поединка с нами.

Пустотник искоса посмотрел на Кастора, и бес неожиданно для себя
самого выдержал стеклянный, немигающий, стоячий взгляд.

Кастор помнил, с чего все началось. Когда Большая Тварь, в которую
превратился окружной Пустотник, растоптала их школьного учителя - ланисту
Харона, растоптала на арене под вопли зрителей; когда самому Кастору
хватило одной пощечины Большой Твари, чтобы превратиться в трясущийся
студень, - лишь припадочный бес Марцелл, на которого смотрели косо даже
его собратья по вечности, сумел завалить Зверя...

Только потом этот непредсказуемый бес Марцелл скрылся в неизвестном
направлении, и бесы шептались, что Марцелл утащил раненого Пустотника в
полумифический Зал Ржавой подписи; но мало ли о чем шепталась пыль
манежная?..

Кастор был практиком. И поэтому он дал Марцеллу уйти, поставив
казармы на пути Паучьей центурии, специализировавшейся на поимке беглых
бесов. Поставил - и держал, держал до тех пор, пока Порченые жрецы не
поняли глубины пропасти, открывшейся при бунте бессмертных...

- ...Первыми пойдем мы - Пустотники.

- Но почему? - не удержался Архелай.

- Потому что мы в ответе за всех вас, - тихо и очень серьезно ответил
Пустотник.

Он больше не улыбался.

К вечеру был оглашен приказ: бесам давались равные со всеми
гражданами права. Кроме одного, главного права, - Права на смерть.

Его бесам не мог дать никто.

Ну а в остальном... не будет больше бессмертных бойцов на аренах
цирков, не будет бессмертных рабов в оловянных и прочих рудниках, а беглым
бесам объявлялась амнистия - отныне все они являлись полноправными
гражданами Согдийской империи.

Столичные горожане поначалу ворчали: где, мол, это видано, чтобы
бесы, без Права, - и Свободные?.. что же это такое-перетакое... Ворчали -
и все равно вздохнули с облегчением.

А бесы уже готовились к выступлению навстречу калльским армадам.

Наконец-то у них было Дело...

"Это - было?" - подумал Сигурд Ярроу, Постоянный, Скользящий в
сумерках.

"Это - было?" - подумал Солли из Шайнхольма, Изменчивый, Перевертыш.

И оба ответили сами себе:

"Да. Нам не понять многого, но нам дано знать. Это - было".

...Солли проснулся от острого ощущения опасности. Он коротко
заворчал, загривок вздыбился серым подлеском, и пасть волка приоткрылась,
обнажая влажный жемчуг клыков. Воздух горчил, сырость проникала в легкие,
и вообще все было не так, как надо.

"Мертвители... - мелькнуло в мозгу Изменчивого. - Рядом..."

Сигурд уже стоял у выхода из пещеры, держа руку на полуобнаженном
мече, и напряженно всматривался в предрассветный сумрак.

В повадке салара мгновенно пробилось что-то хищное, впитанное с
молоком матери и невытравляемое никаким опытом и обстоятельствами.

- Перевертыши, - не оборачиваясь, бросил Ярроу. - Близко...

Стаи и Зу в пещере не было. Даже Вайл куда-то делась, а о Даймоне
нечего было и говорить - Пустотник почти не покидал Пенат Вечных, пропадая
там с утра до ночи...

И вдруг все успокоилось. Исчез горький привкус беды, унялась дрожь
листьев, ветер перестал жарко дышать в затылок; и пещера больше не
казалась западней, а стала, чем и была, - пристанищем.

Не сговариваясь, Постоянный и Изменчивый шагнули наружу, окунувшись в
сонное предчувствие восхода, и мгновенно перешли на бег - ровную,
размашистую рысь волка и мягчайшую, ритмичную поступь Скользящего в
сумерках. Вдвоем, вместе, они неслись в умирающей ночи, в немыслимом для
этого мира сочетании, сливаясь с ним и друг с другом; и когда Солли резко
свернул в сторону от привычной тропы - салар последовал за ним, не
задумываясь.

Солли почуял свою стаю. Сигурд услышал начало гона. Волки подняли
какого-то зверя и теперь умело вели его к водопою, где добычу уже ждал
невидимый и неумолимый Зу. Бросок, удар - и обвал стаи захлестывал сбитую
с ногу жертву. Потом волки отходили от тела, возбужденно рыча и косясь на
свивающего свои петли удава. Это был их новый, но входящий в привычку
ритуал. Зу подползал к жертве, долго раскачивался над ней и лишь после
этого разрешал волкам уносить добычу к пещере.

Но сейчас... Сейчас что-то было не так.

Солли внезапно остановился как вкопанный. Остановился и сменил облик.
Сигурд отвернулся. Он не любил смотреть на момент перехода: в памяти сразу
всплывали учения в школе саларов, Вайнганга и многое другое из его лесной
жизни, о чем Ярроу предпочел бы теперь вспоминать пореже.

Солли не двигался. У ног его набухал от росы серый широкий плащ,
разодранный надвое и почти неразличимый в рассветных сумерках - но
Изменчивый не мог ошибиться. Чуть поодаль, вцепившись в сломанный меч,
скорчился худой человек в короткой тунике, открывавшей жилистые ноги в
шрамах. Голова убитого была неестественно вывернута, и спину прочерчивали
страшные борозды от кривых когтей.

- Это Мертвитель, - хрипло сказал Солли, забыв о том, кто сейчас
стоит рядом с ним самим. - Они шли за мной еще по пустыне...

Он присел и всмотрелся в подсыхающие раны.

- Странные когти... У пардуса не такие... Да и не водятся они здесь,
пардусы-то...

- Это Перевертыш, - Сигурд шагнул к кривому, чахлому стволу дерева
раус. - Пума-Перевертыш. Я уходил от них через Муаз-Тай. Думал - отстанут,
Даймона побоятся... Они...

Сигурд осекся. Остановился. И долго молчал.

- Нет, не они. Он. Гляди, Солли...

Два тела настолько переплелись в яростном, смертельном объятии, что
было трудно понять, кто из них - салар, а кто - Перевертыш. Им самим, во