земля лежит за Морем. Поморские ромеи оттуда выходцы. Если от Днепра-Конца
идти на запад берегом Моря, через верст двести будет большая река Днестр,
оттуда берег Моря поворачивает на юг, и через триста верст будет
Дунай-река, больше всех рек, какие есть на свете, больше Днепра. По краю
Моря Конец Дунайский на двести верст. По берегу нет пути, болота и многие
устья. Нужно обойти на твердую землю верст на двести тоже и переправиться
через Прут-реку. От нее на полудень же будет Серет-река. От той реки еще
верст более трехсот идут на юг и тогда лишь переплывают Дунай. И по
Днестру и после живут владельцы уголичи, тиверцы, вязунтичи с речью для
россичей понятной. За Дунаем же все языки во власти ромеев. После Дуная
берег Моря поворачивает на восток. Там длинная стена каменная, ее охраняет
войско. На один день пути от стены стоит великий град Византия. Там живет
князь всех ромеев, он зовется базилевс - император романорум. Ромеи богаче
всех языков. Если на войне не могут победить, то откупятся золотом и
дорогими товарами. Войско они посылают большое: и двадцать тысяч воинов, и
сто тысяч. Служат у них воины за жалованье и за добычу. В земле ромеев
много каменных городов.
Но как передать, чтобы слобожане узрели стены, сложенные из тесаного камня
во много локтей высоты! Никто из россичей не видал иных строений, кроме
бревенчатых изб и тына, не видал иных строений, и рассказчик, но,
увлеченный невиданным, продолжает:
тенистый. Там вода бьет струей вверх и освежает дневной зной. Высокие
храмы, согласнозвучное пенье. Площади, яркие ткани и вещи, которые
неизвестно зачем сделаны. Сосуды из прозрачного, как вода, стекла. И
статуи, мужчины, женщины, каменно-твердые, а видом такие живые, что тело
богини вводит в соблазн...
снадобье.
не то желания. Он сам не знает.
поднялась над землею. И он, такой же, как въявь, летел высоко. Без
крыльев, скрестив руки, сжав ноги, он одной волей мчал себя быстрее
ястреба, который преследует голубя в невидимой громаде воздушных волн.
Невыразимо, как стена, возвышалось лазоревое чудо Теплых морей, не давая
прохода в белокаменный город. Теснилась грудь, и он видел себя будто со
стороны и боялся: упадет. И не падал. И более не страшился полета.
Морем. Пора опуститься и овладеть великим городом. Но тянет и тянет
невидимая ниточка, привязанная к оставленному телу. Он скользит вниз.
Движения замедленны, он тяжелеет. И вдруг - страшное падение с высокой
горы, беспамятство. Удар! Он слышит голоса товарищей. В открытую дверь
льется мороз. Пора вставать и браться за воинскую науку. А вечером снова:
сами, а рабами купленными да взятыми с боя землю пашут... Ремесленничают
не сами, а рабами же. В наказание своих и рабов терзают железом, огнем
жгут до смерти... Речью лживы: не один язык у ромея - десять... Почему
такие? Жадны они, несытые от века. От жадности и богаты: себя не любя, все
по золоту томятся.
полян на север от Рось-реки. После зимнего солнцеворота миновала вторая
луна. Постылая всему живому Морена-зима дотягивала последние скупые
деньки.
днями, со снежными бурями, вдруг сменявшими пасмурную хмурость дымных
туманов и серых дождей. В лесах еще лежали низенькие кучи ноздреватого
снега, грязного от опавших чешуек коры, до земли пробитого тропками
звериных следов. На распаханных полянах мертвые корни стерни и слабые
корешки озимых ничуть не держали разбухшую землю, казавшуюся
угольно-черной. Нога глубоко вязла в земле. Так и пробирались всадники -
кружась по дерновым опушкам.
порубок. Лес сводили с умной опаской: не продолжить бы степную дорогу.
Дикий, пугающий вид имели грозные валы лесных засек, непроходимые и для
человека, не только что для степного коня. Деревья валились с расчетом,
вершины ершились во все стороны - сразу не растащишь, не прорубишь.
