сон не снись про белого быка!" А он тут как тут, проклятый, стоит передо
мной, большой, с рогами, тупогубый такой, у-у-у!
про белого быка. Конечно, никто не верил, что Фома Фомич может забыть о
таком важном обстоятельстве. Все со страхом полагали, что он приберегает
белого быка про запас и обнаружит его при первом удобном случае. Впос-
ледствии оказалось, что Фоме Фомичу в это время было не до белого быка:
у него случились другие дела, другие заботы; другие замыслы созревали в
полезной и многодумной его голове. Вот почему он и дал спокойно вздох-
нуть Фалалею. Вместе с Фалалеем и все отдохнули. Парень повеселел, даже
стал забывать о прошедшем; даже белый бык начал появляться реже и реже,
хотя все еще напоминал иногда о своем фантастическом существовании. Сло-
вом, все бы пошло хорошо, если б не было на свете комаринского.
способность, даже нечто вроде призвания; он плясал с энергией, с неисто-
щимой веселостью, но особенно любит он комаринского мужика. Не то чтоб
ему уж так очень нравились легкомысленные и во всяком случае необъясни-
мые поступки этого ветреного мужика - нет, ему нравилось плясать кома-
ринского единственно потому, что слушать комаринского и не плясать под
эту музыку было для него решительно невозможно. Иногда, по вечерам,
два-три лакея, кучера, садовник, игравший на скрипке, и даже несколько
дворовых дам собирались в кружок, где-нибудь на самой задней площадке
барской усадьбы, подальше от Фомы Фомича; начинались музыка, танцы и под
конец торжественно вступал в свои права и комаринский. Оркестр составля-
ли две балалайки, гитара, скрипка и бубен, с которым отлично управлялся
форейтор Митюшка. Надо было посмотреть, что делалось тогда с Фалалеем:
он плясал до забвенья самого себя, до истощения последних сил, поощряе-
мый криками и смехом публики; он взвизгивал, кричал, хохотал, хлопал в
ладоши; он плясал, как будто увлекаемый постороннею, непостижимою силою,
с которой не мог совладать и упрямо силился догнать все более и более
учащаемый темп удалого мотива, выбивая по земле каблуками. Это были ми-
нуты истинного его наслаждения; и все бы это шло хорошо и весело, если б
слух о комаринском не достиг наконец Фомы Фомича.
совершенно ли вы поклялись погубить этого несчастного идиота или не со-
вершенно? В первом случае я тотчас же отстраняюсь; если же не совершен-
но, то я ...
и даже, в некотором смысле, отец! Да имеете ли вы после этого здравое
понятие о том, что такое комаринский? Знаете ли вы, что эта песня изоб-
ражает одного отвратительного мужика, покусившегося на самый безн-
равственный поступок в пьяном виде? Знаете ли, на что посягнул этот
развратный холоп? Он попрал самые драгоценные узы и, так сказать, при-
топтал их своими мужичьими сапожищами, привыкшими попирать только пол
кабака! Да понимаете ли, что вы оскорбили меня благороднейшие чувства
мои своим ответом? Понимаете ли, что вы лично оскорбили меня своим отве-
том? Понимаете ли вы это иль нет?
эту песню - вы, член благородного общества, отец благонравных и невинных
детей и, вдобавок, полковник! Только песня! Но я уверен, что эта песня
взята с истинного события! Только песня! Но какой же порядочный человек
может, не сгорев от стыда, признаться, что знает эту песню, что слышал
хоть когда-нибудь эту песню? какой, какой?
тоте души сконфуженный дядя.
срываясь со стула и захлебываясь от злости. Он никак не ожидал такого
оглушительного ответа.
был с глаз блюстителя нравственности за неприличие и ненаходчивость сво-
его ответа. Но с тех пор Фома Фомич дал себе клятву: поймать на месте
преступления Фалалея, танцующего комаринского. По вечерам, когда все по-
лагали, что он чем-нибудь занят, он нарочно выходил потихоньку в сад,
обходил огороды и забивался в коноплю, откуда издали видна была площад-
ка, на которой происходили танцы. Он сторожил бедного Фалалея, как охот-
ник птичку, с наслаждением представляя себе, какой трезвон задаст он в
случае успеха всему дому и в особенности полковнику. Наконец неусыпные
труды его увенчались успехом: он застал комаринского! Понятно после это-
го, отчего дядя рвал на себе волосы, когда увидел плачущего Фалалея и
услышал, что Видоплясов возвестил Фому Фомича, так неожиданно и в такую
хлопотливую минуту представшего перед нами своею собственною особою.
справедливо назвал его плюгавеньким человечком. Фома был мал ростом, бе-
лобрысый и с проседью, с горбатым носом и с мелкими морщинками по всему
лицу. На подбородке его была большая бородавка. Лет ему было под пятьде-
сят. Он вошел тихо, мерными шагами, опустив глаза вниз. Но самая на-
хальная самоуверенность изображалась в его лице и во всей его педантской
фигурке. К удивлению моему, он явился в шлафроке, правда, иностранного
покроя, но все-таки шлафроке и, вдобавок, в туфлях. Воротничок его ру-
башки, не подвязанный галстухом, был отложен a l'enfant; это придавало
Фоме Фомичу чрезвычайно глупый вид. Он подошел к незанятому креслу,
придвинул его к столу и сел, не сказав никому ни слова. Мгновенно исчез-
ли вся суматоха, все волнение, бывшие за минуту назад. Все притихло так,
что можно было расслышать пролетевшую муху. Генеральша присмирела, как
агнец. Все подобострастие этой бедной идиотки перед Фомой Фомичом высту-
пило теперь наружу. Она не нагляделась на свое не'щечко, впилась в него
глазами. Девица Перепелицына, осклабляясь, потирала свои ручки, а бедная
Прасковья Ильинична заметно дрожала от страха. Дядя немедленно захлопо-
тал.
любит чай послаще. Ведь тебе послаще, Фома?
с озабоченным видом махнув рукой. - Вам бы все, что послаще!
чрезвычайно заинтересовали меня. Мне любопытно было узнать, до чего, до
какого забвения приличий дойдет наконец наглость этого зазнавшегося гос-
подинчика.
рыч! сейчас приехал.
меня, полковник, - проговорил он после значительного молчания, не обра-
тив на меня ни малейшего внимания. - Вам о деле говорят, а вы - бог зна-
ет о чем... трактуете... Видели вы Фалалея?
любоваться на ваше произведение... в нравственном смысле. Поди сюда,
идиот! поди сюда, голландская ты рожа! Ну же, иди, иди! Не бойся!
смотрел на него с наслаждением.
тил он, развалясь в кресле и слегка поворотясь к сидевшему рядом Обнос-
кину, - да и вообще, знаете, не нахожу нужным смягчать свои выражения ни
в каком случае. Правда должна быть правдой. А чем ни прикрывайте грязь,
она все-таки останется грязью. Что ж и трудиться, смягчать? себя и людей
обманывать! Только в глупой светской башке могла зародиться потребность
таких бессмысленных приличий. Скажите - беру вас судьей, - находите вы в
этой роже прекрасное? Я разумею высокое, прекрасное, возвышенное, а не
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Пехов Алексей