Чтение 20–й страницы книги ~Улитка на склоне~

надобностям) и пятнадцать тысяч семь километров - пешком. А ведь я старше
вас. Странно, странно, Перец... Н-ну, хорошо. Попробуем следующий пункт.
Какие игрушки вы более предпочитали в дошкольном возрасте?

- Заводные танки, - сказал Перец и вытер со лба пот. - И броневики.

- Ага! Помните! А ведь это был дошкольный возраст, времена, так
сказать, гораздо более отдаленные. Хотя и менее ответственные, правда,
Перец? Так. Значит, танки и броневики... Следующий пункт. В каком возрасте
вы почувствовали влечение к женщине, в скобках - к мужчине? Выражение в
скобках обращено, как правило, к женщинам. Можете отвечать.

- Давно, - сказал Перец. - Это было очень давно.

- Точнее.

- А вы? - сказал Перец. - Скажите сначала вы, а потом я.

Председательствующий пожал плечами.

- Мне скрывать нечего. Впервые это случилось в возрасте девяти лет,
когда меня мыли вместе с двоюродной сестрой... А теперь прошу вас.

- Не могу, - сказал Перец. - Не желаю я отвечать на такие вопросы.

- Дурак, - прошептали у него над ухом. - Соври что-нибудь с серьезным
видом, и все. Что ты мучаешься? Кто там тебя будет проверять?

- Ладно, - покорно сказал Перец. - В возрасте десяти лет. Когда меня
купали вместе с собакой Муркой.

- Прекрасно! - воскликнул председательствующий. - Можете ведь, если
захотите! А теперь перечислите болезни ног, которыми вы страдали...

- Ревматизм.

- Еще?

- Перемежающаяся хромота.

- Очень хорошо. Еще?

- Насморк, - сказал Перец.

- Это не болезнь ног.

- Не знаю. Это у вас, может быть, не болезнь ног. А у меня - именно
ног. Промочил ноги, и насморк.

- Н-ну, предположим. А еще?

- Неужели мало?

- Это как вам угодно. Но предупреждаю: чем больше, тем лучше.

- Спонтанная гангрена, - сказал Перец. - С последующей ампутацией.
Это была последняя болезнь моих ног.

- Теперь, пожалуй, достаточно. Последний вопрос. Ваше мировоззрение,
кратко.

- Материалист, - сказал Перец.

- Какой именно материалист?

- Эмоциональный.

- У меня вопросов больше нет. Как у вас, господа?

Вопросов больше не было. Сотрудники частью дремали, частью
беседовали, повернувшись к председательствующему спиной. Грузовик шел
теперь медленно. Становилось жарко, тянуло влагой и запахом леса,
неприятным и острым запахом, который в обычные дни не достигал Управления.
Грузовик катился с выключенным мотором, и слышно было, как издалека, из
очень далекого далека доносится слабое урчание грома.

- Поражаюсь я, на вас глядя, - говорил товарищ секретаря, тоже
повернувшись спиной к председательствующему. - Нездоровый пессимизм
какой-то. Человек по своей натуре оптимист, это во-первых. А, во-вторых, и
в главных - неужели вы полагаете, что директор меньше вас думает обо всех
эти вещах? Смешно даже. В последнем своем выступлении, обращаясь ко мне,
директор развернул величественные перспективы. У меня просто дух захватило
от восторга, я не стыжусь сознаться. Я всегда был оптимистом, но эта
картина... Если хотите знать, все будет снесено, все эти склады,
коттеджи... Вырастут ослепительной красоты здания из прозрачных и
полупрозрачных материалов, стадионы, бассейны, воздушные парки,
хрустальные распивочные и закусочные! Лестницы в небо! Стройные гибкие
женщины со смуглой упругой кожей! Библиотеки! Мышцы! Лаборатории!
Пронизанные солнцем и светом! Свободное расписание! Автомобили, глайдеры,
дирижабли... Диспуты, обучение во сне, стереокино... Сотрудники после
служебных часов будут сидеть в библиотеках, размышлять, сочинять мелодии,
играть на гитарах и других музыкальных инструментах, вырезать по дереву,
читать друг другу стихи!...

- А ты что будешь делать?

- Я буду вырезать по дереву.

- А еще что?

- Еще я буду писать стихи. Меня научат писать стихи, у меня хороший
почерк.

- А я что буду делать?

- Что захочешь! - великодушно сказал товарищ секретаря. - Вырезать по
дереву, писать стихи... Что захочешь.

- Не хочу я вырезать по дереву. Я математик.

- И пожалуйста! И занимайся себе математикой на здоровье!

- Математикой я и сейчас занимаюсь на здоровье.

- Сейчас ты получаешь за это жалованье. Глупо. Будешь прыгать с
вышки.

- Зачем?

- Ну как - зачем? Интересно ведь...

- Не интересно.

- Ты что же хочешь сказать? Что ты ничем, кроме математики, не
интересуешься?

