ранный - втрое большего диаметра.
отверстием к каменной решетке, у двенадцатигранного кожуха откинул сфе-
рическую крышку. Внутри кожуха стояло на ребре бронзовое кольцо с две-
надцатью фарфоровыми чашечками.
мидками, - она не выдержит и часа работы. Аппарат нужно строить из чрез-
вычайно стойких материалов, в десять раз солиднее. Но он вышел бы слиш-
ком тяжелым, а мне приходится все время передвигаться. (Он вложил в ча-
шечки кольца двенадцать пирамидок.) Снаружи вы ничего не увидите и не
поймете. Вот чертеж, продольный разрез аппарата. - Он наклонился над Зо-
иным креслом (вдохнул запах ее волос), развернул чертежик размером в по-
ловину листа писчей бумаги. - Вы хотели, Зоя, чтобы я также рискнул всем
в нашей игре... Смотрите сюда... Это основная схема...
было построено. Весь секрет в гиперболическом зеркале (А), напоминающем
формой зеркало обыкновенного прожектора, и в кусочке шамонита (В), сде-
ланном также в виде гиперболической сферы. Закон гиперболических зеркал
таков...
сходятся все в одной точке, в фокусе гиперболы. Это известно. Теперь вот
что неизвестно: я помещаю в фокусе гиперболического зеркала вторую ги-
перболу (очерченную, так сказать, навыворот) - гиперболоид вращения, вы-
точенный из тугоплавкого, идеально полирующегося минерала - шамонита
(В), - залежи его на севере России неисчерпаемы. Что же получается с лу-
чами?
лоида (В) и отражаются от него математически параллельно, - иными слова-
ми, гиперболоид (В) концентрирует все лучи в один луч, или в "лучевой
шнур" любой толщины. Переставляя микрометрическим винтом гиперболоид
(В), я по желанию увеличиваю или уменьшаю толщину "лучевого шнура". По-
теря его энергии при прохождении через воздух ничтожна. При этом я могу
довести его (практически) до толщины иглы.
ватила колено.
стеариновых свечей. Путем установки гиперболоида (В) я доводил "лучевой
шнур" до толщины вязальной спицы и легко разрезывал им дюймовую доску.
Тогда же я понял, что вся задача - в нахождении компактных и чрезвычайно
могучих источников лучевой энергии. За три года работы, стоившей жизни
двоим моим помощникам, была создана вот эта угольная пирамидка. Энергия
пирамидок настолько уже велика, что, помещенные в аппарат, - как вы ви-
дите, - и зажженные (горят около пяти минут), они дают "лучевой шнур",
способный в несколько секунд разрезать железнодорожный мост... Вы предс-
тавляете, какие открываются возможности? В природе не существует ничего,
что бы могло сопротивляться силе "лучевого шнура"... Здания, крепости,
дредноуты, воздушные корабли, скалы, горы, кора земли - все пронижет,
разрушит, разрежет мой луч...
шал и скрипел гравий, замирая работали моторы. Он прыгнул к окну и прос-
кользнул за портьеру. Зоя глядела, как за пыльным малиновым бархатом не-
подвижно стояло очертание Гарина, затем оно содрогнулось. Он выскользнул
из-за портьеры.
Кажется - автомобиль Роллинга. В гостинице только мы и привратница. (Он
живо вынул из ночного столика револьвер и сунул в карман пиджака.) Ме-
ня-то уж, во всяком случае, не выпустят живым... - Он весело вдруг поче-
сал сбоку носа. - Ну, Зоя, решайте: да или нет? Другой такой минуты не
выберешь.
дулом к двери. Хлопнул себя по карману. Лицо его внезапно осунулось.
вправду в кармане не оказалось спичек, - от них зависела жизнь. Он гля-
дел на Зою, как животное, ожидая смерти. Она, будто во сне, сняла с
кресла сумочку, вынула коробку восковых спичек. Протянула медленно, с
трудом. Беря, он ощутил пальцами ее ледяную узкую руку.
