говорить, так не говорят. Тому, что я не хочу, чтобы ты впустую тратил
силы и сходил с ума... Но это тоже нельзя было говорить, Фил только
окончательно бы осатанел. И он сказал еще одну правду:
я тебя успокою. И разочарую, вероятно: тебе совершенно не из-за чего
упиваться своим благородством, глубиной своих дружеских чувств... Зато и
беспокоиться не о чем. Ничего твоим любезным не грозит. Мирозданию до них
нет ни малейшего дела. На болтунов и слизней ему вообще начхать. Вот на
Глухова твоего, например. Да и на... - Вечеровский с вызывающей
вежливостью не закончил фразу, лишь демонстративно смерил Малянова
взглядом. - Признаться, я за всю жизнь не слышал столько чепухи, сколько
за сегодняшний вечер. Ты совершенно опустился, Дима. Интеллектуально,
духовно... По всем, что называется, параметрам. Мне жаль тебя. Тебе конец.
твой друг, пусть даже бывший... из искателя истины превратился в юродивого
с постоянно мокрыми от страха Божия штанами... отвратительно.
ответ, - он повернулся и без колебаний пошлепал по грязной обочине шоссе.
Малянов остался стоять. Сметное светлое пятно плаща постепенно удалялось,
уменьшалось, погасли звуки шагов; потом из ватной тишины, словно бы очень
издалека, прилетел бесплотный голос:
вниз не бежал, хотя торопился домой как мог, - сил совсем не осталось;
тупо стоял и ждал, когда его спустят. Загрузился. Удалось сесть, хотя
народу было еще много: воскресенье, все веселенькие... кто как умеет.
Прижался плечом к поперечной стене вагона, спрятал руки в карманы, голову
- в воротник. Усталость давила, плющила. Продрог до мозга костей. Ни
мыслей не осталось, ни чувств - только сердце частило, как на бегу: все -
зря, все - зря, все - зря...
ухватившись за поручень, навис над Маляновым, мутно глядя на него, мешком
мотаясь влево-вправо и икая. Но молчал. Так и ехал вместе с Маляновым до
"Парка Победы", висел и мотался, и глядел, глядел с бессмысленной
пристальностью и пьяным упорством, хотя время от времени то тут, то там
освобождались места - а когда Малянов встал выходить, с облегчением,
кряхтя и стеная, развернулся и, будто его в коленях подрубили, рухнул на
маляновское место. Двери не успели открыться, а он уже захрапел и принялся
пристраиваться головушкой на плечо к сидящей рядом женщине.
"ниссан". Он метнулся из-за угла внезапно, визжа тормозами, будто на
гонках в каком-нибудь Монте-Карло. Малянов едва успел отпры..."
Наверное, Малянов к этому времени еще и до места-то не успел добраться.
Обыскалась таблеток своих - ну нету, хоть тресни; а ведь должны были еще
оставаться, она помнила, должны. До дежурной аптеки пешком пятнадцать
минут. Попросила Бобку сбегать, конечно. Он еще порадовался: дескать, вот
хорошо, что я дома остался, ни в какие гости не пошел, а то что бы ты без
меня делала. И главное-то, главное - буквально через пять минут после его
ухода нашла свои таблетки, в комнате нашла, случайно, - стала доставать
из-под телевизора программу, посмотреть, чем вечер коротать, и вместе с
программой упаковка на пол: шлеп! Кто ее туда запихнул, когда, зачем... А
уже ничего не сделать. Ну, наглоталась, посокрушалась, что попусту сына от
книжки оторвала, но - ладно, лекарства лишними не бывают, пусть окажется
резерв... Через полчаса начала беспокоиться. И тут уж стало не до печенки.
невразумительные травмпункты, какие-то милицейские участки... Володьке
звонила дважды - надеялась, вдруг Бобка воспользовался случаем, что
вырвался из дому, зашел к приятелю и заигрался, или заболтался - хотя все
это было крайне маловероятно: зная, что мать дома одна ждет его с
настоятельно необходимым лекарством, никуда бы Бобка не пошел. Еще
каким-то его приятелям звонила... Как в воду канул.
никого, а он вдруг ключ потерял...
дрожащие губы и, по-прежнему не говоря ни слова, пошел обратно на улицу.
Во дворе было пусто, и все окна уже были темными - так, светились два-три.
За одним, наверное, кто-то болел, за другим кто-то увлеченно работал, за
третьим допивали обязательное воскресное. Еще светилось их окно, за ним
была Ирка. Под аркой, рокоча, густо протравливая туман выхлопом, стоял
грузовик с открытым кузовом, полным какой-то беспорядочно наваленной
белесой мебели - ножки торчали выше крыши кабины и не вписывались в
габарит. Какой-то мужик в ватнике, в сапогах уныло и не споро ковырялся в
кузове, пытаясь пораспихать барахло так, чтобы можно стало проехать.
на пять минут!
протискиваясь между бортом кузова и стеной.
вытурила, чего теперь-то спешить?
Мокро отблескивал асфальт в тусклом свете редких фонарей, время от времени
под ногами хлюпало.
раз даже позвал: "Бобка!!" Туман переварил и это. Аптека, конечно, давно
уже была закрыта, внутри - темно. Зачем-то Малянов попытался заглянуть
внутрь; покрутился у окон, то вытягивая шею, то приседая, - ничего не
разглядел.
чуть подсвеченное рыжим отсветом близкого проспекта:
был опущен. Мужик в кузове сидел, свесив ноги, на краю и уныло курил. За
его спиной смутно топорщилась рогами деревянная груда, левой рукой он
поддерживал стоящий на коленке наполовину пустой стакан. Увидев Малянова,
мужик сначала широко заулыбался, потом захохотал.
не опущенным бортом. Поднял повыше стакан и протянул его в сторону
Малянова.
меловая, как будто даже поседевшая за этот вечер Ирка вышла из кухни в
коридор с сигаретой в руке и стала молча смотреть, как Малянов разувается.
Они не проронили ни слова, только обменялись короткими безнадежными
взглядами: не нашел? - не нашел; не пришел? - не пришел. Оба вернулись на
кухню; казалось - там теплее. Даже сквозь дым отчетливо пахло
валокордином. Ирка, похоже, принимала - совсем недавно. Дрожащими ледяными
руками Малянов и себе накапал за компанию. Ирка смотрела.
выпей.
голову в плечи, искоса поглядела на Малянова, будто прося прощения. - Не
надо, Дим. Я сейчас сидела тут одна... Вдруг ты тоже исчезнешь.
жалобно помявкивая, стал тереться о ноги. Даже жрать не просил. Чуял беду.
осторожное позвякивание - и их катапультировало из кухни.
Николаев Андрей
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Марко Джон
Суворов Виктор