уже не настигнул Голокопытенка, как вдруг чья-то сильная рука ухватила
за повод его коня. Оглянулся Андрий: пред ним Тарас! Затрясся он всем
телом и вдруг стал бледен...
от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, бешеный выскакивает
из лавки и гонится за испуганным товарищем своим, готовый разорвать его
на части; и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг при-
тихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему, в один
миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою
одного только страшного отца.
в очи.
перед Тарасом.
и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.
его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или ма-
тери, или братьев - это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил.
под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву,
не сказавши ни одного слова.
мертвый прекрасен: мужественное лицо его, недавно исполненное силы и не-
победимого для жен очарованья, все еще выражало чудную красоту; черные
брови, как траурный бархат, оттеняли его побледневшие черты.
ровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал, пропал
бесславно, как подлая собака!
время Остап.
проговорил он тут же:
враги и не растаскали бы его тела хищные птицы.
и утешницы!
или пощадить в нем рыцарскую доблесть, которую храбрый должен уважать в
ком бы то ни было. Как видит, скачет к нему на коне Голокопытенко:
кий, Задорожний убит, Черевиченко убит. Но стоят козаки, не хотят уми-
рать, не увидев тебя в очи; хотят, чтобы взглянул ты на них перед смерт-
ным часом!
чтобы поглядеть еще на них и чтобы они взглянули перед смертью на своего
атамана.
всех сторон лес, и меж деревьями везде показались всадники с саблями и
копьями. "Остап!.. Остап, не поддавайся!.." - кричал Тарас, а сам, схва-
тивши саблю наголо, начал честить первых попавшихся на все боки. А на
Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочи-
ло: с одного полетела голова, другой перевернулся, отступивши; угодило
копьем в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от
пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, - вздыбился бешеный конь,
грянулся о землю и задавил под собою всадника. "Добре, сынку!.. Добре,
Остап!.. - кричал Тарас. - Вот я следом за тобою!.." А сам все отбивался
от наступавших. Рубится и бьется Тарас, сыплет гостинцы тому и другому
на голову, а сам глядит все вперед на Остапа и видит, что уже вновь
схватилось с Остапом мало не восьмеро разом. "Остап!.. Остап, не подда-
вайся!.." Но уж одолевают Остапа; уже один накинул ему на шею аркан, уже
вяжут, уже берут Остапа. "Эх, Остап, Остап!.. - кричал Тарас, пробиваясь
к нему, рубя в капусту встречных и поперечных. - Эх, Остап, Остап!.." Но
как тяжелым камнем хватило его самого в ту же минуту. Все закружилось и
перевернулось в глазах его. На миг смешанно сверкнули пред ним головы,
копья, дым, блески огня, сучья с древесными листьями, мелькнувшие ему в
самые очи. И грохнулся он, как подрубленный дуб, на землю. И туман пок-
рыл его очи.
хмельного сна, и стараясь распознать окружавшие его предметы. Страшная
слабость одолевала его члены. Едва метались пред ним стены и углы незна-
комой светлицы. Наконец заметил он, что пред ним сидел Товкач, и, каза-
лось, прислушивался но всякому его дыханию.
" Но ничего не сказал, погрозил пальцем и дал знак молчать.
стараясь припомнить бывшее.
чется знать? Разве ты не видишь, что весь изрублен? Уж две недели как мы
с тобою скачем не переводя духу и как ты в горячке и жару несешь и горо-
дишь чепуху. Вот в первый раз заснул покойно. Молчи ж, если не хочешь
нанести сам себе беду.
шее.
никакой возможности выбиться из толпы?
как нянька, выведенная из терпенья, кричит неугомонному повесе-ребенку.
- Что пользы знать тебе, как выбрался? Довольно того, что выбрался. Наш-
лись люди, которые тебя не выдали, - ну, и будет с тебя! Нам еще немало
ночей скакать вместе. Ты думаешь, что пошел за простого козака? Нет,
твою голову оценили в две тысячи червонных.
вспомнил, как Остапа схватили и связали в глазах его и что он теперь уже
в ляшских руках.
своих, бросил их далеко прочь, хотел громко что-то сказать - и вместо
того понес чепуху; жар и бред вновь овладели им, и понеслись без толку и
связи безумные речи.
счету жестокие уморительные слова и упреки. Наконец схватил он его за
ноги и руки, спеленал, как ребенка, поправил все перевязки, увернул его
в воловью кожу, увязал в лубки и, прикрепивши веревками к седлу, помчал-
ся вновь с ним в дорогу.
над твоей козацкою породою, на куски рвали бы твое тело да бросали его в
воду. Пусть же хоть и будет орел высмыкать из твоего лоба очи, да пусть
же степовой наш орел, а не ляшский, не тот, что прилетает из польской
земли. Хоть неживого, а довезу тебя до Украйны!
его, бесчувственного, в самую Запорожскую Сечь. Там принялся он лечить
его неутомимо травами и смачиваньями; нашел какую-то знающую жидовку,
которая месяц поила его разными снадобьями, и наконец Тарасу стало луч-
ше. Лекарства ли или своя железная сила взяла верх, только он через пол-
тора месяца стал на ноги; раны зажили, и только одни сабельные рубцы да-
вали знать, как глубоко когда-то был ранен старый козак. Однако же за-
метно стал он пасмурен и печален. Три тяжелые морщины насунулись на лоб
его и уже больше никогда не сходили с него. Оглянулся он теперь вокруг
себя: все новое на Сечи, все перемерли старые товарищи. Ни одного из
тех, которые стояли за правое дело, за веру и братство. И те, которые
отправились с кошевым в угон за татарами, и тех уже не было давно: все
положили головы, все сгибли - кто положив на самом бою честную голову,
кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто в плену про-
пал, не вынесши позора; и самого прежнего кошевого уже давно не было на
свете, и никого из старых товарищей; и уже давно поросла травою когда-то
кипевшая козацкая сила. Слышал он только, что был пир, сильный, шумный
пир: вся перебита вдребезги посуда; нигде не осталось вина ни капли,
расхитили гости и слуги все дорогие кубки и сосуды, - и смутный стоит
хозяин дома, думая:"Лучше б и не было того пира". Напрасно старались за-
нять и развеселить Тараса; напрасно бородатые, седые бандуристы, проходя
по два и по три, расславляли его козацкие подвиги. Сурово и равнодушно
глядел он на все, и на неподвижном лице его выступала неугасимая го-
ресть, и, тихо понурив голову, говорил он: "Сын мой! Остап мой!"
ли в Днепр, и Малая Азия видела их, с бритыми головами и длинными чуба-
ми, предававшими мечу и огню цветущие берега ее; видела чалмы своих ма-
гометанских обитателей раскиданными, подобно ее бесчисленным цветам, на
Русанов Владислав
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Мурич Виктор
Зыков Виталий
Флинт Эрик