рин громко спросил по-французски:
угол комнаты, силой посадил на ковер. Сейчас же вернулся к аппарату,
крикнул:
черту, через минуту ни один из вас не останется в живых...
навалились, завертелась фарфоровая ручка, посыпались с косяков куски
штукатурки. Зоя не сводила глаз с лица Гарина. Он был бледен, движения
быстры и уверенны. Присев на корточки, он прикручивал в аппарате микро-
метрический винт. Вынул несколько спичек и положил на стол рядом с ко-
робкой. Взял револьвер и выпрямился, ожидая. Дверь затрещала. Вдруг от
удара посыпалось оконное стекло, колыхнулась портьера. Гарин сейчас же
выстрелил в окно. Присел, чиркнул спичкой, сунул ее в аппарат и захлоп-
нул сферическую крышку.
атака одновременно на дверь и на окно. В дверь стали бить чем-то тяже-
лым, от филенок полетели щепы. Портьера на окне завилась и упала вместе
с карнизом.
Нос, держа во рту нож-наваху. Дверь еще держалась. Гарин, белый как бу-
мага, прикручивал микрометрический винт, в левой руке его плясал ре-
вольвер. В аппарате билось, гудело пламя. Кружочек света на стене (про-
тив дула аппарата) уменьшался, - задымились обои. Гастон, косясь на ре-
вольвер, двигался вдоль стены, весь подбирался перед прыжком. Нож он
держал уже в руке, по-испански - лезвием к себе. Кружочек света стал ос-
лепительной точкой. В разбитые филенки двери лезли усатые морды... Гарин
схватил обеими руками аппарат и дулом направил его на Утиного Носа...
заглотнуть воздух... Дымная полоса прошла поперек его груди, руки подня-
лись было и упали. Он опрокинулся на ковер. Голова его вместе с плечами,
точно кусок хлеба, отвалилась от нижней части туловища.
вод, - лампочка под потолком погасла. Ослепительный, тонкий, прямой, как
игла, луч из дула аппарата чиркнул поверх двери, - посыпались осколки
дерева. Скользнул ниже. Раздался короткий вопль, будто раздавили кошку.
В темноте Кто-то шарахнулся. Мягко упало тело. Луч танцевал на высоте
двух футов от пола. Послышался запах горящего мяса. И вдруг стало тихо,
только гудело пламя в аппарате.
по-ночному - сонно. Из темноты, снизу, где неподвижно стояли машины,
крикнули по-русски.
я, Шельга. Помните наш уговор? У меня автомобиль Роллинга. Надо бежать.
Спасайте аппарат. Я жду...
у себя, на четвертом этаже, на открытом небольшом балконе. Партнером был
Генрих Вольф, его любимый ученик. Они курили, уставясь в шахматную дос-
ку. Вечерняя заря давно погасла в конце длинной улицы. Черный воздух был
душен. Не шевелился плющ, обвивавший выступы веранды. Внизу, под звезда-
ми, лежала пустынная асфальтовая площадь.
желтоватыми ногтями, но не дотронулся до фигуры. Вынул изо рта окурок
сигары.
резко очерченным подбородком, коротким прямым носом выражало покой могу-
чей машины. У профессора было больше темперамента (старое поколение), -
стального цвета борода растрепалась, на морщинистом лбу лежали красные
пятна.
колько чахлых зелененьких существ кружились у лампочки, сидели на све-
жепроглаженной скатерти, топорща усики, глядя точечками глаз и, должно
быть, не понимая, что имеют честь присутствовать при том, как два бога
тешатся игрою небожителей. В комнате часы пробили десять.
Читать и вязать она уже не могла при искусственном свете. Вдали, где в
черной ночи горели окна высокого дома, угадывались огромные пространства
каменного Берлина. Если бы не сын за шахматной доской, не тихий свет