родственное участие... А потому я надеюсь, вы не найдете моего вопроса
нескромным: скажите, ваше сердце до сих пор совершенно спокойно?
остановилась.
мне известна.
выбора вы сделать не могли. Он человек прекрасный; он сумеет оценить
вас; он не измят жизнью - он прост и ясен душою... он составит ваше
счастие.
ж? разве это неправда?
за каждым вашим движением; да и, наконец, разве можно скрыть любовь? И
вы сами разве не благосклонны к нему? Сколько я мог заметить, и матушке
вашей он также нравится... Ваш выбор...
к близ стоявшему кусту, - мне, право, так неловко говорить об этом; но я
вас уверяю ... вы ошибаетесь.
недавно; но я уже хорошо вас знаю. Что же значит перемена, которую я ви-
жу в вас, вижу ясно? Разве вы такая, какою я застал вас шесть недель то-
му назад?.. Нет, Наталья Алексеевна, сердце ваше не спокойно.
етесь.
шагами направилась к дому.
бе.
кончиться: он слишком важен и для меня... Как мне понять вас?
вала у него руку и пошла не оглядываясь.
те же, я обманывать вас не хочу. Я говорил о себе, о своем прошедшем - и
о вас.
о каком чувстве, о каком новом чувстве я говорил тогда... До нынешнего
дня я никогда бы не решился...
и не заметила Волынцева, мимо которого пробежала. Он стоял неподвижно,
прислонясь спиною к дереву. Четверть часа тому назад он приехал к Дарье
Михайловне и застал ее в гостиной, сказал слова два, незаметно удалился
и отправился отыскивать Наталью. Руководимый чутьем, свойственным влюб-
ленным людям, он пошел прямо в сад и наткнулся на нее и на Рудина в то
самое мгновение, когда она вырвала у него руку. У Волынцева потемнело в
глазах. Проводив Наталью взором, он отделился от дерева и шагнул раза
два, сам не зная, куда и зачем. Рудин увидел его, поравнявшись с ним.
Оба посмотрели друг другу в глаза, поклонились и разошлись молча.
сердце залег свинец, и кровь по временам поднималась злобно. Дождик стал
опять накрапывать. Рудин вернулся к себе в комнату. И он не был спокоен:
вихрем кружились в нем мысли. Доверчивое, неожиданное прикосновение мо-
лодой, честной души смутит хоть кого.
лась на стуле и не поднимала глаз. Волынцев сидел, по обыкновению, возле
нее и время от времени принужденно заговаривал с нею. Случилось так, что
Пигасов в тот день обедал у Дарьи Михайловны. Он больше всех говорил за
столом. Между прочим он начал доказывать, что людей, как собак, можно
разделить на куцых и длиннохвостых. "Куцыми бывают люди, - говорил он, -
и от рождения и по собственной вине. Куцым плохо: им ничего не удается -
они не имеют самоуверенности. Но человек, у которого длинный пушистый
хвост, - счастливец. Он может быть и плоше и слабее куцего, да уверен в
себе; распустит хвост - все любуются. И ведь вот что достойно удивления:
ведь хвост- совершенно бесполезная часть тела, согласитесь; на что может
пригодиться хвост? а все судят о ваших достоинствах по хвосту".
саднее всего, - я сам отрубил себе хвост.
чем, уже давно до вас сказал Ларошфуко: будь уверен в себе, другие в те-
бя поверят. К чему тут было примешивать хвост, я не понимаю.
релись, - позвольте каждому выражаться, как ему вздумается. Толкуют о
деспотизме ... По-моему, нет хуже деспотизма так называемых умных людей.
Черт бы их побрал!
него, но не выдержал его взора, отворотился, улыбнулся и рта не разинул.
страха. Дарья Михайловна долго, с недоумением, посмотрела на Волынцева
и, наконец, первая заговорила: начала рассказывать о какой-то необыкно-
венной собаке ее друга, министра NN...
терпел и сказал ей:
быть не сможете!..
Рудин подошел к ней и, нагнувшись над столом, как будто разбирая газеты,
шепнул:
дине... хотя минуту. - Он обратился к m-lle Boncourt. - Вот, - сказал он
ей, - тот фельетон, который вы искали, - и, снова наклонясь к Наталье,
прибавил шепотом: - постарайтесь быть около десяти часов возле террасы,
в сиреневой беседке: я буду ждать вас...
Березин Федор
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия
Эриксон Стивен
Шилова Юлия