чувствовать себя влюбленной в него.
уставший от жизни. И тут он вспомнил, что они не назначили следующего
свидания - ни у нее, ни в другом месте.
Глава 5
Верна, но не точна.
часов. Так как из-за осенних дождей Мариолю приходилось теперь ждать ее
за калиткою, у забора, в грязи, дрожа от сырости, он велел поставить
деревянную будку, вроде сеней, с крышею и стенами, чтобы не простужаться
при каждой встрече. Деревья стояли обнаженные, на месте роз и других
растений теперь раскинулись высокие и широкие клумбы с белыми, розовыми,
сиреневыми, красными, желтыми хризантемами, которые распространяли свое
терпкое и пряное, немного печальное благоухание крупных, благородных
осенних цветов в сыром воздухе, пропитанном грустным запахом дождя,
струящегося на опавшие листья. Их редкие разновидности умело подобранных
и искусственно подчеркнутых оттенков образовали перед входом в домик
большой мальтийский крест нежных переливчатых тонов, и когда Мариоль
проходил мимо этой клумбы, придуманной его садовником, где распускались
все новые изумительные цветы, его сердце сжималось от мысли, что этот
цветущий крест как бы обозначает могилу.
лил на солому, которою он распорядился покрыть крышу, и стекал с нее по
дощатым стенам; и каждый раз, стоя в этой часовне ожидания, он перебирал
все те же думы, повторял те же рассуждения, проходил через те же
надежды, те же тревоги и то же отчаяние.
ожесточенная, изнуряющая борьба с чем-то неуловимым, с чем-то, быть
может, даже вовсе не существующим; борьба за сердечную нежность этой
женщины. Как странны были их встречи!
снимая шляпы, не снимая перчаток, не поднимая вуалетки, даже не
поцеловав его. В такие дни ей нередко и в голову не приходило его
поцеловать. В уме ее роилось множество посторонних мыслей, более
заманчивых, чем желание протянуть губы возлюбленному, которого снедает
отчаянная страсть. Он садился возле нее, с сердцем и устами, полными
жгучих слов, не находивших исхода; он слушал ее, отвечал и, с виду очень
заинтересованный тем, что она рассказывала, временами пробовал взять ее
за руку. И она давала ее бессознательно, дружески и хладнокровно.
нее тревожные взгляды, проницательные взгляды влюбленного, бессильного
покорить ее всецело, он понимал, догадывался, что эта относительная
нежность объясняется тем, что сегодня ее мысль не взволнована и не
отвлечена никем и ничем.
стремилась она на эти свидания. Торопишься к тому, что любишь, что
нравится, что влечет к себе, но никогда не спешишь к тому, что мало
привлекает, и все тогда служит предлогом, чтобы замедлить или прервать
поездку, чтобы оттянуть тягостный час. Странное сравнение с самим собою
беспрестанно приходило ему в голову. Летом влечение к холодной воде
заставляло его спешить с утренним туалетом, чтобы поскорее принять душ,
в то время как в сильные холода столько мелочей задерживало его, что он
приходил в ванное заведение часом позже обычного. Отейльские встречи
были для нее тем же, что душ зимою.
их на другой день, в последнюю минуту присылала депешу - казалось,
выискивая препятствия и всегда находя вполне благовидные предлоги, но
они все же вызывали у него невыносимую душевную тревогу и физическое
изнеможение.
утомление от его страсти, которая, как она видела и чувствовала, все
росла, он, пожалуй, мог бы рассердиться, потом оскорбиться, потом впасть
в уныние и наконец успокоиться. Она же, напротив, казалась как никогда
привязанной к нему, как никогда польщенной его любовью, дорожащей ею, но
отвечала ему лишь дружеским предпочтением, которое начинало возбуждать
ревность других ее поклонников.