- Да вообще-то ничем, пожалуй... День проработаешь, до того
обалдеешь, что больше ничем уже не интересуешься.

- Ты просто ограниченный человек. Ничего, тебя разовьют. Найдут у
тебя какие-нибудь способности, будешь сочинять музыку, вырезать что-нибудь
такое...

- Сочинять музыку - не проблема. Вот где найти слушателей...

- Ну, я тебя послушаю с удовольствием... Перец вот...

- Это тебе только кажется. Не будешь ты меня слушать. И стихи ты
сочинять не будешь. Повыпиливаешь по дереву, а потом к бабам пойдешь. Или
напьешься. Я же тебя знаю. И всех я здесь знаю. Будете слоняться от
хрустальной распивочной до алмазной закусочной. Особенно, если будет
свободное расписание. Я даже подумать боюсь, что же это будет, если дать
вам здесь свободное расписание.

- Каждый человек в чем-нибудь да гений, - возразил товарищ секретаря.
- Надо только найти в нем это гениальное. Мы даже не подозреваем, а я,
может быть, гений кулинарии, а ты, скажем, гений фармацевтики, а
занимаемся мы не тем и раскрываем себя мало. Директор сказал, что в
будущем этим будут заниматься специалисты, они будут отыскивать наши
скрытые потенции...

- Ну, знаешь, потенции - это дело темное. Я-то, вообще, с тобой не
спорю, может быть, действительно в каждом сидит гений, да только что
делать, если данная гениальность может найти себе применение либо только в
далеком прошлом, либо в далеком будущем, а в настоящем - даже
гениальностью не считается, проявил ты ее или нет. Хорошо, конечно, если
ты окажешься гением кулинарии. А вот как выяснится, что ты гениальный
извозчик, а Перец - гениальный обтесыватель каменных наконечников, а я
гениальный уловитель какого-нибудь икс-поля, о котором никто ничего не
знает и узнает только через двести лет... Вот тогда-то, как сказал поэт, и
повернется к нам черное лицо досуга...

- Ребята, - сказал кто-то, - а пожрать-то мы с собой ничего не взяли.
Пока приедем, пока деньги выдадут...

- Стоян накормит.

- Стоян тебя накормит, как же. У них там пайковая система.

- Надо же, ведь давала жена бутерброды!

- Ничего, потерпим, вон уже шлагбаум...

Перец вытянул шею. Впереди желто-зеленой стеной стоял лес, и дорога
уходила в него, как нитка уходит в пестрый ковер. Грузовик проехал мимо
фанерного плаката: "ВНИМАНИЕ! СНИЗИТЬ СКОРОСТЬ! ПРИГОТОВИТЬ ДОКУМЕНТЫ!"
Уже был виден полосатый опущенный шлагбаум, грибок возле него, а правее -
колючая проволока, белые шишки изоляторов, решетчатые башни с
прожекторами. Грузовик остановился. Все стали смотреть на охранника,
который, перекрестив ноги, стоя, дремал под грибком с карабином под
мышкой. На губе у него висела потухшая сигарета, а площадка под грибком
была усыпана окурками. Рядом со шлагбаумом торчал шест с прибитыми к нему
предупреждающими надписями: "ВНИМАНИЕ! ЛЕС!", "ПРЕДЪЯВЛЯЙ ПРОПУСК В
РАЗВЕРНУТОМ ВИДЕ!", "НЕ ЗАНЕСИ ЗАРАЗУ!" Шофер деликатно погудел. Охранник
открыл глаза, мутно посмотрел перед собою, потом отделился от грибка и
пошел вокруг автомобиля.

- Много что-то вас, - сказал он сипло. - За деньгами?

- Точно так, - заискивающе сказал бывший председательствующий.

- Хорошее дело, доброе, - сказал охранник. Он обошел грузовик стал на
подножку и заглянул в кузов. - Ох, сколько же вас, - сказал он с упреком.
- А руки? Руки как, чистые?

- Чистые! - хором сказали сотрудники. Некоторые выставили ладони.

- У всех чистые?

- У всех!

- Ладненько, - сказал охранник и по пояс засунулся в кабину. Из
кабины донеслось: - Кто старший? Вы будете старший? Сколько везешь? Ага...
Не врешь? Фамилия как? Ким? Ну, смотрите, Ким, я твою фамилию запишу...
Здорово Вольдемар! Все ездишь?.. А я вот все охраняю. Покажи
удостоверение. Ну-ну, ты не лайся, давай показывай... В порядке
удостоверение, а то бы я тебя... Что же это ты на удостоверении телефоны
пишешь? Постой... Это какая же Шарлотка? А-а, помню. Дай-ка я тоже
перепишу... Ну, спасибо. Езжайте. Можно ехать.

Он соскочил с подножки, подымая сапогами пыль, подошел к шлагбауму и
навалился на противовес. Шлагбаум медленно поднялся, развешенные на нем
кальсоны съехали в пыль. Грузовик тронулся.

В кузове загомонили, но Перец ничего не слышал. Он въезжал в лес. Лес