ческий тон, это утонченное проявление дружбы. Быть может, к этому
чувству примешалась и некоторая доля тщеславия, но только слезы выступи-
ли у меня на глазах, когда на прощание король протянул мне руку. Я чуть
было не поцеловала ее, и, должно быть, именно таков был мой долг, но раз
уж я исповедуюсь вам, то должна сказать, что в этот миг меня вдруг охва-
тил ужас, и холод недоверия словно сковал мои движения. Мне показалось,
что король столь ласково беседовал со мной и льстил моему самолюбию лишь
для того, чтобы помешать мне рассказывать ту сцену в Росвальде, которая
могла бы произвести на иных впечатление, способное неблагоприятно отра-
зиться на его политике. Мне показалось также, что он боится стать смеш-
ным в глазах тех, кто узнал бы о его доброте и признательности по отно-
шению ко мне. И, кроме того, внезапно, в какую-то долю секунды, мне при-
помнилось все - страшный военный режим Пруссии, описанный бароном фон
Тренком, жестокость вербовщиков, несчастья Карла, заточение благородного
Тренка, которое я приписывала его участию в освобождении бедного дезер-
тира, крики солдата, которого наказывали однажды утром, когда я проезжа-
ла мимо какой-то деревни, - вся эта деспотическая система, составляющая
силу и славу Великого Фридриха. Я уже не могла ненавидеть его самого, но
вновь увидела в нем неограниченного властелина, прирожденного врага всех
простых сердец, не понимающих необходимости бесчеловечных законов и не
способных проникнуть в тайны империи.
меня, но иногда он приглашал меня в Сан-Суси, где я проводила по нес-
кольку дней вместе с Порпорино или Кончолини, моими товарищами, а также
сюда, во дворец, где я участвовала в его маленьких концертах и аккомпа-
нировала скрипке господина Грауна, Бенды или же флейте господина Кванца,
а иногда и самого короля.
- Я по опыту знаю что, когда мой дорогой брат берет фальшивую ноту или
не попадает в такт, он сердится на своих партнеров и возлагает всю вину
на них.
господин Кванц, не всегда бывает огражден от этих мелочных и несправед-
ливых упреков. Зато если королю случается вспылить, он быстро заглажива-
ет свою вину какими-нибудь знаками уважения или тонкими похвалами,
льющими бальзам на раны уязвленного самолюбия. Даже артисты, самые обид-
чивые в мире люди, прощают ему за ласковое слово или просто за возглас
восхищения все его резкости и вспышки гнева.
неужели и ты поддалась чарам этого василиска?
испытывала на себе его обаяние. Все эти мелкие хитрости всегда были мне
чужды, и я каждый раз оказывалась обманутой, а если и разгадываю их, то
лишь потом, хорошенько поразмыслив. Часто мне приходилось видеть короля
в театре, а иногда после спектакля он даже заходил в мою уборную. Он
всегда он бывал со мной отечески ласков. Но мы никогда не оставались на-
едине, если не считать двух или трех встреч в садах Сан-Суси, да и то,
должна признаться, это я сама проследила часы его прогулок и старалась
попасться ему на глаза. В подобных случаях он подзывал меня или сам лю-
безно шел мне навстречу, и я пользовалась минутой, чтобы заговорить с
ним о Порпоре и напомнить о моей просьбе. Все время я получала те же са-
мые обещания, но они так и не были исполнены. Впоследствии я изменила
тактику и стала просить позволения уехать в Вену, но король отвечал мне
то ласковым упреком, то ледяной холодностью, а чаще всего проявлял явное
раздражение. Так что и эта моя попытка оказалась столь же безуспешной.
Правда, как-то раз король сухо ответил мне: "Поезжайте, мадемуазель, вы
свободны". Но даже и после этого я не получила ни полного расчета, ни
бумаг, ни подорожной. Итак, ничто не изменилось, и, если мое положение
сделается невыносимым, я вижу только один выход - бегство. Увы, принцес-
са! Меня часто коробило отсутствие у Марии-Терезии музыкального вкуса,
но я и не подозревала тогда, что король-меломан гораздо более опасен,
чем императрица, лишенная слуха.
