лопаток.
переломали ему руки-ноги - больше не глазеет. Когда уходим-то, Молчун?
Долго ты мне голову будешь морочить? У меня ведь старуха в другой дом
ушла, и сам я третью ночь у старосты ночую, а нынче вот думаю пойти к
Хвостовой вдове ночевать. Еда вся до того перепрела, что и старик уже
жрать не желает, кривится, говорит: перепрело у тебя все, не то что жрать
- нюхать невозможно... Только к Чертовым скалам я не пойду, Молчун, а
пойду я с тобою в Город, наберем мы там с тобой баб, если воры встретятся,
половину отдадим, не жалко, а другую половину в деревню приведем, пусть
здесь живут, нечего им там плавать зря, а то одна тоже вот плавала, дали
ей хорошенько по соплям - больше не плавает и воды видеть не может...
Слушай, Молчун, а может, ты наврал про Город или привиделось тебе, отняли
у тебя воры Наву, тебе с горя и привиделось. Колченог вот не верит:
считает, что тебе привиделось. Какой же это Город в озере - все говорили,
что на холме, а не в озере. Да разве в озере можно жить, мы же там все
потонем, там же вода, мало ли что там бабы, я в воду даже за бабами не
полезу, я плавать не умею, да и зачем? Но я могу, в крайнем случае, на
берегу стоять, пока ты их из воды тащить будешь... Ты, значит, в воду
полезешь, а я, на берегу останусь, и мы с тобой эдак быстро управимся...
болото надо идти - за дубиной. А у меня времени не было, я еду стерег,
чтобы старик ее не сожрал, да и зачем мне дубина, когда я драться ни с кем
не собираюсь... Один вот токе дрался...
выходим.
изменился. Как он ни старался втолковать им, они ничего не поняли, а может
быть, ничему не поверили. Идея надвигающейся гибели просто не умещалась в
их головах. Гибель надвигалась слишком медленно. И начала надвигаться
слишком давно. Может быть, дело было в том, что гибель - понятие,
связанное с мгновенностью, катастрофой, сиюминутностью. Они не умели
обобщать, они не умели думать о мире вне своей деревни. Была деревня и был
лес. Лес был сильнее, но лес _в_с_е_г_д_а_ был и всегда _б_у_д_е_т
сильнее. При чем здесь гибель? Такова жизнь. Когда-нибудь они спохватятся.
Когда не останется больше женщин, когда болота подойдут вплотную к домам,
когда посреди улиц ударят подземные источники, и деревня начнет
погружаться под воду... Впрочем, может быть, и тогда они не спохватятся -
просто скажут: "Нельзя здесь больше жить", - и уйдут в Новую деревню...
за ночь, и готовился завтракать.
еще без Навы приспособишься... Я слыхал, ты опять уходишь... Что это тебе
дома не сидится? Сидел бы дома, хорошо бы тебе было. В Тростники идешь или
в Муравейники? В Тростники бы я тоже с тобой сходил. Свернули бы мы сейчас
с тобой по улице направо, перешли бы через редколесье, там бы грибов
набрали заодно, захватили бы с собой бродило, там же и поели бы, хорошие в
редколесье грибы, в деревне такие не растут, да и в других местах тоже,
ешь-ешь, и все мало... А как поели бы, вышли бы мы с тобой из редколесья,
да мимо Хлебного болота, там бы опять поели, хорошие злаки там родятся,
сладкие, просто удивляешься, что на болоте и такие злаки произрастают...
Ну а потом, конечно, прямо за солнцем, три дня бы шли, а там уже в
Тростники...
Послезавтра выходим. Кулак токе идет.
скалам нам не пройти. Это ты знаешь, где Чертовы скалы? Их, может, и
вообще нигде нет, а просто так говорят: скалы - мол, Чертовы... Так что к
Чертовым Скалам я не пойду: не верю я в них. Вот если бы в Город,
например, или еще лучше в Муравейники, это тут рядом, рукой подать...
Слушай, Молчун, а пошли-ка мы с тобой в Муравейники, и Кулак пойдет... Я
ведь в Муравейниках как ногу себе сломал, так с тех пор там и не был.
Нава, бывало, все просила меня: сходим, Колченог, в Муравейники, охота,
видишь, ей было посмотреть дупло, где я ногу сломал, а я ей говорю, что я
не помню, где это дупло, и вообще, может, Муравейников больше теперь нет,
я там давно не был...
