ми. Вода же под лодкой - зеленая, прозрачная, кажется бездонной. Гребцы
дружно работают, и от поворачивающихся в воде весел извиваются, уходят в
глубину как бы толстые змеи медянки с серебряными брюхами. Пот уже гра-
дом льет с красных лиц гребцов. Они - рыбаки, в лодке лежат их сети...
"Проходя же близ моря Галилейского, он увидел двух братьев, Симона, на-
зываемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море..." Раз-
ве не мог призвать он и этих? Они еще несколько раз налегают на весла -
и поднимают их: лодка, чуть журча, добегает до берега. Мы выходим и ог-
лядываемся. На берегу, среди колючих кустарников и розовых цветов оле-
андра, - груды белых камней, колонн: это и есть развалины знаменитой си-
нагоги Капернаумской, куда столько раз, в такие же знойные дни, входил
он, теснимый народом, искавшим коснуться его. Тишина, солнце, блеск во-
ды. Сухо, жарко, радостно. И вот он, с раскрытой головою, в белой одеж-
де, идет по берегу, мимо таких же рыбаков, как наши гребцы... Симон и
Петр, "оставив лодку и отца своего, тотчас последовали за ним"...
холмов в тех же бурых, выгоревших травах. Возле Табхи единственное живое
место этой пустыни: в озеро впадает источник, дающий о себе знать нес-
колькими эвкалиптами и посевами в долинке меж холмами. Под эвкалиптами
черный мальчик пасет десяток черных вислоухих коз с колокольчиками на
шее. Это стадо братии. А приют ее - на холме, рядом: нечто вроде ма-
ленькой крепости, два-три здания из дикого камня за высокими стенами.
Настоятель здесь старик-немец, чистота и порядок у него немецкие. Встре-
тил он нас, сожженных зноем, сдержанно, но приветливо, комнаты дал в
нижнем этаже, самые прохладные, выходящие на большую каменную террасу, в
садик по скату холма, усыпанный гравием, испещренный легкой тенью свет-
лой, сквозной зелени перечных деревьев, нежнейших мимоз и нежнейших
хвойных пород - серебристо-голубых, легких, как пух. Среди них поднима-
лись две-три пальмы, чернели молоденькие кипарисы, цвели розы, ворковали
дикие горлинки, наслаждаясь солнечным затишьем... И, оставшись один на
террасе, я взял с каменного стола лежавшее на нем Евангелие, развернутое
как раз на тех страницах, что говорят о море Галилейском. Теперь оно бы-
ло предо мною. Воздушно-зеленое, во всей тропической мягкости своей, оно
тонуло, млело в серебристом полуденном свете, теряясь на юге.
затуманенных зноем гор, сильный южный ветер! Как широко, все сгущаясь и
темнея, бежит перед ним лиловая зыбь по зеркалам у берегов, где светит
золото предгорий! Как долго, как дремотно кланяются после него кипарисы
и шелестят вайи пальм, напоминая о Египте, сохранившем его драгоценную
жизнь в младенчестве!