Чтение 20–й страницы книги ~Токеа и белая роза~

кругом, он будет кружить на месте, как собака, которая гоняется за своим
хвостом. Ему не хватит и ста солнц, чтобы выбраться из лугов.

- Позвольте один вопрос. Могут ли ваши слепые дети не бояться
наказания? Могут ли они рассчитывать на ваше великодушное прощение за то,
что без ведома вождя спасли чужеземца?

- Мико встретит свою дочь добрым взглядом.

- А Розу?

- Ее тоже.

- Тогда мне не остается ничего иного, как немедленно двинуться в
путь. Только бы добраться до Миссисипи. А там уже наши корабли.

- Великий Отец моего юного брата поднял томагавк войны против
янкизов? Не так ли? - неожиданно спросил мико.

- И на суше, и на море. Мы еще всыпем этим янки.

- А сколько он снарядил воинов?

- Сухопутное войско составляет около двадцати тысяч, они высадились
здесь. А на севере еще больше.

- А мой брат?

- Я служу на флоте.

Индеец снова задумался.

- Путь моего брата будет очень долог, каноэ его братьев далеко.
Великий Отец имеет много воинов, но у янкизов их еще больше. Пусть брат
мой выслушает речь старого воина, на чей голове остался снег многих,
многих зим.

Джеймс низко склонил голову.

- Мой брат должен вернуться с мико в его вигвам. Воины будут курить с
ним трубку, а девушки услаждать пением. Через два солнца придет вождь
Соленого моря. Мико тихо шепнет ему на ухо. И на каноэ нашего гостя мой
юный брат поплывет к своим.

- Вождь Соленого моря? Плыть на корабле пирата? Нет, мико, это
немыслимо. Неужели пират сам двинется навстречу своей виселице?

- Разве вождь Соленого моря воюет и с твоим народом?

- Он не воюет, он грабит и хватает все, что попадет под руку. Это
пират, его казнят при первом удобном случае.

Взгляд индейца помрачнел. Британец слегка растерялся при мысли, что,
может быть, ненароком обидел вождя.

- Мой брат прав, - сказал Токеа. - Он должен идти, но если захочет
остаться, вигвам мико открыт для него. Если Канонда станет дочерью великих
каманчей, Белая Роза будет готовить ему пищу, ему - сыну мико.

Британец растроганно пожал руку Токеа и с жаром сказал:

- Когда окони Великим Духом клянутся своему мико, что их томагавки
будут верой и правдой служить ему, они держат свое слово, иначе они просто
псы, - Джеймс невольно вплетал в свою речь индейские обороты. - Так же
твердо должно держать свое слово и сыну Великого Отца Канады. Ему надо
спешить к своим братьям, иначе они отшвырнут его, как трусливого пса, а
имя его станет презренной кличкой.

Эти слова, в которых было столько искреннего волнения, решили все.

Вождь одобрительно кивнул и, взяв британца за руку, сказал:

- Постой! Мой юный брат приблизился к владениям мико после заката
солнца, когда вождь спал. Он вошел в его вигвам, когда мико был на охоте.
И ушел, когда мико еще не вернулся. След моего брата не видели другие
бледнолицые. Не поклянется ли мой брат тем, кого окони зовут Великим
Духом, а бледнолицые - Богом, не поклянется ли он, что не выдаст врагу
тайны окони?

- Я уже поклялся в этом твоей дочери.

- Может ли он повторить свою клятву мико?

- Клянусь.

- Обещает ли он никому не говорить, что мико был с вождем Соленого
моря?

- Обещаю, - чуть поколебавшись, ответил юноша.

- Тогда кости его отцов, - сказал мико, положив руки на плечи
британца, - могут спокойно тлеть в земле. Мико расчистит от шипов тропу
моего брата и даст ему в провожатые самых быстроногих воинов. Однако брат
мой давно не ел, а путь его долог.

Он дал знак своим воинам, и самый молодой из них вывалил на траву
содержимое своей охотничьей сумки.

Мико и Джеймс уселись рядом, вождь протянул ему несколько ломтей
холодной дичины, горсть жареного маиса, а затем и калебасу весьма
недурного вина. Со всем этим было быстро покончено. Старик неожиданно
поднялся и, дружелюбно кивнув Джеймсу, удалился в лес. За ним следом
потянулись все прочие индейцы, кроме провожатого, который ждал
распоряжений британца.

Джеймс проводил взглядом терявшиеся среди деревьев фигуры и взялся за
каноэ, чтобы подтащить его к воде.

Когда достигли противоположного берега, индеец перенес каноэ на
несколько сотен метров вниз по течению и спрятал его в кустах, затем
трусцой подбежал к Джеймсу и, не останавливаясь, с таким проворством начал
прокладывать траву в высокой траве, что британец едва поспевал за ним.