той же телеграмме, в которой сообщала Андре о невозможности приехать в
Отейль, она настойчиво приглашала его прийти к обеду или посидеть часок
вечером. Сначала он принимал эти приглашения за желание вознаградить
его, но потом он понял, что ей просто очень приятно его видеть,
приятнее, чем остальных, что действительно он ей нужен, нужны его речь,
боготворящий взгляд, близость, как бы обволакивающая привязанность и
сдержанная ласка его присутствия. Они были ей нужны, подобно тому, как
идолу, чтобы стать истинным богом, нужны чьи-то молитвы и вера. В
безлюдной часовне он всего лишь точеная деревяшка. Но если хоть один
верующий войдет в святилище, станет поклоняться, взывать, повергаться
ниц, стенать от усердия в упоении своей верою, идол станет равным Браме,
Аллаху или Христу, ибо всякое любимое существо - своего рода бог.
для роли фетиша, для миссии, которую природа предназначила женщинам, -
быть предметом поклонения и искательства, торжествовать над мужчинами
своею красотой, изяществом, очарованием и кокетством.
требовательной и надменной, которую любовное преклонение мужчин, точно
фимиам, возвеличивает и обожествляет.
проявляла почти открыто, не боясь сплетен и, быть может, не без тайного
умысла раздразнить и воспламенить других. Теперь уже почти нельзя было
прийти к ней, чтобы не застать его здесь, сидящим в большом кресле,
которое Ламарт называл "жреческим троном", и ей доставляло истинное
удовольствие проводить целые вечера с ним наедине, беседуя и слушая его.
перед ней, и беспрестанное общение с приятным, просвещенным,
образованным человеком, принадлежащим ей, ставшим ее собственностью, как
безделушки, валяющиеся у нее на столе. Она и сама мало-помалу
раскрывалась перед ним, делясь своими мыслями, своими затаенными мечтами
в дружеских признаниях, которые так же приятно делать, как и
выслушивать. Она чувствовала себя с ним свободнее, искреннее,
откровеннее, непринужденнее, чем с другими, и любила его за это больше
других Как всякой женщине, ей было отрадно чувствовать, что она
действительно дарит что-то, впервые доверяет кому-то всю свою сущность.
великую, окончательную победу над существом, которое отдает в ласках всю
свою душу. Однако ласки она, по-видимому, считала излишними, докучными,
даже тягостными. Она покорялась им, не была безразличной, но быстро
уставала, а за этой усталостью, несомненно, следовала скука.
и раздражала ее. Когда он, беседуя, брал ее руку и один за другим
целовал ее пальцы, слегка всасывая их, как конфеты, ей, видимо, хотелось
отнять их, и он чувствовал в ее руке невольное сопротивление.
воротничком и золотистыми завитками на затылке, вдыхая ее аромат в
складках материи, касающейся тела, она слегка отстранялась и еле заметно
ускользала от прикосновения его губ.
любви, раны, которые потом еще долго кровоточили. Почему ей не дано было
пережить хотя бы тот краткий период увлечения, который наступает почти у
всех женщин после того, как они добровольно и бескорыстно дарят свое
тело? Часто он длится недолго, сменяясь сначала усталостью, потом
отвращением. Но как редко случается, что он вовсе не наступает - ни на
один день, ни на один час! Эта женщина сделала его не любовником, а
чутким свидетелем своей жизни.
дарят так много?
появится неожиданно, кого она встретит завтра или послезавтра, кто бы он
ни был - художник, светский лев, офицер, актеришка, - того, кто рожден
пленить ее женский взор и нравиться ей только потому, что он - тот
самый, который впервые внушит ей властное желание раскрыть свои объятия.
прошлому; зато все друзья молодой женщины уже начинали ее ревновать к
нему. Они говорили об этом между собою, а иногда даже осмеливались на
осторожные, туманные намеки в ее присутствии. Одни считали, что он ее
любовник. Другие придерживались мнения Ламарта и утверждали, что она,
как обычно, забавляется тем, что кружит ему голову, а их доводит до
ожесточения и отчаяния, - вот и все. Заволновался и ее отец; он сделал
ей несколько замечаний, которые она выслушала свысока. И чем больше рос
вокруг нее ропот, тем с большей настойчивостью она открыто выказывала
свое предпочтение Мариолю, странным образом противореча своему обычному
благоразумию.
них.