почему-то винили отнюдь не ее, а Кантакузина, кто явно, кто исподтиха
намекая на тайное властолюбие и коварство нынешнего императора.
унии. Но он-то как раз и не признавал Кантакузина законным императором!
грека, что посещал Москву и столкнулся с Алексием когда-то в споре о свете
Фаворском. То же гладкое лицо, та же расчесанная волосок к волоску борода,
то же выражение вежливого превосходства, доведенного до нежелания спорить
о чем-либо с <варваром>.
разводя пальцы правой руки нарочито беспомощным жестом. - Ваш великий
Кантакузин возжелал оттеснить от престола законную династию! По милости
его все безмерно запуталось ныне! Безмерно! Ужасы гражданской войны, коих
вы, московиты, к счастью для себя, не видали... Да, да, вам это трудно
постичь... Я понимаю, да. Потом чума! Власть держится на трех опорах:
народе, синклите и войске. Народ истреблен чумой и разорен налогами.
Войско наше погибло во Фракии. Синклит? Где он теперь и главное - кто в
нем?! <У ромейской державы есть два стража: чины и деньги>, - изрек в свое
время великий Пселл. Денег, по милости гражданской войны, у империи не
осталось совсем. Гражданские чины, да будет это вам, русичам, ведомо,
расположены в определенном порядке, и существуют неизменные правила
возведения в них, вернее - существовали до Кантакузина. Одни он отменил,
другие упразднил, управление доверил родичам своей жены, а выскочек из
провинции причислил к синклиту. Последовательное течение дел нарушено,
нарушено почти непоправимо. Мы совершенно бессильны, наш дорогой русский
собрат! Совершенно! (И в том, как протонотарий произносил это
<совершенно>, чуялось почти сладострастное торжество.) А поборы? Фракия
разорена, провинции потеряны. Кантакузин отразил сербов? Но он содеял
нечто гораздо более страшное - навел турок на империю! Дело Палеологов,
дело мужей, воскресивших страну, отвоевавших великий город у латинян, ныне
на краю гибели!
императора в секретах патриархии. Ложь, хитрость, тайное властолюбие -
были далеко не самыми страшными из приписываемых василевсу пороков.
на пересуды и слухи, с первой же встречи почувствовал расположение к
Кантакузину.
едва прикрытого скудными поновлениями запустения, в палате, где
выщербленные мозаики были грубо заделаны раскрашенною штукатуркой, а стены
и ложа не подходили друг к другу, снисходительно пошутил о бедности
империи, обведя стол и приборы царственным мановением большой, старчески
красивой руки в узлах вен и шрамах, полученных в давних боях:
теперь!
автократора слишком уж справедливы для шутки, ибо выставлены были только
простые глиняные, точеные, медные и оловянные блюда, чары и кувшины. Не то
что золота, даже серебра не было на столе повелителя ромеев!
ценят шутку хозяина, но отметают от себя всякую мысль об истине
сказанного. А Алексий, вскинув взор, углядел в глазах василевса невнятную
иным мгновенную искру горечи.
великому мужу вонзилась в сердце Алексия и судьбы их показались
удивительно схожими: подобно тому как Кантакузин мыслит спасти империю при
ничтожном Палеологе, так и ему, Алексию, предстоит сохранить дело Калиты
при нынешнем слабом государе.
бесконечные упреки Кантакузину, Алексий с трудом сдерживал в себе желание
в громком споре защитить царя. Виделось, что все они только говорят,
говорят, говорят, а тот, один, пытается что-то содеять и оттого и потому
сугубо ненавидим прочими!
разобрались едва ли не лучше его самого и также гневали на волокиту,
пакости и бессилие ромеев.
спутникам скорее даже не трапезы ради, а ради душевного ободрения в
дружеском застолье земляков.
ради. Подступающая греческая зима русичам, навычным к морозам, казалась не
более чем приятной прохладою.
крытого черепицею навеса стук ложек, смех и громкие крики спорщиков:
четыре престола всего! Где там триста - и ступить бы некуда было! Ето
столпов триста шестьдесят!
счел!
вдумчиво въедающийся сейчас в кашу. - Василий Калика дока был по ентим
делам, с им спорить не могу!
отсюдова, издалече. Вон сейчас вступает горицкий поп Савва. Этот негромко
сказывает про русский ставец с золотом, потерянный нашими каликами на
иордани и обретенный в колодце внутри Святой Софии.
коломенский Парамша. - Экую даль штобы? Застрял бы беспременно в песке
твой ставец!
Ноздря в ответ хулителю. - Найдено, дак! И злато запечатано было в ставце,
а греки того не ведали!
маститому костромичу.
Семена Михалыча:
сказывают, и пещеры и ходы есть аж до Берендеева, по рыбе так получатца!
так-то сказать: ходы тамо, камни, песок... За естолько поприщ застряло бы
все едино!
тот ставец вынесло водой!
из Царьграда в Рим и обратно?
Царьград и обратно! - раздается густой голос Долгуши.
иконам ругались!
Московиты задвигались, завставали. Перед Алексием тотчас возникла
дымящаяся миса с варевом и хлеб, несколько ложек, на выбор, протянулись в
его сторону.
подходом, дав Алексию проглотить первые куски, продолжил:
Ромеям ентим! Уж до того доходит: тем вс°, а ентим ничего!
греки тут - только сорок! - поддержал, не подымая головы от тарели,
Дементий Давыдович.
кашей.
стола.
таково сказали да порешили: не хотим! Поди, и силы бы нашлись Галату
отбить. В едаком городе!
одинаково решительных лиц, равно уверенных в том, что, ежели какая беда
али ворог нагрянет, надея должна быть на себя самих прежде всего! А не
так, как гордые греки, ныне поклоняющие силе и потому, стойно Палеологам,
ждущие помочи от папы, от западных рыцарей, от веницейских альбо
генуэзских фрягов, от турок, сербов, татар - и только не от самих себя!
тревогой. - Совокупит папа не тех, так других и содеет новый крестовый
поход во спасение Палеологов, после которого от Цареграда останут одни
развалины, а от православной церкви и тех не будет?> Но Дементий Давыдыч,
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Березин Федор