От вигвама на берегу Натчеза веяло той мрачноватой и меланхолической
дремой, в коей обычно коротает свои дни индеец, когда свободен от военных
и охотничьих забот. Деревня хранила поистине гробовое молчание. Даже юные
ее обитатели, казалось, разделяли усталость недавно вернувшихся отцов.
Никому не хотелось покидать насиженного места. Но таково было лишь первое
впечатление. При более пристальном взгляде на деревню, человек, знакомый с
жизнью индейцев, не смог бы не почувствовать некоей напряженности и даже
затаенной боязни, охватившей племя, которое, по-видимому, ждало каких-то
перемен в своей судьбе.

Медленная поступь взрослых, направлявшихся к вигваму совета,
сбившиеся в кучки, оробевшие дети и женщины, притихшие подростки - все это
было предвестием чего-то значительного в жизни общины.

Из вигвама совета не доносилось ни звука - никаких признаков беседы
или спора. Как только мико вернулся, он почти беспрестанно собирал на
совет своих воинов, и вот уже два дня вся деревня не отрывала глаз от
вигвама. С дочерью мико еще не заводил никаких разговоров, он только молча
указал ей на вигвам, где ей надлежало находиться. Она не знала, что и
думать. Неужели они с сестрой на положении пленниц? А что случилось с
Ми-ли-мачем? Почему его до сих пор нет, при его-то резвости, благодаря
которой он и стал любимцем отца? Погиб в схватке с бледнолицым? Но тогда
почему не видно ни трофеев, ни скальпов, ни знаков скорби?

Роза держалась куда увереннее. Она черпала утешение в книгах, которые
методистский проповедник когда-то дал Канонде. Сейчас она читала вслух и
так усердно, что Канонде это стало надоедать.

Не успела Роза закончить отрывок о блаженстве спасенных и проклятии
язычникам, как индианка вдруг выпалила:

- Канонда очень любила доброго вождя своей школы, но терпеть не
могла, когда он читал ей книги. Канонда рада, что не приняла его веру.

- Вождь желал только добра, - ответила Роза. - Канонда должна была
послушаться его.

- Как бы не так. А если мико своим томагавком расколет Канонде
голову? Что же, ей отправляться в ад к злым бледнолицым, которые убивали
ее братьев, за что и корчатся от боли?.. Нет, никогда! - с содроганием
заключила она.

Роза покачала головой.

- Милостивый Бог возьмет ее своим ангелом. Ей будет уготовано вечное
блаженство только за то, что она спасла брата.

- Ангелом! Канонда не хочет быть белым ангелом за то, что пустила в
вигвам лазутчика. Канонда не может жить среди белых ангелов, убивавших ее
братьев и отнявших у нее землю.

- Но в вечной жизни никто никого не убивает, ни бледнолицые, ни
краснокожие. Там всех ждет вечная радость.

- Вот видишь, Канонда права, а бледнолицый вождь не прав. Великий Дух
пустил на свои охотничьи поля и тех, и других, но вместе им не видать
радости... Нет, Канонда никогда не поверит в это. Великий Дух дал янкизам
белую, а окони - красную кожу, одних поселил у Соленого моря, других у
Большой реки, разделил их высокими горами, столкнул их на тропе войны, а
теперь спасает всех разом?! И не ставит им перегородок в своих владениях?
Нет! Ни за что не поверю! Разве смогут люди забыть вражду? Бледнолицые и
краснокожие и там будут так же дружны, как здесь дикий кот с койотом.
Канонда рада, что шепот учителя не дошел до ее сердца. Лишь Великий Дух
сможет осчастливить ее. Он возьмет ее в свои земные луга, где сияет вечное
солнце и гуляют ее предки. Там ее примут как добрую дочь.

Роза отложила книгу и задумалась над словами Канонды.

Но тут они обе вздрогнули от пронзительного свиста. Они бросились к
окну, но тут же отскочили: Роза поспешно заняла свое прежнее место, а
Канонда принялась укреплять шкуры, закрывающие вход.

Свист был сигналом о приближении большой лодки, которая мощно
преодолевала течение усилиями шестерых гребцов. Помимо этих шестерых, в
лодке сидело еще двое.

Судно вошло в заливчик. На берегу рядом с каноэ лежала шлюпка, на
которой приплыл британец, - она сразу бросилась в глаза прибывшим. Один из
них бегло осмотрел ее и поделился своими соображениями с другим, тот
кивнул ему и ступил на берег.

Это был человек среднего роста, отнюдь не атлетического сложения, с
сильно загорелым лицом, впалыми щеками, покрытыми глубокими чернеющими
оспинами, и заостренным красноватым носом. Мрачный блеск глубоко
посаженных темно-серых глаз, огромные усищи и борода не добавляли ему