позволено, бабушка, - ну вот я поставил.
крупера, сидевшего тут же подле нее слева и приготовившегося вертеть, -
combien zero? douze? douze?39
единичная ставка не должна превышать разом четырех тысяч флоринов, по
уставу, - прибавил он в пояснение.
тринадцать. Проиграли!
--------
и, пожимая плечами, поставил еще двенадцать фридрихсдоров. Колесо вертелось
долго. Бабушка просто дрожала, следя за колесом. "Да неужто она и в самом
деле думает опять zero выиграть?" - подумал я, смотря на нее с удивлением.
Решительное убеждение в выигрыше сияло на лице ее, непременное ожидание,
что вот-вот сейчас крикнут: zero! Шарик вскочил в клетку.
руки-ноги дрожали, в голову ударило. Конечно, это был редкий случай, что на
каких-нибудь десяти ударах три раза выскочил zero; но особенно
удивительного тут не было ничего. Я сам был свидетелем, как третьего дня
вышло три zero сряду и при этом один из игроков, ревностно отмечавший на
бумажке удары, громко заметил, что не далее, как вчера, этот же самый zero
упал в целые сутки один раз.
внимательно и почтительно рассчитались. Ей приходилось получить ровно
четыреста двадцать фридрихсдоров, то есть четыре тысячи флоринов и двадцать
фридрихсдоров. Двадцать фридрихсдоров ей выдали золотом, а четыре тысячи -
банковыми билетами.
даже не толкалась и не дрожала снаружи. Она, если можно так выразиться,
дрожала изнутри. Вся на чем-то сосредоточилась, так и прицелилась:
флоринов поставить? На, бери, ставь эти все четыре на красную, - решила
бабушка.
командовала бабушка.
а билеты спрячь.
наши стеснились тотчас же кругом нее с поздравлениями. Как ни эксцентрично
было поведение бабушки, но ее триумф покрывал многое, и генерал уже не
боялся скомпрометировать себя в публике родственными отношениями с такой
странной женщиной. С снисходительною и фамильярно-веселою улыбкою, как бы
теша ребенка, поздравил он бабушку. Впрочем, он был видимо поражен, равно
как и все зрители. Кругом говорили и указывали на бабушку. Многие проходили
мимо нее, чтобы ближе ее рассмотреть. Мистер Астлей толковал о ней в
стороне с двумя своими знакомыми англичанами. Несколько величавых
зрительниц, дам, с величавым недоумением рассматривали ее как какое-то
чудо. Де-Грие так и рассыпался в поздравлениях и улыбках.
mademoiselle Blanche.
--------
двенадцать, а золото-то? С золотом почти что тринадцать выйдет. Это сколько
по-нашему? Тысяч шесть, что ли, будет?
и до восьми дойдет.
делаете! Потапыч, Марфа, видели?
извиваясь, Марфа.
бросились целовать ручки.
Иванович. Что это лакей кланяется, и другой тоже? Поздравляют? Дай им тоже
по фридрихсдору.
princes russes sont si genereux44, - увивалась около кресел одна личность в
истасканном сюртуке, пестром жилете, в усах, держа картуз на отлете и с
подобострастною улыбкой...
--------
русские князья так щедры... (франц.).
ними не будет. Подымите, везите! Прасковья, - обратилась она к Полине
Александровне, - я тебе завтра на платье куплю, и той куплю mademoiselle...
как ее, mademoiselle Blanche, что ли, ей тоже на платье куплю. Переведи ей,
Прасковья!
в насмешливую улыбку, которою обменялась с Де-Грие и генералом. Генерал
отчасти конфузился и ужасно был рад, когда мы добрались до аллеи.
вспоминая о знакомой генеральской нянюшке. - И ей нужно на платье подарить.
Эй, Алексей Иванович, Алексей Иванович, подай этому нищему!
на нас.
молча взял гульден. От него пахло вином.