верст пятнадцать в тую сторону, там завсегда по льду ловят, рыба ходит. Ну,
и осенью дело было, уже и озеро покрылось ледом. Мне-ка сам покойный Никанор
ето все сказывал. Ну, невод собрали у них отцы, старики, пролубы сделали и
потянули скрозь озеро, то есть под ледом пропихивать стали норилом. Ну, ты
знаешь, сам рыбак, как зимой ловят! Ну и вот, невод етот протянули, а когда
стали матицу выбирать, чуют: тяжело, ну, думают, рыба будет! И вот когда они
вытащили всю матицу, а в матице не рыба, а паренек лет восьми оказалсе, жив.
ли... Вытянули, он из невода вышел и стоит, и старики смотрят: что за чудо?
И парень жив. И стоит, плацет: "Вот, мама мне говорила, ты по улицам не
ходи, не бегай, вот теперь меня вытянули старики на лед! Что я буду теперя
делать!" Старики отскочили, сами между собой в уми рассуждают: что мы будем
с етим мальциком делать? Один старик взял тогда норило, и етим норилом
направил, и ткнул мальцика в грудь, паренька. И паренек упал, откуда
выволокли, в тот Иордан, и пошел камушком на дно, и нынце там ходит... Вот
ето старик сказывал нам, Никанор Ермолаич, тако было событие.
куды-то там идет, недоставает.
старичок.
бывальщину. - А дело было по осени...
глухо, словно издалека:
***
Она поднялась, вышла. Над озером лежал плотный белый туман. Руку протянешь -
руки не видать. Ни лодьи, ни деревьев, ничего.
поднялись и мужики.
лодью в устье Мсты. Старшой, стоя на носу, следил выплывающие из поредевшего
тумана вехи.
нашу лодью и не спихнуть будет!
вели, где, ловя ветер, подымали парус.
бесконечно раскрывающиеся ворота, то отступает, открывая поля, деревню,
окруженную скирдами сжатого хлеба, и опять кусты сбегают к самой воде.
чтобы так и шло: река, неторопливые речи мужиков, встречные деревни, то
маленькие, в два-три двора, то большие, на красе, на возвышенном месте, с
храмами, боярскими дворами, где у пристаней толпились купеческие лодьи с
товаром, а на берегу, под навесами, шла бойкая торговля. Миновали Ям и
Бронницы. Дожди, наконец, пошли. За долгий день ватажники вымокали насквозь.
Сушились в дымных избах, спали на полу, на соломе. Опрося часто просыпалась
и слушала шорохи соломы, хлопотливое шнырянье мышей, вздохи телка в закуте и
однообразный шорох дождя. Горе не таяло в ней, но как-то успокаивалось,
становилось привычнее.
мало обращал на нее внимания. Да и недосуг было, сам работал наравне с
другими и уставал до одурения. Тимофей был мужик простой, хоть иногда любил
и прихвастнуть, что у самой Марфы Ивановны Борецкой во дворе служит, но не
злой и не настырный. Попробовал, бывает, что и отломится с боярского стола
кусок, тут уж не зевай! Но зря не лез, и видя, что не клюет, оставил девку в
покое. Постепенно с него слезала городская развязность и охота прихвастнуть.
Здесь это ни на кого не действовало, раза два его даже вышучивали, впрочем,
незлобиво. Чем ближе подвигались к Кострице, тем все больше Язь думал о
доме, о тетке, мечтал о бане своей, деревенской. С работы до поту да с
ночевок в одежде, на соломе, все тело зудело у мужиков.
Березовец, родовое владение Борецкой. На рассвете дождливого субботнего дня
лодья подошла к Дмитровскому - главному селу второй Марфиной волости,
Кострицы. Накануне чуть не всю ночь пихались, старшой знал тут реку наизусть
и торопился доправить лодью до места.
холме, белая каменная церковь с зеленою черепичной маковицей и кровлями,
окруженная боярским двором, избами, ригами, сараями, амбарами и банями,
сбегающими к самой воде. С неба сеялось и сеялось на расстеленные под
осенним дождем льны.
своей будущей жизни. Подбежала мокрая собака, обнюхала всех и завиляла
хвостом. Потом показалась баба, в коротком кожухе, с подоткнутым подолом и
босая. Остановилась, любопытно разглядывая Опросинью. На вопрос старшого
быстро закивала головой.
Новгороде, был важен и деловит. Тотчас распорядился накормить прибывших и
скликать народ, чтобы разгружали лодью. Чувствовалось, что здесь - он
хозяин. Тимоха низко поклонился, подходя. Демид перевел глаза с него на
Опросю, приказал:
завтрева дня!
пеняй!
сердечно распростясь с нею и с лодейными мужиками, зашагал по знакомой
дороге на Перевожу, откуда до родного Коняева было всего четыре версты.
кое-где проглядывать небо. Тимофей, все набавляя и набавляя шаг, прошел
лесом, миновал подросшую за время его отсутствия березовую рощицу, всю в
пожухлом осеннем золоте, мимоходом подосадовав, что не успеет сходить по
грибы, поднялся на угор, спустился в низинку и уже почти бежал, когда
показалась поскотина и начались коняевские сенокосные пожни.
уж, поди, затопила! И вот - последний угор, за угором речка, за речкой, на
берегу, знакомые крыши родной деревни. Лодка-перевозка была на месте.
не очень обрадовалась Тимофею. Не унывая, он нарубил дров, наносил воды.
Тетка тогда уже поднялась, повязав голову, и затопила. Пока дотапливалась
баня, она охая, отыскала для него чистые исподники и рубаху покойного мужа,
слазала на подволоку за веником.
и выпариться. С острым удовольствием он хлестался веником, все поддавая и
поддавая на каменку, так что пар начал обжигать ему пятки.
взбодренный, снова полез париться. Устал и, лежа на полке, почувствовал
вдруг сирость, ровно Опраксея. Бахвалиться-то он бахвалится, а ни дома у
него, ни семьи. Что он кому? Одна тетка, да и та хворая, не ровен час умрет!
Тогда хоть на Двину подавайся... Тимофей принялся вновь, уже яростно,
хлестать себя по бокам. Вышел, скинув усталость, снова бодрым, бывалым,
городским. Тетке, что все жаловалась на боли в голове, подарил сбереженную
гривну, кусок бухарской крашенины, что привез для нее из города, и
лакомства: горсть изюму и кулек сорочинского пшена. Тетка смягчилась. Уже не
жалуясь, живее захлопотала по хозяйству. Пока Язь уплетал щи с кашею,
выполоскала в бане его лопотину, выжала и повесила прямь печи, просушить.
Она еще возилась, а наевшийся Тимофей отдыхал на лавке, как забежала
соседка:
засобирались:
вся деревня: трое мужиков-хозяев - деревня считалась в три двора, старики,
бабы, детвора: с лишком два десятка душ. Были тут и две бабы из Кикина,
соседней, в версте, однодворной деревни. Тимофей кивнул бабам, степенно
поздоровался с мужиками.
светлая бородка, сам среднего роста, подбористый, обходительный.
развязности, перешучивался с бабами, уважительно расспрашивал мужиков.