вскричал я грустно. - Неужели ж ты до того горда, что не хочешь сделать
первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая сделать. Может быть, отец
только того и ждет, чтоб простить тебя... Он отец; он обижен тобою! Уважь
его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это сделать.
Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
этом дни и ночи думала и думаю. После того как я их покинула, может быть,
не было дня, чтоб я об этом не думала. Да и сколько раз мы с тобой же об
этом говорили! Ведь ты знаешь сам, что это невозможно!
против себя. Безвозвратного не воротишь, и знаешь, чего именно тут воротить
нельзя? Не воротишь этих детских, счастливых дней, которые я прожила вместе
с ними. Если б отец и простил, то все-таки он бы не узнал меня теперь. Он
любил еще девочку, большого ребенка. Он любовался моим детским
простодушием; лаская, он еще гладил меня по голове, так же как когда я была
еще семилетней девочкой и, сидя у него на коленях, пела ему мои детские
песенки. С первого детства моего до самого последнего дня он приходил к
моей кровати и крестил меня на ночь. За месяц до нашего несчастья он купил
мне серьги, тихонько от меня (а я все узнала), и радовался как ребенок,
воображая, как я буду рада подарку, и ужасно рассердился на всех и на меня
первую, когда узнал от меня же, что мне давно уже известно о покупке серег.
За три дня до моего ухода он приметил, что я грустна, тотчас же и сам
загрустил до болезни, и - как ты думаешь?- чтоб развеселить меня, он
придумал взять билет в театр!.. Ей-богу, он хотел этим излечить меня!
Повторяю тебе, он знал и любил девочку и не хотел и думать о том, что я
когда-нибудь тоже стану женщиной... Ему это и в голову не приходило. Теперь
же, если б я воротилась домой, он бы меня и не узнал. Если он и простит, то
кого же встретит теперь? Я уж не та, уж не ребенок, я много прожила. Если я
и угожу ему, он все-таки будет вздыхать о прошедшем счастье, тосковать, что
я совсем не та, как прежде, когда еще он любил меня ребенком; а старое
всегда лучше кажется! С мучениями вспоминается! О, как хорошо прошедшее,
Ваня! - вскричала она, сама увлекаясь и прерывая себя этим восклицанием, с
болью вырвавшимся из ее сердца.
надо теперь узнать и полюбить тебя вновь. А главное: узнать. Что ж? Он и
полюбит тебя. Неужели ж ты думаешь, что он не в состоянии узнать и понять
тебя, он, он, такое сердце!
не про то говорила. Видишь, что еще: отеческая любовь тоже ревнива. Ему
обидно, что без него все это началось и разрешилось с Алешей, а он не знал,
проглядел. Он знает, что и не предчувствовал этого, и несчастные
последствия нашей любви, мой побег, приписывает именно моей "неблагодарной"
скрытности. Я не пришла к нему с самого начала, я не каялась потом перед
ним в каждом движении моего сердца, с самого начала моей любви; напротив, я
затаила все в себе, я пряталась от него, и, уверяю тебя, Ваня, втайне ему
это обиднее, оскорбительнее, чем самые последствия любви, - то, что я ушла
от них и вся отдалась моему любовнику. Положим, он встретил бы меня теперь
как отец, горячо и ласково, но семя вражды останется. На второй, на третий
день начнутся огорчения, недоумения, попреки. К тому же он не простит без
условий. Я, положим, скажу, и скажу правду, из глубины сердца, что понимаю,
как его оскорбила, до какой степени перед ним виновата. И хоть мне и больно
будет, если он не захочет понять, чего мне самой стоило все это счастье с
Алешей, какие я сама страдания перенесла, то я подавлю свою боль, все
перенесу, - но ему и этого будет мало. Он потребует от меня невозможного
вознаграждения: он потребует, чтоб я прокляла мое прошедшее, прокляла Алешу
и раскаялась в моей любви к нему. Он захочет невозможного - воротить
прошедшее и вычеркнуть из нашей жизни последние полгода. Но я не прокляну
никого, я не могу раскаяться... Уж так оно пришлось, так случилось... Нет,
Ваня, теперь нельзя. Время еще не пришло.
купить его какими-нибудь новыми муками. Страданием все очищается... Ох,
Ваня, сколько в жизни боли!
она, ошибаясь и улыбнувшись своей ошибке.
прежде не было такой.
улыбаешься, точно в то же время у тебя как-нибудь сильно заболит на сердце.
Вот ты похудела, Наташа, а волосы твои стали как будто гуще... Что это у
тебя за платье? Это еще у них было сделано?
- Ну, а ты, что ты теперь делаешь? Как твои-то дела?
выдохлось. Сплеча-то и можно бы написать, пожалуй, и занимательно бы вышло;
да хорошую идею жаль портить. Эта из любимых. А к сроку непременно надо в
журнал. Я даже думаю бросить роман и придумать повесть поскорее, так,
что-нибудь легонькое и грациозное и отнюдь без мрачного направления... Это
уж отнюдь... Все должны веселиться и радоваться!..
нервы расстроены, такие все мечты. Когда ты мне рассказывал про наем этой
квартиры, я все это в тебе заметила. Что, квартира сыра, нехороша?
потом расскажу.
проговорила она наконец, смотря на меня таким взглядом, которым не ждала
ответа.
что накопилось теперь и что я скрывала от тебя до сих пор. - Она всегда так
начинала со мной, поверяя мне свои тайные намерения, и всегда почти
выходило, что все эти тайны я знал от нее же.
вместе нельзя; ваша связь какая-то странная; между вами нет ничего общего.
Но... достанет ли сил у тебя?
люблю его бесконечно, а между тем выходит, что я ему первый враг; я гублю
его будущность. Надо освободить его. Жениться он на мне не может; он не в
силах пойти против отца. Я тоже не хочу его связывать. И потому я даже
рада, что он влюбился в невесту, которую ему сватают. Ему легче будет
расстаться со мной. Я это должна! Это долг... Если я люблю его, то должна
всем для него пожертвовать, должна доказать ему любовь мою, это долг! Не
правда ли?
сейчас. Но я должна приискать средство, чтоб ему было легко оставить меня
без угрызений совести. Вот что меня мучит, Ваня; помоги. Не присоветуешь ли
чего-нибудь?
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Березин Федор
Березин Федор
Посняков Андрей
Перумов Ник