Четверо всадников делали объезды, колесили, чтоб добраться до скрытых
мест, где в засеках находились хитрые проходы. Через лазейки можно было
пробраться, спешившись, ведя коня в поводу. Только привычка укладывать в
голове паутины кривых путей, привычка помнить мельчайшие приметы родных
мест позволяла россичам находить нужную дорогу. Чужак же, сколько ему ни
рассказывай, безнадежно бился бы, как муха в паутине, об извилистые
засеки, блуждал бы среди деревьев и вязнул в ручьях, закрытых зарослями
малинника, калины, смородины, орешника, колючей боярки.
по опушкам лесов и в самих лесах. К концу зимнего времени пилой
заострились хребты, обручами вылезли ребра. Быки, укрощенные голодом,
стали смирны, как волы. В росских стадах много турьей крови - в зимнюю
бескормицу домашняя скотина, обрастая клочьями сизой шерсти, принимает
дикий, тревожный вид. При виде всадников медлительно поворачивались
большерогие серые головы, осмысленно смотрели прекрасные глаза. Будто бы
помощь дадут новые люди...
взяли в хлева. Быки, волы, холостой молодняк пусть пробавляются сами.
Сильный телом и умом выживет, слабый да тугоумный пропадет.
пастухи сами были похожи на сильных и страшных зверей. Луки, колчаны и
мечи растопыривали плащи, копья торчали, будто длинные бивни единорогов.
При виде всадников пастухи поворачивались еще медленнее, чем коровы. Иной
лениво махнет рукой: у слободских-то кони еще ходят под верхом.
жердевой оградой стоял рубленый домишко, из сеней которого, коротко
взлаяв, как по зверю, выскочили два пса росской породы. Косматые
защитники, грозно ощетинив хребты, уставились на чужих. За псами из
темных, как жерло очага, сеней выставились руки, державшие туго
напруженный лук. Потом показался и лучник, готовый спустить тетиву. Увидев
людей, человек ослабил тетиву и ловко подхватил тяжелую стрелу. Одет он
был в узкую рубаху из выделанной кожи, шитую хазарским покроем, и в
хазарские штаны. Шагая босыми ногами по шишкам застылой земли, как по
ровному полу, хозяин подошел к ограде.
титулом. - Обознался я, будто зверь подошел. Они, - пошутил человек,
кивнув на псов, - на тебя голос дали, как на медведя. То к добру. Удача
тебе будет.
россич, илвич, канич уходил на вольную жизнь. Трещину стала давать крепкая
жизнь в крепких родах. Земель хватало. Забрав своих, выходец устраивался
на свободном угодье. В отличие от изгнанников за преступление закона
добровольно покидавшие род назывались извергами от родовичей. Извергу
приходится только на себя рассчитывать, слабому легче за род держаться. Из
сильных был и Неугода, у дома которого остановился Всеслав. Умелый
добытчик руды из болот и знатный кузнец, Неугода доводился родовичем
воеводе. Из рода он ушел весен пятнадцать тому назад, по ссоре с Горобоем.
пришлешь?
выделывать жесткое уклад-железо. Полагаясь на искусство слобожан в
стрельбе, Всеслав копил и копил стрелы. Лучшими насадками считались
изготовленные Неугодой. За работу слобода расплачивалась по условию.
Давались крупы, зерно, которое воевода отрывал из получаемых на кормление
слобожан. Взяв на побитых хазарах много мягкой рухляди, Всеслав снабдил
Неугоду одеждой.
просить заступы у воеводы. Как и родовичи, изверги посылали сыновей в
слободу. Всеслав принимал.
железа не руку - лапу медвежью и, глядя снизу, сказал:
Дерзай, князь!
поляну. Деревья обрамляли место ровной стеной, сразу обличая руку
человека. Поперечник поляны был шагов в триста. Травы здесь росли сильно,
как в местах, где не косят и не пасут скот.
Лукин Евгений
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Березин Федор