его величеством. Ни разу у меня не было повода испугаться или просто за-
подозрить его в фантазии полюбить меня, - фантазии, которую вашему высо-
честву угодно было ему приписать. Правда, я испытывала иногда гордость
при мысли о том, что благодаря некоторому музыкальному таланту и тому
необыкновенному случаю, когда мне посчастливилось спасти королю жизнь,
он питает ко мне нечто вроде дружбы. Он не раз говорил мне это и говорил
так мило, с такой непринужденной откровенностью, он как будто испытывал
от беседы со мной такое неприкрытое, исполненное такого благоволения
удовольствие, что я, быть может бессознательно и, уж конечно, невольно,
привыкла отвечать ему столь же своеобразной дружбой. Это слово звучит
странно в моих устах и, без сомнения, кажется неуместным, но чувство го-
рячей почтительности и робкого доверия, какое мне внушают присутствие,
взгляд, голос и ласковые речи этого царственного василиска, как вы его
назвали, столь же необычно, сколь искренно. Мы собрались здесь, чтобы
говорить все, и условились, что я буду откровенна до конца. Так вот -
признаюсь вам, что король внушает мне страх, почти ужас, когда я его не
вижу и только дышу разреженным воздухом его империи, но стоит мне уви-
деть его, как я подпадаю под его обаяние и готова любым способом дока-
зать ему всю ту преданность, какую застенчивая, но любящая дочь может
питать к строгому, но доброму отцу.
его влиянию или его чарам настолько, что выдашь нашу тайну!
касается моих друзей и вообще кого бы то ни было, кроме меня самой, то
не только королю, но даже и более искусным фарисеям, если они существу-
ют, не удастся поймать меня в ловушку.
действие, какое на тебя оказывает Фридрих. Ну, ну, не сердись, я вовсе
не сравниваю вас. Продолжай свою историю и расскажи о Калиостро. Мне го-
ворили, что на одном сеансе магии он показал тебе мертвеца, который, как
я предполагаю, оказался графом Альбертом.
решусь рассказать вам еще одну тягостную историю, о которой хочу, но не
могу забыть, то, по нашему условию, я тоже имею право задать вам нес-
колько вопросов.
дить из могилы, или по крайней мере что маги способны показать нам их
лица, одушевленные каким-то подобием жизни, причем эти видения могут до
такой степени завладеть нашим воображением, что мы почти теряем рассудок
и видим их собственными глазами?
в то, чего не может быть. Не верю ни в магию, ни в воскрешение мертвых.
А вот наше бедное, безумное воображение - оно способно на все, в это я
верю.
ду тем... Но может быть, этот вопрос будет нескромным?..
известно. Но позволь мне, дитя мое, объяснить тебе эту странную непосле-
довательность в более подходящую минуту. Уже при виде таинственной тет-
радки, присланной через чародея СенЖермена и оказавшейся письмом, адре-
сованным мне Тренком, ты могла бы понять, что вся эта мнимая некромантия
способна служить ширмой для чего угодно. Но не могу же я за такой корот-
кий срок открыть тебе все то, что она скрывает от глаз толпы, что она
утаивает от шпионов, шныряющих при дворах, и от тирании законов. Набе-
рись терпения, я решила приобщить тебя ко всем моим тайнам. И ты заслу-
живаешь этого гораздо больше, чем моя дорогая фон Клейст, потому что она
труслива и суеверна. Да, этот ангел доброты, эта кроткая душа не облада-
ет здравым смыслом. Она верит в дьявола, в чародеев, в привидения, в
предзнаменования, верит так, словно не в ее руках были сосредоточены
тайные нити всей этой грандиозной аферы. Она напоминает тех алхимиков
минувших времен, которые терпеливо и умело создавали уродов, а потом до
такой степени пугались своих собственных созданий, что становились раба-
ми какого-нибудь чертика, вышедшего из их реторты.
возразила Порпорина, - и должна признаться, что мне довелось стать сви-
детелем власти, если даже не всемогущества Калиостро. Вообразите, что,
пообещав показать задуманного мною человека, имя которого он якобы про-
читал в моих глазах, он показал мне другое лицо и - более того - показал
мне его живым, как будто и не подозревая, что тот умер. И все же, нес-
мотря на эту двойную ошибку, он воскресил перед моими глазами покойного
моего супруга, и это навсегда останется для меня мучительной и страшной
загадкой.
все остальное.
что увижу через стекло или сквозь прозрачную завесу изображение маэстро
Порпоры. Дело в том, что за ужином я несколько раз заговаривала о нем и,
выражая сожаление по поводу его отсутствия, заметила, что господин Кали-
остро внимательно прислушивается к моим словам. Чтобы облегчить ему за-
дачу, я мысленно представила себе лицо моего учителя и ждала совершенно
спокойно, пока еще не принимая этот опыт всерьез. И хотя мысль об
Альберте никогда не покидает меня, как раз в этот момент я не думала о
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Андреев Николай
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Майер Стефани