говорил о Тростниках, говорил о Муравейниках, глаза его были опущены, и он
только изредка взглядывал на Атоса. И Атосу вдруг пришло в голову, что
Колченог только с ним говорит так - как слабоумный, не способный
сосредоточиться на одной мысли, что вообще-то Колченог хороший спорщик и
видный оратор, и с ним считается и староста, и Кулак, а старик просто
боится его и не любит, и что Колченог был лучшим приятелем и спутником
известного Обиды-Мученика, человека беспокойного и ищущего, ничего не
нашедшего и сгинувшего где-то в лесу... И тогда Атос понял, что Колченог
просто не хочет пускать его в лес, боится за него и жалеет его, что
Колченог просто добрый и умный человек, но лес для него - это лес, опасное
место, гибельное, куда многие ходили да немногие возвращались, и если уж
полоумному Молчуну удалось один раз вернуться, потеряв там девочку, то
дважды таких чудес не случается...
послушай и поверь. Я не сумасшедший, и к Чертовым скалам я не потому иду,
что мне дома не сидится. Люди, которые живут на Чертовых скалах, это
единственные люди, которые могут спасти деревню. К ним я и иду. Понимаешь,
я иду звать их на помощь.
выйдем, свернем налево, дойдем до поля и мимо двух камней выйдем на тропу,
эту тропу сразу отличить можно - там валунов столько, что ноги сломаешь...
Да ты ешь грибы, Молчун, ешь, они хорошие... По этой, значит, тропе дойдем
до грибной деревни, я тебе про нее, по-моему, рассказывал, она пустая, вся
грибами поросла, но не такими, как эти, например, а скверными, их мы есть
не будем, от них болеют и умереть можно, так что мы в этой деревне даже
останавливаться не будем, а сразу пойдем дальше и, спустя время, дойдем мы
до чудаковой деревни, там горшки делают из земли - вот додумались, это
после того случилось у них, как синяя трава через них прошла - и ничего,
не заболели даже, только горшки из земли делать стали... У них мы тоже
останавливаться не будем, нечего нам у них там останавливаться, а пойдем
сразу от них направо - тут тебе и будет глиняная поляна...
Правда, они не знают, что они несчастные. Они не знают, что сильные этой
планеты считают их лишними, жалкой ошибкой. Они не знают, что сильные,
занятые своей непонятной всепланетной деятельностью, уже нацелились в них
тучами управляемых вирусов, колоннами роботов, стенами леса. Они не знают,
что все для них уже предопределено, что будущее человечество на этой
планете - это партеногенез и рай в теплых озерах и, что самое страшное,
историческая правда на этой планете не на их стороне, что они являются
реликтами, осужденными на гибель объективными законами, и что помогать им
- означает на этой планете - идти против прогресса, задерживать прогресс,
на каком-то крошечном участке его фронта... Но только меня не это
интересует, подумал Атос. Какое мне дело до их прогресса, это не мой
прогресс, я и прогрессом-то его называю только потому, что нет другого
слова для обозначения объективного направления истории. Здесь выбирает не
голова, здесь выбирает сердце. Может быть, хотя теперь я вижу, что это
невозможно, но предположим... Если бы подруги подобрали меня, вылечили и
обласкали, приняли бы меня как своего, пожалели бы - может быть, тогда я
сломал бы себя и объединил бы сердце с головой, встал бы на сторону этого
прогресса, и Колченог был бы для меня просто досадной ошибкой, с которой
слишком уж долго возятся... Но меня спас, выходил и обласкал Колченог, и
деревня стала моей деревней, и ее беды стали моими бедами, и ее ужасы
стали моими ужасами... И мне плевать, что она досадный камешек в жерновах
прогресса, и сделаю все, чтобы на этом камешке жернова затормозили, и если
я доберусь до Базы, я сделаю все, чтобы эти жернова остановились, а если
мне это не удастся, - а мне почти наверняка не удастся уговорить их, -
тогда я вернусь сюда один и уже не со скальпелем... И тогда мы посмотрим.
налево...
хором: "Молчун! Молчун!" Колченог встрепенулся.
хочу.
близко внизу, под ногами. Леса видно не было. Леонид Андреевич лег на
спину, свесив босые ноги в пропасть и заложив руки за голову. Турнен сидел
на корточках неподалеку и внимательно, без улыбки смотрел на него.
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр